Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

– Эй, гауптман, – позвал из-за спины сиплый голос.

– Капитан, Проныра. Ты вроде не полный дурак, пора бы уж запомнить.

– Как бы брюхо чем набить? – спросил наглец, пропустив начальственное замечание мимо ушей. – А то до вечера небось мотаться…

– Ничего, помотаешься, тебе только на пользу.

Окончательно забыв о деревенских, Оливье повернулся к своим людям – троим мечникам из охраны барона, которых он прихватил с собой. Один из них – узкоплечий малый с копной рыжих волос на непокрытой голове – нагло скалился во весь широкий щербатый рот. Двое других мрачно косились на товарища, знали: с Девенпорта теперь станется удержать их в седлах до самого заката. Просто чтоб в другой раз никто из парней не вякал без разрешения. Их хмурые рожи заставили капитана усмехнуться:

– Сейчас все равно в город возвращаться – там и поедим.

– Ну хоть пива кружку-другую, а? – Ободренный усмешкой Девенпорта, рыжеволосый Рольф по прозвищу Проныра рискнул повторить попытку. Ему повезло – командир, под кольчугой которого уже становилось жарковато, и сам подумывал о чем-нибудь пенистом и холодном.

– Merde[41]! Ладно, по одной – и в дорогу.

Благо харчевня – вот она, три шага сделать до дверей. Внутри оказалось сумрачно и душно. За одним из столов сидели двое мужиков довольно-таки прохиндейского вида – они о чем-то шептались и поочередно ныряли ложками в миску с ячменной кашей. На вошедших солдат оба зыркнули с явной опаской, а когда Девенпорт прищурился в их сторону, мужики прекратили есть – как видно, аппетит потеряли.

– Кто такие? – прямо спросил Оливье. – Чего здесь торчите, на площадь не вышли, как было велено?

– Мы не здешние, господин, – забормотал один из любителей каши – бородач лет сорока. – Подмастерья мы у Дитриха, коваля с кузнечного ряда, он нас сюда прислал-то. Туточки эта… кожевник из Фучсдорфа кажную неделю приезжает – торговать, а Дитриху евонные кожи…

– Почему не слушали послание отца инквизитора о покаянных днях? Или каяться не в чем?

– Мы слушали, господин. Мы к окошку, к окошку-то к самому подошли, а потом уж, как ты закончил, и отсели сызнова – потрапезничать.

– Ну-ну-у, – со скрытой угрозой протянул Девенпорт, – трапезничайте покуда… подмастерья. Эй, хозяин тут есть?!

На его крик из чадной кухни выскочил тощий, точно жердь, детина. Вытирая пальцы о длинный серый фартук, он просеменил к гостям.

– Денек добрый, господа, денек добрый! Не услыхал я, как вы вошли, – маслице в лампады доливал, маслице, вот…

– Как твое коровье стойло называется? – поинтересовался капитан, с пренебрежением оглядываясь по сторонам.

– «У Хейнрика», господин.

– Ты и есть Хейнрик?

– Хейнрик, господин. Но тот Хейнрик, что имя заведению дал, – он моим дедом был. И отца Хейнриком звали, а уж он и меня назвал в дедову память: Хейнрик.

– Надо думать, сынка своего ты так же назовешь? Чтобы ему ни название, ни вывеску менять не пришлось, а?

– Уже назвал! – Харчевник закивал, глядя на проницательного гостя с уважением. – Старшенького!

– Практичный ты человек, Хейнрик, – одобрил Оливье, усаживаясь поближе ко входу и к тянущему от дверей свежему сквозняку. – Надеюсь, это не значит, что ты свое пиво разбавляешь водой. Подай-ка нам с ребятами по кружке – самого холодного, какое есть.

А почему, – обратился он вдруг к мужикам, снова взявшимся было за ложки, – кожевник из Фучсдорфа приезжает торговать сюда, а не в город?

Бородач поперхнулся – каша ему поперек горла стала. Когда прокашлялся, просипел с натугой:

– Нет, господин, он не здесь торгует-то. Торгует он в Шаттенбурге, вестимо. Нас Дитрих сюда завсегда присылает, чтоб мы того… сопроводили кожевника-то. Он как приедет – так здесь ночует, а утром мы его уж до самого города доставляем, честь по чести. А он нашему ковалю за то цену завсегда скостит – не поскупится.

– И как? Встретили?

Ответить бородач не успел – его упредил харчевник:

– Почтенный Фейрах вчера приехал, да ночевать не стал. Собрался спешно и на ночь глядя – в путь. Уж я его увещевал, чтоб он остался, но только уперся господин Фейрах – ну прям ни в какую. Так и уехал. А вы, парни, с ним разминулись, не иначе.

– Верно, – с кислой миной согласился второй подмастерье, – зря только ноги топтали.

С ночи на дороге было свежо, после полудня от свежести осталось одно лишь воспоминание. Что за день! На небе ни облачка, и даже ветер совсем утих. Осень укрылась в горах и лесных чащобах, по долинам снова гуляло лето – резвилось напоследок, прежде чем надолго покинуть эти края.

Скинуть тяжелые кольчуги Девенпорт своим людям не позволил. Мало ли что – места чужие, народ кругом подозрительный. Бойцы не жаловались – привыкли к осторожности капитана.

Почему он ни с того ни с сего натянул вдруг поводья – Оливье и сам сперва не понял. Предчувствие всколыхнулось – смутное, но недоброе.

– Стой, – приказал он глухо.

Что-то было не так… Засада? Соглядатай, затаившийся в подлеске? Нет, не то… Прямая угроза – она будто удар кинжала: острая и мгновенная, от нее екает сердце, ломит в висках, колет в затылке. А сейчас Девенпорту показалось: шутник-невидимка швырнул ему в лицо горсть мелкого сухого снега. Колючая крошка обожгла кожу – сперва холодом повеяло, потом щеки и лоб вспыхнули от жара. Что, что не так?!

– Хей, гауптман, чего встали?

– Капитан, – буркнул Девенпорт, принимая расслабленный вид. – Сто раз тебе, бестолочи, сказано: капитан. А чего встали… Мне до ветру надо.

Он соскочил с конька, потянулся, ласково провел рукой по лошадиному крупу. И глянул по сторонам, вроде как выбирая, в какие кусты прогуляться… Да вот в эти – на которых нижние ветки надломлены.

– А ну сидеть, – коротко приказал он, проходя мимо Проныры, – тот уже вынул одну ногу из стремени и не иначе тоже надумал спешиться. – В седлах оставайтесь, ждите меня.

Лицо рыжего вытянулось. Не слушая его недовольного ворчания, Оливье углубился в заросли орешника. Глаз опытного следопыта схватывал на ходу: слом на ветках свежий, а вон трава вырвана, камни сдвинуты… Что-то волокли от дороги в лес? Так-так… Девенпорт остановился, медленно и глубоко втянул носом воздух. Запах был слабый, едва различимый, но Оливье слишком хорошо знал этот запах, чтобы ошибиться. Он не пошел дальше.

– Эй, Джок, Проныра, живо сюда. Хрящ, лошадей карауль.

Негромкие голоса, долетавшие с дороги, разом стихли, зашуршала одежда, лязгнуло железо. И десяти ударов сердца не минуло, а двое уже стояли рядом с Девенпортом. Они служили под его началом дольше других, он сам их когда-то нашел и привел в дружину барона. Сам обучил, сам выпестовал, про каждого точно знал, на что тот способен.

– Чуете?

Оба наемника послушно принюхались.

– Падалью тянет, – неуверенно буркнул высокий и светловолосый Джок.

– Вот-вот. Похоже, ночью на трактах тут небезопасно. Помните кожевника, о котором трактирщик и те двое болтали? Он к ночи в город подался – не иначе его по пути кто-то и прихватил. Гляньте сюда: тело тащили, тяжелое.

– Крови нету, – сказал Джок.

– Ясное дело, нету, – Проныра пренебрежительно фыркнул. – Напрыгнули сзади, удавочку кинули. О-оп! Чистая работенка, добротная.

– И другого следа не видно, – заметил Оливье. – А с кожевником, если трактирщику верить, ехал еще работник…

Они переглянулись, и Девенпорт двинулся дальше по следу. И без слов было ясно, о чем подумали все трое: небось тот парень, что сопровождал господина Фейраха, и обвил горло хозяина веревочной петлей. Самые простые объяснения чаще всего и оказываются самыми верными. Позарился слуга на хозяйские денежки – обычная история.

– Воза тоже нет, – рассуждал на ходу Проныра. – Стало быть, не своими ногами малый ушел. А если лошадь крепкая и сам он не дурак, то воз еще до города куда-нибудь в овраг пихнул, теперь верхами едет. Все одно небось поймают, станет одним глупым висельником больше на этом свете.

Оливье усмехнулся. Если бы он три года назад не приметил этого ловкача среди прочего наемничьего сброда, Рольф небось давно уж сам украсил бы своим мертвым телом какую-нибудь силезскую осину.

Отведя рукой пышные еловые лапы, Девенпорт вдруг застыл на месте. Все простые объяснения разом вылетели у него из головы.

– Нашел, гауптман?

Проныра сунулся вперед, глянул… и невольно попятился. Рука наемника, никогда не дрожавшая, если ей приходилось провести ножом по горлу ближнего, мелко тряслась, творя охраняющий крест.

– Матерь Божья, святая Дева…

– Капитан, merde, – процедил сквозь зубы Девенпорт. – Сказано тебе, капитаном меня зови, швабское отродье.

Иногда простые объяснения ни черта не стоят.

3

Все финансовые записи бургомистр предоставил фон Ройцу без лишних вопросов. То ли он не чувствовал за собой никакой вины, то ли был готов на все что угодно, лишь бы мрачные гости поскорее убрались из его города. Впрочем, скорее всего, верны были обе догадки – никаких особых погрешностей в записях фон Ройц пока не нашел. И, в общем-то, в городе, выкарабкивающемся из трясины упадка, дела и должны идти примерно так. Обороты сравнительно небольшие: хотя понемногу и растут год от года, но до городов, входящих в Ганзу[42], Шаттенбургу еще ой как далеко. Вот если бы при таких оборотах барон, глядя в окно, видел утопающие в роскоши дома ратманов и купцов, тогда был бы повод для беспокойства.