Чего ожидать от совершеннолетия, или верхом на метле (СИ) - Лис Алеся

Задумавшись, окидываю ее взглядом, чуть дольше, хоть и в рамках приличий, задержавшись на шраме. Но, внезапно, в голове возникает другой вопрос. Я сама не знаю, почему решаю спросить об этом, просто слова слетают с моих губ, прежде чем я успеваю подумать.

– Почему вы не хотели брать ученика? Я же чувствую. Вернее, мне так кажется... Не знаю, как это объяснить…

– Почему? Знаешь, я думала, ты о шраме спросишь, – хмыкает Виктория. – Это же очевидно. А ты удивила… Понимаешь Инга, к ученикам привыкаешь, прикипаешь душой, выращиваешь, тренируешь, а потом отпускаешь в поле. А там бывает сложно, очень сложно. И опасно.

Ее глаза сверкают каким-то жгучим потусторонним огнем, который меня буквально завораживает, притягивает, гипнотизирует. Открыв рот, я слушаю свою наставницу, удивляясь той силе и горячности, которая звучит в ее словах.

– И хоть ты не можешь трястись над человеком всю жизнь, как курица-наседка, но побороть в себе чувство ответственности не получается… Он умер… Мой последний ученик… С тех пор я детей не брала…

 Глава 18

Ее рука взметается к шраму и легко пробегает пальцами по белесой полоске, раскроившей щеку напополам. Видно по всему – это привычный и неосознанный жест, а рана, повредившая ее лицо, скорее всего, добыта именно тогда, когда и погиб ее ученик.

У меня самой от эмоций сжимается горло, и я резко сквозь зубы втягиваю воздух. Ведьма же слегка встряхивает головой, словно отгоняя грустные мысли и воспоминания, и спустя секунду ее взор снова становится осмысленным и задорным.

– Ну что? Приступим к первой тренировке? – улыбается она, и, поднявшись на ноги, идет к столику с инвентарем.

С удивлением наблюдаю за тем, что делает моя наставница. А она, расставив передо мной три свечи, опускает на окнах черные жалюзи, погрузив комнату в темноту, и зажигает фитили.

– Это первое упражнение. Оно одновременно легкое, потому как совершенно не требует от тебя магических усилий, но и тяжелое, так как нужна громадная концентрация и внимание.

Я заинтересованно киваю и с любопытством  смотрю на оранжевые, слегка подрагивающие язычки пламени.

– Отлично, – довольно улыбается Вика. – А теперь посмотри внимательно на свечу прямо перед тобой, и только на нее. Взгляд не отводи.

Делаю так, как говорит учительница, старательно концентрируясь на трепещущем огоньке. Через некоторое время глаза начинают слезиться, и очень хочется моргнуть, но сдерживаю себя и продолжаю выполнять упражнение.

– А теперь сделай взгляд расфокусированным, – слышу словно издалека голос Вики. – Знаешь как?

– Да, – хрипло отвечаю, заставляя расплыться перед глазами контур свечи.

– Умница, – хвалит меня наставница. – Две другие свечи должны обрести четкие очертания.

Я стараюсь изо всех сил, очень стараюсь, но кроме неясного марева перед глазами ничего не вижу. В результате не сдерживаюсь и моргаю, расстроено качая головой.

– Ничего, не переживай, – утешает меня наставница. – С первого раза ни у кого не получается. Отдохни, и попробуем еще раз.

Мы повторяем упражнение раз за разом, пока хватает сил, и, в конце концов, я таки добиваюсь нужного результата. Вика мной остается очень довольна, и показывает еще парочку занятий со свечами на концентрацию. А так же велит купить сегодня же и себе такие, и тренироваться ежедневно. А потом обучает нескольким дыхательным и медитативным упражнениям.

– Это тоже поможет, – говорит она. – Ты должна выработать у себя навык концентрироваться моментально и сохранять эту концентрацию на задворках сознания в любых условиях. Ведь от этого может зависеть не только твоя жизнь, а еще и того, кого ты защищаешь...

Послушно киваю и поднимаюсь вслед за Викой на ноги.

Игнат нас ждет в комнате отдыха, развалившись в кресле и мирно посапывая, запрокинув голову на подголовник. Рядом на столике стоит картонный стакан с остывшим кофе и валяется обертка от шоколадного батончика. Устал, бедняга, даже сидя заснул. И проголодался, наверное. Интересно, хоть что-то готовит посерьезнее жареной картошки и бутербродов. В сердце просыпается волна умиления и я, не сдержавшись, провожу по его волосам. За спиной тихо хмыкает Вика.

От моего прикосновения мужчина моментально просыпается и садится ровно.

– Привет, Вика! – растирает он руками щеки, приходя в себя. – Вы давно закончили?

– Да вот только что, – кивает моя учительница. – Можешь забирать свою подопечную. Талантливая девочка. Думаю, мы сработаемся.

– Еще бы, две такие язвы не сработались, – улыбается он, поднимаясь. А затем крепко обнимает Викторию. – Ты сама как?

– Ты же видишь, – отстраняясь, разводит она руками. – Отлично. Лучше всех.

– Вот и молодчина. Будут проблемы – звони, – подмигивает он ей, беря меня за руку.

– Обязательно, – обещает она и на прощанье машет нам ладонью.

Назад мы возвращаемся в сумерках, но еще успеваем до закрытия магазина купить мне свечи, красивые кованые подсвечники, коврик для медитаций и еще несколько вещей, которые, по словам Игната мне непременно понадобятся. Я голодная, как сто чертей, не сомневаюсь, что мужчина тоже.

Первым делом бегу в душ, после занятий просто невыносимо хочется помыться. Мне до зуда на коже нужно почувствовать воду, ощутить, как она снимает усталость и липкие эмоции чужих людей.

А после гигиенических процедур, когда мое место в ванной занимает Игнат, я, подумав, решаю быстро приготовить ужин. В холодильнике без проблем нахожу яйца, молоко, творог, а пошарив по шкафчикам – муку, соду и даже ванильный сахар. Не долго думая, смешиваю нужные ингредиенты и к тому времени, как мужчина выходит из душа, первая партия сырников уже остывает на тарелке.

– А что это так вкусно пахнет? – спрашивает он, появляясь на кухне.

– Сырники? – оборачиваюсь я, как раз уже перевернув на сковороде очередную порцию зарумянившихся оладушек. – По фирменному рецепту моей мамы. Самые вкусные, который мне приходилось пробовать.

Выражение лица Игната меняется с изумленного на растерянное, а потом и вовсе на какое-то умильно-беспомощное.

– Не все ж тебе меня кормить, – добавляю я, и ловко снимаю лопаткой уже готовые блинчики на тарелку. – Ешь, подсовываю ему посудину. – Вот эти с краю уже должны были остыть.

Мужчина послушно садится за стол и осторожно берет первый оладушек, а я, затаив дыхание, искоса наблюдаю за ним, выкладывая новую порцию на сковороду и стараясь не замечать, как при этом дрожат мои руки. Понравится или нет? Хоть бы понравилось. Пожалуйста, хоть бы понравилось!

– Инга, это очень вкусно, – зажмурив от удовольствия глаза, восклицает он, за минуту умяв не только остывшие, а и недавно поджаренные. – А еще не найдется?

– Сейчас будут, – облегченно выдыхаю, благодаря высшие силы, и возвращаюсь к готовке.

Глава 19

Игнат

Сырники вкусные. Просто потрясающе вкусные, как и девочка, которая с умильным хозяйственным видом крутится на моей кухне и у моей плиты. Давно я чувствовал такого. Когда о тебе заботятся – это неимоверно приятно, а если это делает еще и такая красавица, то вдвойне.

Проглатываю последний кусочек лакомства и запиваю все это сладким чаем, кружка которого невесть как оказывается прямо передо мной. Что ж в этот вечер я вполне могу себе позволить расслабиться и просто насладиться домашним уютом и вниманием. А завтра… завтра все вернется на круги своя. Как-никак я сие блаженство заслужил, хотя бы тем, что демонстрировал просто ангельское терпение по отношению к этой маленькой и вредной ведьмочке. Ибо Инга эта, свалившаяся на меня, как снег на голову, уже порядком мне все нервы вымотала.

И думал ведь, наивный, отвезу девчонку в общежитие и помашу ручкой, ан нет, пришлось нянчиться с ней. И я же добросовестно предлагал другие кандидатуры, более подходящие, или вообще забрать ее в центр реабилитации, но Касл, будь она неладна, завела свою шарманку – мол, Инге и так тяжело, бедная девочка столько всего пережила, а вдруг ведьма еще раз к ней попытается добраться, а я смогу защитить. Это все бесспорно хорошо, только что мне теперь делать с этим великовозрастным ребенком? И нет бы она еще тихо-мирно соглашалась со всем, что я ей говорю делать, но у ведьмочки в одном весьма симпатичном месте играет большое такое шило. Иногда мне кажется, что она намеренно меня провоцирует, дабы позлить, испробовать, так сказать, грани дозволенного, как это часто делают бунтующие подростки. Да и язычок у нее ядовитый, как жало змеи. Вот недаром я ведьм этих на дух не переношу. Есть у них такое особенное качество, которое характеризуется весьма метко и довольно-таки известной всем фразой – “Сделал гадость – сердцу радость” И жить ведь без гадости этой не могут. Нужно им, как воздух доводить окружающих до белого каления. А я, по ходу, для Инги самый удобный и аппетитный донор. Быть донором мне не нравится, я-то как раз таки предпочитаю совсем противоположную роль, о чем, собственно, и сообщил Касл. Но нашей мудрейшей плевать с высокого дуба на мои предпочтения, ее как руководителя интересуют более глобальные вещи. Вот и нянчусь я теперь с девчонкой, как дурень с писаным яйцом ради великого блага. Но лучше б меня в поле, в самую глухую карпатскую деревню на радость всем местным лешим и кикиморам, чем в квартире с Ингой.