Спасти президента - Лев Гурский

На секунду я зажмурился, прогоняя тягостное воспоминание, и для профилактики постучал по деревянной крышке стола. Под руку попалась заодно кнопка вызова секретарши.

— Звали, Аркадий Николаевич? — тут же возникла в дверях предупредительная Аглая. Очки в тонкой японской оправе прекрасно гармонировали с пышной прической, белый жакет облегал безупречный бюст. Этакая застенчивая девочка-гимназистка лет тридцати.

Секретарша досталась мне в наследство от шефа, вместе с кабинетом девять на двенадцать, широким двухтумбовым столом и портретом Президента, висящим на стене. Кажется, неформальные отношения с Аглаей мне тоже полагались по должности. Секретарша давно меня возбуждала, но я все еще остерегался с нею переспать. Я пока не решил, к добру это будет или к худу. В пользу того, чтобы переспать, говорила профессиональная биография Александра Яковлевича, который ухитрился высидеть в этом кресле почти десятилетие. Эта преемственность мне нравилась. Против того, чтобы переспать, была все та же карьера моего экс-начальника — вернее, ее внезапный закат. А вдруг секретарша его и сглазила? Просто ведь так, без причины, никому не попадутся по дороге и ведра, и поливалка, и поп. В мире все взаимосвязано: утром встал не с той ноги — вечером сложишь голову...

— Нет-нет, — проговорил я вслух. — Не будем торопиться.

— Простите, что? — вскинув тонкие брови, переспросила Аглая. Она идеально подходила на роль переходящего красного знамени. И все-таки воздержимся пока принимать эстафету.

— Ах, да! — сказал я. — Смените цветы в вазе, эти уже засохли.

— Сию минуту, Аркадий Николаевич. — Секретарша подхватила вазу с еще вполне годным веником и удалилась. Сзади она смотрелась так же привлекательно, как и спереди. У экс-начальника был хороший вкус. Из всех моих теперешних женщин конкуренцию Аглае могли бы составить только Вика, Наталья и Алла Евгеньевна. Катюша и Верочка уже не выдерживали сравнения — фигуры подкачали. А с Ольгой мне и навовсе пришлось расстаться: у нее была отменная грудь, зато плохой гороскоп. Водолея я бы еще как-нибудь стерпел, но она оказалась злостными Весами. Невидимый Ольгин недостаток перевесил более чем ощутимые ее достоинства. Что поделать, приходится чем-то жертвовать. Можете считать меня идеалистом.

Пять минут спустя Аглая вернулась в кабинет и поставила мне на стол вазу, полную свежих гладиолусов. Особняком в букете торчала крупная белая ромашка. Секретарша точно знала мои требования к икебане.

— Что-нибудь еще, Аркадий Николаевич? — осведомилась она, глядя на меня. Я не исключал, что вышколенная Аглая готова хоть сейчас пойти навстречу новому начальству, и притом очень далеко. Да только я пока не готов. Левая моя рука соскользнула на подлокотник кресла, куда я в первый же день приколотил маленькую серебряную подковку.

— Нет, спасибо, — поблагодарил я и незаметно коснулся подковки. Холодный металл успокаивал. — Впрочем, конечно да! — Я вовремя сообразил, что мой зам Юра Шустов что-то запаздывает с отчетом.

Секретарша, уже сделавшая шаг к дверям, совершила поворот вокруг своей оси. Я вновь получил возможность оценить ее неоспоримые достоинства. Чур меня, чур!

— Поторопите Шустова, — распорядился я, поглаживая пальцем спасительное серебро. — И пусть захватит репортажную сетку на ближайшие шесть часов. Что уже подписано к эфиру, что еще монтируется. Кто из корреспондентов где будет, поминутно.

— Предвыборные блоки? — Умница Аглая поняла меня с полуслова.

— Их в первую очередь, — кивнул я.

Как только секретарша скрылась за дверью, я выдернул из букета ромашку и начал сосредоточенно обрывать лепестки. По очереди, один за другим. Выйдя из возраста, когда играют в «любит — не любит», я вступил в пору начальственной зрелости, когда пристало гадать на «выгонят — не выгонят». В прошлом месяце исход гадания был неблагоприятным три ромашки подряд. Из-за этого пришлось два дня носить кроличью лапку в верхнем кармане пиджака и даже переложить ее в смокинг, отправляясь на прием в Кремль. Лапка очень некстати выпала из кармана во время беседы с Главой администрации, но тот, по-моему, принял ее за сложенный носовой платок... И все обошлось.

Последний лепесток, к моему удовольствию, совпал с «не выгонят». Я бережно положил его в боковое отделение бумажника, рядом с визитками и двумя стодолларовыми купюрами. Остальные лепестки и стебель смахнул в ящик стола. Затем из жилетного карманчика мной был извлечен пластмассовый игральный кубик. Надо выяснить, что же кроется за опозданием Юры Шустова: досадная производственная мелочь или серьезная проблема. Выпавшая грань с единицей означала бы первое, с шестеркой — второе и худшее. Я примерился и подбросил кубик над полированной поверхностью стола, надеясь на одно или два очка... Четыре! Хорошее мое настроение резко пошло на убыль. Где они там напортачили, хотел бы я знать.

— Разрешите войти? — Мой заместитель наконец-то возник в дверях. Шустов страдал хроническим насморком, был сутул, конопат и близорук. Из-за своей близорукости он часто надевал свитера и фуфайки наизнанку, спотыкался на ровном месте, не замечал на пути черных кошек. К тому же он был Козерогом, рожденным в год Свиньи и в час Быка. Готовый громоотвод для чужих неприятностей. Девяносто процентов из ста, что такой зам тебя не подсидит.

— Разрешаю, — нетерпеливо проговорил я. — Докладывайте, что у нас с кандидатами... — Четыре очка на пластмассовой грани кубика не давали мне покоя.

— Все идет по графику, — доложил конопатый Шустов. — Команда Журавлева уже поехала в Кремль, обещано пять минут протокольной съемки встречи Президента с украинским премьером. Рокотов заранее набросал подтекстовку: мир, стабильность, цивилизованный раздел имущества, добрые пожелания от их стола — нашему столу. Две фразы о том, что не все в России хотят стабильности. Это на фоне кадров из Госдумы... И сразу, встык — оплаченный ролик «Сделай правильный выбор».

— Так, ясно, — сказал я, поглаживая подковку. — Дальше. Наш Генерал уже в Москве? Бьет копытом?

— Он еще на Кавказе, — помотал головой Шустов. — Где-то между Кара-Юртом и Махачкалой. Вовсю агитирует за себя среди горцев. Час назад нам перегнали пленку из Минвод, она сейчас в монтажной. Три минуты на фоне гор, усов и папах. Полторы — комментарий, полторы — выбранные места из выступлений. Лейтмотив: не забудьте, аксакалы, кто принес вам мир в эти края...

— Помним-помним, — проговорил я. — Бывший посланник Большого Белого Царя, который сам теперь баллотируется в цари... Генеральская реклама вся уже оплачена?

— Вся, — подтвердил мой заместитель. — Полковник Панин, правая рука Генерала, утром лично прискакал в бухгалтерию на лихом «Вольво» и вручил последние платежки. На тамошних дам он произвел сильное впечатление. Офицер, седой красавчик, вдовец... — Шустов печально шмыгнул носом. Конопатому сутулому Юре внимание бухгалтерш не светило даже в день зарплаты. Судьба-индейка.

— А Панин разве не с ним на Кавказе? — поинтересовался я. Обычно этот полковник таскался за своим боссом как приклеенный. Вся агитпродукция была сработана под его руководством, в том числе и брошюра Генерала «С чего начинается Родина?». Я был уверен, что Панин — личный генеральский талисман, типа моей кроличьей лапки.

Шустов пожал плечами.

— Наверное, оставлен на хозяйстве, — предположил он. — Надо же кому-то бдить, чтоб кандидата не запачкало и не оболгало проклятое телевидение.

Я признал разумность этого довода. Нас, останкинцев, хлебом не корми — дай только потоптаться на чьих-нибудь белых одеждах. Правда, в бытность мою скромным ведущим передачи «Лицом к лицу» ко мне в очередь записывались желающие быть испачканными и оболганными. Только, пожалуйста, на всю страну. Не мазохизм, а разумная рекламная тактика.

— Вероятно, так оно и есть, — произнес я и бросил взгляд на часы. — Рапортуйте дальше. Кто у нас остался из претендентов?

Сегодня хронический насморк не слишком досаждал моему заму. Я загадал, что если за ближайшие полминуты он больше ни разу не шмыгнет носом, все у нас будет в порядке.

— Остался еще писатель... Фердинанд Изюмов, — потупился целомудренный Шустов. — Официально он тоже зарегистрирован, и мы не имеем права обойти его... гм... выступления. Я послал оператора на Гоголевский бульвар, в артгалерею... Дадим двухминутный сюжет, вы не против?

— Не против, — сказал я. — Даже приветствую. Слегка развлечем наших телезрителей. Возродим, так сказать, «Голубой огонек» в полном смысле этих слов...

Шустов громко зашмыгал носом. На двадцать третьей секунде.

— Подождите-ка! — спохватился я. Перед глазами вспыхнула цифра «четыре». — Президент, Генерал, даже Изюмов — все правильно, все хорошо... А четвертый где? Где пламенный Товарищ Зубатов? Где репортаж из колхоза «Заря»?