Ардабиола - Евгений Евтушенко

- С добрым утром, Витя! - сказал Ардабьев, хотя еще была ночь.

- Ка-ка... - сказал Витя, и Ардабьев, вспомнив инструкции его отца, вопросительно покосился на маму, но она спала глубоким ровным сном. Ка-ка, - настойчиво повторял Витя.

"Что же делать?" - лихорадочно подумал Ардабьев.

Он встал с Витей на руках, пошел к туалету. Вдвоем там было тесно и неудобно. Ардабьев поставил Витю на край умывальника и стал снимать с него штанишки, путаясь в лямочках и пуговицах. Под штанишками были пеленки. Ардабьев, поднеся Витю попкой к лицу, понюхал пеленки. От них, кажется, ничем не пахло. В это мгновение только притворно притаившийся Витя успел схватить с умывальника флакон с цветочным одеколоном и грохнул его об пол, так что пол покрылся стеклянным крошевом.

- Ну зачем же так, Витя? - укоризненно сказал Ардабьев.

- Ка-ка, - ответил Витя.

Ардабьев оттянул пеленки и осторожно засунул под них руку. Пеленки были сухими.

- Молодец, Витя... - сказал Ардабьев. - А я думал, что ты сигнализируешь своим "ка-ка" только постфактум... Ну-ка, давай попробуем поработать... - Ардабьев размотал пеленки, аккуратно повесил их на полотенце и поднял Витю над унитазом.

- Ну-ка, покряхти, Витя... - сказал Ардабьев. - Это помогает...

Витя недоуменно взглянул на Ардабьева, не поняв его.

- Вот так... - сказал Ардабьев и закряхтел, показывая.

Витя понял и тоже старательно закряхтел, жмурясь от удовольствия новых, исторгаемых им звуков.

Сначала из его розового краника полилась тоненькая прозрачная струйка, попав не в унитаз, а прямо на джинсы Ардабьева.

- Хорошее начало, Витя... - одобрил его усилия Ардабьев. - Теперь переходим к более серьезному делу... Сгруппируйся и действуй... На тебя смотрит все человечество...

Витя понял важность исторического момента и сгруппировался. В унитаз что-то зашлепало.

- Браво, Витя! - оценил его работу Ардабьев. - Народы мира тебе аплодируют!

Ардабьев вымыл Витину пухлую попку, протер ее туалетной бумагой и неловко стал заворачивать его в пеленки. Кое-как завершив этот сложный процесс, Ардабьев надел на Витю штанишки, пристегнул лямочки и вдруг с ужасом увидел, что Витя вдумчиво ест мыло, ухваченное им с умывальника.

- Разве это вкусно, Витя? - покачал головой Ардабьев, отбирая мыло.

Витя оглушительно заорал, недовольный пресечением порывов его души. Дверь туалета уже несколько раз дергали, все настойчивей.

- Минуточку... - растерянно закричал Ардабьев, отдирая Витю от ящика с туалетной бумагой, которую он с дикарскими криками стал швырять в воздух.

Ардабьев встал на колени, сметая осколки флакона в туалетную бумагу и задыхаясь от тошнотворного цветочного запаха. Поднявшись, Ардабьев еле успел оттащить Витю от унитаза, куда он, любопытствуя, пытался засунуть свою белокурую ангельскую головку. Дверь туалета уже не дергали, а сотрясали. Открыв дверь, Ардабьев едва протиснулся с Витей на руках сквозь мрачно переминающуюся очередь. В проходе Витя, яростно болтая ногами, сбил своим сандаликом очки с носа человека, увлеченно читающего журнал "Здоровье".

- Безобразие! - вспылил читатель журнала "Здоровье", еле успев выдернуть очки из-под ног Ардабьева. - Надо запретить детям летать! Аэрофлот не детский сад!

Только Ардабьев опустил Витю на пол, как тот искусно выдернул свою ручонку из его руки и стремглав помчался по проходу, налетев на хрупкую стюардессу, разносящую прохладительные напитки. Пластмассовые стаканчики разлетелись в разные стороны, орошая лимонадом платья и пиджаки, а металлический поднос ребром рухнул точнехонько на картонную коробку с черными знаками бокала и зонтика, покоящуюся на коленях дамы в светящемся голубом парике. Внутри коробки раздался жалобный треск.

- Мой чешский сервиз! - завопила дама в голубом парике, лихорадочно развязывая бечевки на коробке.

И в этот момент Витя, зачарованный видением светящегося парика, запустил в него ручонки и могуче рванул на себя. Парик отделился от головы дамы легко и плавно, как голубой дымок, обнаружив жидкие слипшиеся волосики. Дама потеряла голос, и с ее губ сходило только шипение, как будто из нее выпустили воздух.

Ардабьев попытался выхватить у Вити парик, но мальчик крепко вцепился в него и размахивал им, как трофеем, издавая воинственные кличи.

- Отдай тете ее игрушку... - ласково сказала Вите стюардесса, и неожиданно для Ардабьева он сразу ей подчинился.

Когда Ардабьев обессиленно рухнул вместе с Витей на свое место, тот заинтересовался его бритой головой и начал скрести ее своими маленькими, но острыми ноготками.

- Я ежик, - сказал Ардабьев. - Я могу уколоть, - и боднул Витю.

Вите это понравилось, и он боднул Ардабьева. Бодались они мирно. Но стоило Ардабьеву отвернуться, как Витя дернул за ухо своего спящего младшего брата. Тот истошно завопил. Проснувшаяся мама легонько шлепнула Витю. Витя обиделся и завопил тоже. Получился оглушительный дуэт.

- Не надо нас бить, - сказал Ардабьев Витиной маме. - Мы только что сходили и по-маленькому и по-большому. А пеленки у нас сухие, потому что мы это сделали не где-нибудь, а в общественном туалете...

- Невероятно... - сказала мама, недоверчиво прощупывая Витины пеленки. - У вас, наверное, тоже маленькие дети.

- Нет, - опустил голову Ардабьев. - У меня нет детей.

- А вы женаты? - не удержалась она.

Он ей ничего не ответил.

И вдруг самолет тряхнуло один раз, потом другой.

- Легкая турбулентность, пристегните ремни! - ласково сказала стюардесса.

Но ее ласковость показалась Ардабьеву тревожной.

"Не надо падать, самолет... Не надо... - закрыв глаза, молча попросил Ардабьев. - Здесь летит много хороших людей... А еще летит секрет ардабиолы. Может быть, отец умер не от рака? Может быть, ардабиола все-таки великое открытие?"

И самолет как будто послушался, выровнялся.

5

В этот день в хайрюзовском депо молотки слесарей стучали как-то приглушенней, и даже сварочные аппараты шипели сдержанней, пытаясь умерить фейерверк белых искр, и электровозы вползали и выползали тише и медленней. Под кирпичными закопченными сводами депо стоял гроб, обтянутый красной материей с черной каймой. Гроб стоял на старенькой дрезине, и под ним поблескивали рельсы. Рабочие дневной смены, не выпуская из рук инструментов, подходили к распорядителю, и он нацеплял им на промасленные рукава спецовок красно-черные повязки. Отстояв в почетном карауле, рабочие возвращались к электровозам, и железная музыка их инструментов смешивалась с траурными мелодиями железнодорожного духового оркестра. Смерть не прерывала труда, и труд относился к смерти с уважением. Сегодня в депо никто не употреблял крепких выражений, и у красного бака с песком не курил никто. Железнодорожный рабочий класс Хайрюзовска попросил вдову о таких похоронах, и она эту просьбу поняла.