Танцующая с дьяволом - Антон Леонтьев

– Но вернемся к основному предмету нашего разговора, Лариса. К моей эрекции. Вы хотите деталей? Хотите узнать то, что не дает вам спокойно спать, более того, спокойно жить последние, дайте-ка мне подумать… последние девять лет?

Лариса смотрела в измазанное засыхающей кровью, самодовольное лицо банкира. Еще немного, и он признается! А тогда…

– Может, и хотите, но сказать мне вам нечего! – произнес он вдруг весело. – Потому что я понятия не имею, что вам сказать! И вообще, мне как мужчине льстит ваш интерес к моей эрекции, и клянусь, что удовлетворю его, как только выйду на свободу. Однако мне странно, что вы заявились сюда, дабы поведать мне какие-то бредовые истории, не имеющие ко мне ни малейшего отношения. Кажется, у вас не все дома, Лариса! И это не мне, а вам нужна помощь квалифицированного психиатра. Могу, кстати, посоветовать…

Лариса поняла, что момент упущен. Если вообще этот момент был. Ведь Люблянский ждал ее, а значит, продумал стратегию общения с ней. И она не могла ошарашить его имеющейся у нее информацией и вынудить признаться в убийстве Тимы.

И других ребят.

Но, как всегда в жизни, он недооценил роль случайности. И силу земного тяготения. Ведь в планы Люблянского явно не входило шарахнуться носом и губой о ножку стула.

Но у него был план – только вот какой?

– Так что если вам больше мне нечего сказать, то, увы и ах, должен констатировать, что наше общение завершено, – произнес он. – Но вот если вам есть что мне предложить, то прошу вас сесть. Я ведь и сам сижу!

Хохоча над своей сомнительной остротой, банкир галантно подал Ларисе упаковку с оставшимися салфетками.

Лариса проигнорировала его жест и медленно опустилась на стул. Раз она пришла сюда, то не имеет права уходить, не узнав правды. Ведь она мечтала когда-то о пакте с дьяволом. И вот он – пусть и не сам, пусть только в обличье одного из своих подмастерьев – развалился напротив нее.

Только хвоста и копыт не хватает. Лариса ощутила непреодолимое желание заглянуть под стол, чтобы убедиться – а нет ли у Люблянского в самом деле этих непременных атрибутов повелителя ночной тьмы?

– Прекрасно, Лариса, ведь в ногах правды нет, – заметил, обретая свою прежнюю уверенность, Люблянский. – Как, впрочем, и в других частях тела…

Он снова оглушительно расхохотался, а потом постучал себя по голове.

– И не будьте пошлячкой, Лариса. Я ведь знаю, о чем вы сейчас подумали. Я же имел в виду исключительно мозг. Знаете, почему, несмотря на заказ одного крайне влиятельного противника, мне так и не смогли впаять «двушечку», «семерочку» или сразу «десяточку»? Потому что документов-то практически не существует! А те, что есть, ни в чем меня не уличают. Ибо все то, что представляет для меня опасность, у меня здесь!

Он снова постучал себя по голове.

– Да, да, все эти бесконечные вереницы цифр, дат, названий кредитных заведений и номеров счетов. Память у меня феноменальная. И, поверьте мне, не только на числа или даты…

Лариса ему поверила. Люблянский усмехнулся и, вперив в нее взор, произнес:

– Да, я многое помню. Очень многое. Практически каждый момент, каждый вздох, каждый крик…

Лариса окаменела, понимая, что банкир ведет речь о криках истязаемых жертв.

– Ну, я имею в виду все свои эротические приключения, причем, заметьте, с упомянутыми красотками с силиконовыми прелестями. С ними и только с ними – ваши мерзкие инсинуации вы можете оставить при себе. Вздох экстаза, крики страсти…

Он явно издевался над ней – и оборачивал все в свою пользу на тот случай, если, вопреки всем заверениям, их беседа в комнате для свиданий все же прослушивалась и записывалась. Ибо это был обычный треп поверженного мачо о своих сексуальных подвигах.

А отнюдь не исповедь серийного убийцы-педофила о том, как он наслаждался мучениями мальчиков.

– Я бесконечно рада за вас, – произнесла Лариса. И вдруг поняла, что допустила большую ошибку. Своим появлением она помогла Люблянскому вновь пережить все те ужасные воспоминания, которые отпечатались в его извращенном мозгу.

Да, вероятно, он мог рассказать, где покоятся останки Тимки, но ведь тем самым он признал бы свое отношение к его убийству. А в то, что банкир пойдет на это, Лариса не верила ни секунды.

Но ассистировать при сеансе мнемотической мастурбации, которой предавался сейчас сидевший напротив нее Люблянский, она явно не намеревалась.

Лариса поднялась со стула, чем, кажется, напугала банкира. Она приняла решение – и вдруг почувствовала, что на душе стало легко, как никогда за последние девять лет.

Да, Тимыч мертв, убит этой мразью. Она бы могла позаботиться о том, чтобы Люблянский не дожил до суда, а скончался в тюрьме. Но зачем марать руки об эту мерзоту. Ведь сына это все равно не вернет.

Она позаботится о том, чтобы Люблянский больше не нанес вреда ни единому ребенку. И немедленно передаст в Следственный комитет обнаруженные улики. И приложит усилия, чтобы дело не спустили на тормозах и чтобы Люблянский дополнительно к сроку за финансовые махинации получил пожизненное заключение за причастность к серийным убийствам детей.

И пусть она никогда не сможет похоронить сына, пусть его кости гниют и далее где-то в лесополосе, на дне вонючего канала или в подвале заброшенного дома.

Тимка – это часть ее самой. И он вечно будет жить в ее сердце. Пока она сама жива.

– Эй, Лариса, куда же вы? – донесся до нее встревоженный голос банкира. – Ведь самое интересное только начинается!

Подойдя к двери, она, не оборачиваясь, процедила:

– Да, для вас. Вы убили моего сына, как и множество других детей. По крайней мере, четырнадцать. Вместе с вашим гуру Геннадием Диксоном. А после его кончины наверняка еще множество других. Только вы стали умнее, действовали не так явно. Может, убивали за границей. Ваши деньги давали вам возможность не быть пойманным. Но теперь это закончилось. Причем навсегда, Илья Андреевич. Прямо отсюда я заеду домой, возьму те вещи, которые были обнаружены в вашей секретной комнате, что может подтвердить ряд свидетелей, а оттуда отправлюсь в Следственный комитет. Вы заживо сгниете в тюрьме. И это меня очень радует.

Лариса забарабанила в дверь, закричала:

– Откройте! Я хочу немедленно выйти отсюда!

Раздалось лязганье замка. Появился человек в форме. Лариса, все еще не глядя на Люблянского, сказала, что свидание окончено. И заметила встревоженную физиономию адвоката Светлого.

– Уходите по-английски, не прощаясь? – долетел до нее насмешливый голос банкира. – Нехорошо, ой как нехорошо, Лариса!

И почему он не пытается переубедить ее, почему его тон такой… Такой наглый? Как будто… как будто Люблянский уверен, что она не осуществит того, чем ему пригрозила. Конечно, осуществит!

Нет, она не будет оборачиваться. Потому что это бы означало, что она снова попалась на его уловку и в очередной раз начинает играть по его правилам. А время Ильи Люблянского истекло.

– Прощайте! – весело гаркнул банкир в спину уходящей в коридор Ларисе. – Жаль, что вы не остались и не соизволили дослушать самое интересное.

Она на мгновение замерла. А потом двинулась вперед. Все было сказано. И решение было принято.

– Лариса, а сколько бы вы дали, чтобы увидеть сына? Живым. Что, если девять лет назад он вовсе и не умер?..

День спустя

Лариса вдруг поняла, что вопрос обращен к ней. А она его и не услышала. Точнее, она не слышала ничего из того, что обсуждалось в течение последнего получаса на важном заседании с подключением по особому, закрытому, каналу шефа, пребывавшего в данный момент за границей.

– Так, какой квартальный прогноз по прибыли? – произнес нетерпеливо шеф, смотрящий на нее и всех присутствующих с большого плазменного экрана, укрепленного на белоснежной стене. – Лариса, я жду!

Она заметила, что на нее устремлены взгляды всех присутствовавших на заседании. И, что самое ужасное, только она располагала последними данными.

И шеф ждал.

– Прогноз отличный, Лев Юрьевич, – произнесла она, пытаясь прокрутить в голове все, что ей было известно по поводу четырех сделок, о которых шла речь на заседании. Раньше бы такого с ней не произошло…

Раньше, в другой жизни.

До того как Люблянский задал ей этот ужасный вопрос.

…Вопрос, заставивший ее изменить казавшееся незыблемым только что принятое решение и вернуться в комнату для свиданий – благо у них оставалось еще десять минут.

Десять минут, в течение которых Люблянский излагал свои требования.

– Лариса, не кричите! Мы не на одесском Привозе. И не на рынке в Лужниках. Вы требуете доказательств и гарантий. Увы, это как в настоящем, мужском, бизнесе – от риска краха вашей стратегии у вас стопроцентной страховки нет. Но вам, женщине, этого, возможно, не понять.