Черная книга - Алексей Николаевич Котов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Готфрид не понял, что значит «экспрессия». Он сжал зубы и снова попытался встать. Боль в голове ожила, но рыцарь выдержал ее. Он протянул руку, пытаясь дотянуться до черта, но сумел только коснуться его. Рука упала на одеяло…
Джис делано горестно покачал головой, взял руку Готфрида и положил ее на грудь рыцаря.
– Хочешь, я расскажу тебе кто ты на самом деле, рыцарь?.. – Черт заложил ногу за ногу и оперся спиной на грядушку кровати. – Ты – обыкновенный трусливый пес, который настолько привык к своей хозяйке, что уже не представляет себе жизни на воле. Ты всегда мало говорил с Эрмелиндой совсем не потому что ты – примерный слуга, а потому что ты немного заикаешься. Никто не знал о твоем недостатке, потому что в общении с другими людьми заикания почти не было незаметно, а когда ты волнуешься, например, перед боем, и переходишь на крик, оно проходит совсем. Но ты всегда едва ли не немел от смущения, когда стоял перед Эрмелиндой!.. – Джис рассмеялся. – У тебя рано умерла мать, но ты запомнил один весенний день, когда она вернулась от своей сестры после двухнедельной отлучки. Вы гуляли по саду. Ослепительно сияло солнце, а на твоей матери было удивительно светлое платье. Когда ты, трехлетний малыш, поднимал голову, ты видел вверху улыбающееся, самое красивое в мире лицо и тебя ослеплял свет солнца… Это оттуда, Готфрид! – Джис хлопнул в ладоши и потер их. – Понимаешь?.. Оттуда и преклонение перед красивой, почти неземной женщиной и чувство собственной никчемности. Впервые ты стал заикаться у гроба своей матери, когда говорил отцу, что не хочешь, чтобы твоя мама уходила далеко… Сколько тебе было тогда? Пять или уже шесть лет? Впрочем, тут важнее то, что все это осталось с тобой на всю жизнь… Как цепь для пса! – Джис снова рассмеялся. – Ты мог стать хозяином Берингара сразу после смерти старика Хейна. Что помешало тебе?.. Совесть или чувство долга? Ни то, ни другое!.. Ты вдруг понял, что одно дело размахивать мечом, как на дроге в Берингар после битвы у Мельрихштадта, и совсем другое побеседовать с красивой женщиной один на один где-нибудь в тенистой беседке под ее окном. И ты краснел, глупел и мог думать только о своем слишком узком для мужчины подбородке, водянистых на выкате глазах и лопоухих ушах.
Ты снова мог стать хозяином Берингара после гибели Ганса Обенау, но ты отказался взять управляющим замка Марка Пуату. Этот француз запросто вытянул бы из крестьян все их недоимки, обманул половину заимодавцев и обложил налогами даже печной дым. Но у этого мерзавца был один маленький недостаток – иногда, два-три раза в месяц, он насиловал и убивал маленьких девочек. Бедный, бедный Марк!.. Посещая Берингар, он и здесь не удержался от своей дурной привычки. Он не знал, что ты – Готфрид – настоящий рыцарь. Ты догнал Марка в лесу на дороге в Дрезден и повесил на осине. Ты умеешь быть жестоким, Готфрид! Ты выбрал именно осину, она была довольно тонкой и плохо держала вес толстого француза – он доставал кончиками пальцев до земли и чуть ли не целый час, синея и пуская слюну, «танцевал» под деревом…
– Я убил его мечом… – хрипло сказал Готфрид.
– Да, но потом… Позже. А вечером, вместо того, чтобы рассказать Эрмелинде, какого управляющего пытался подсунуть ей Йохан Обенау, ты просто молча ушел в свою комнату. Ты сам виноват в том, что в замке появился этот сквалыга Август Бибер. И не потому ли Агнета, его дочь, родилась хромоножкой?..
Готфрид открыл рот, но крика не получилось. Фигура Джиса вдруг стала расплываться и темнеть, каким-то странным образом превращаясь в подобие крысы. Еще не угасший камин осветил комнату ярким, красноватым светом.
«Отче Наш Сущий на небесах…» – начал молитву Готфрид. Мысль оборвалась и пришла тьма.
… Когда Готфрид пришел в себя, Джис сидел на том же месте и чистил ногти миниатюрной пилочкой. Очевидно, он подкинул дров в камин, и ровное пламя достаточно хорошо освещало комнату.
– Какой же ты зануда! – улыбнулся черт. – На тысячи и даже миллионы самых разных случаев в жизни, у тебя всегда заготовлен один и тот же ответ. Ты думаешь, Он хочет, чтобы ты стал свободным? – Джис кивнул на потолок и осклабился еще больше. – Тогда где Он сейчас? Ты мог стать любовником Эрмелинды при живом Августе Бибере, потому что сердце женщины было пусто, как… ну… – черт задумался. – Как твои карманы от денег, до появления Бибера.
Джис снова замолчал. Он спрятал пилочку во внутренний карман куртки и принялся рассматривать огонь в камине. Черт щурился, его губы то тянула улыбка, то, словно вспомнив что-то неприятное, он хмурился, и именно тогда в его лице появлялось что-то звериное.
– Ты мог бы неплохо устроиться, Готфрид. Твой коллега и тезка Готфрид Бульонский взял Иерусалим, стал королем, и хотя отказался оформить это формально все равно вошел в историю как победитель. Вот послушай, что напишет о нем историк Жозеф Мишо в 19 веке, – Джис извлек из кармана, в который только что сунул пилочку, книгу и открыл ее. – «…Вдруг на Масличной горе показался рыцарь, размахивающий щитом и подающий христианским вождям знак, чтобы они вступили в город. Это внезапное появление воспламенило рвение христиан. Башня Готфрида выступает вперед под градом каменьев, стрел и греческого огня и опускает свой подъемный мост на стены. Крестоносцы тем временем пускают зажженные стрелы в боевые машины осажденных и в мешки с сеном и соломой и шерстяные мешки, прикрывающие остатки городских стен. Ветер раздувает пожар, относит пламя в сторону сарацин и они, окруженные столбами дыма, в смятении отступают. Готфрид теснит неприятеля и по следам его вторгается в Иерусалим. Тонкред, оба Роберта и Раймонд Тулузкий не замедлили со своей стороны со вступлением в крепость. Крестоносцы вошли в Иерусалим в пятницу, в три часа пополудни, в самый день и час смерти Спасителя. С ужасом описывает история гибель мусульман в побежденном городе. Избиение их продолжалось целую неделю и жертвами его оказались до семидесяти тысяч
