Возвращение домой - Шэрон Кендрик

— Выходит, в том, как ты себя повела, виноват я?

Он резко поднялся и отошел. А она смотрела на него, изнывала, звала его, желала вернуть назад ушедшее время, и тогда все было бы иначе.

Но это невозможно. И она не причинит себе большую боль, если бросится на шею человеку, которого она интересует исключительно в сексуальном плане. В особенности тому, который когда-то любил ее.

Он остановился в отдалении, глядя на Шелли сверху вниз. Лицо его представлялось сложной мозаикой бликов и теней. Известно ли ему, насколько она желает его?

Даже после всех этих лет.

— Выйди, — пробормотала она.

Ее веки отяжелели так, словно на них лежал свинцовый груз. Дрю нахмурился.

— Я никуда не уйду, пока не смогу убедиться, что ты не уснешь. Ты имеешь представление о том, сколько времени здесь лежишь?

— Не так уж долго! — Она наконец нашла в себе силы задать вопрос, который следовало бы задать в тот момент, когда он так самоуверенно вошел в ванную комнату: — И все-таки — что ты здесь делаешь?

— Я решил проверить, не утонула ли ты.

Он изучал ее порозовевшее лицо, расширившиеся зрачки сонных глаз.

— Случайно мимо проходил? — сонным голосом произнесла Шелли. — Или ты разыгрываешь ангела-хранителя всех приезжающих женщин? Врываешься к ним в ванную и пялишься на них?

— Нет, Шелли, я для тебя сделал исключение. — Он негромко рассмеялся. — Как и всегда. Кроме того, всего лишь минуту назад я не слышал никаких возражений.

— Знаешь, может быть, эта фраза вышла из моды, но ты ни капли не изменился с тех пор, когда стал свиньей и упертым мужским шовинистом, Дрю Гловер!

— Шелли, свиней тоже иногда любят! Что ж, а теперь выпустила б ты воду и вздремнула, а потом я закажу ужин.

В ярости она почти села, но вовремя опомнилась и ограничилась фырканьем.

— Похоже, ты окончательно лишился мозгов!

— Весьма возможно.

— Ты всерьез рассчитываешь, что я буду с тобой ужинать?

Дрю покачал головой.

— Нет, честно говоря. По крайней мере, на уровне рассудка. Даже не то чтобы я этого хотел. И в то же время я хочу этого больше всего на свете. Этого — и тебя, Шелли. Если я уеду домой и поужинаю один или даже в другом обществе, все равно я весь вечер буду думать о тебе. Беспокоиться о тебе. Размышлять, чем ты жила…

— Я польщена!

— Не обольщайся! — Он сжал губы. — Это просто утоление жажды. Я не хочу, чтобы ты оставалась загадкой. Так что давай поужинаем как равные. Без хитростей. С равными я умею общаться.

— С равными? — непонимающе переспросила Шелли.

— Ну да. Нам обоим известно, что между нами есть ощущение незавершенности, и не спорь со мной, ведь я по твоим глазам вижу, что прав. Это интригует, но и раздражает. Нас обоих неудержимо тянет к чему-то, о чем мы оба предпочли бы забыть. Во всяком случае, сейчас мое влечение к тебе не сдерживается устаревшими моральными соображениями. Так что, — он поднял брови, — ужинаем?

— А если я скажу, что не хочу есть?

— Это докажет, что я справедливо назвал тебя лгуньей! А правдивость никогда не была твоей сильной стороной, ведь так, Шелли? — Он взглянул на ее смертельно бледное лицо. — Сейчас ты чертовски плохо выглядишь, и мне не нужно, чтобы ты упала в обморок.

— Какое тебе дело до моих обмороков?

— Какое дело? — Он рассмеялся, но смех вышел абсолютно безжизненным. — Я бы не стал употреблять это выражение. Скажем, пришла пора связать раз и навсегда обрубленные концы наших отношений. Может быть, тогда мы оба как раз и освободимся от всего, что еще связывает нас.

— Я думаю, под связыванием концов ты подразумеваешь секс?

— Во всяком случае, я не подразумеваю церемонных ухаживаний, — жестко отозвался он.

— Скотина! Скотина! — выкрикнула ему в лицо Шелли и тут же пожалела об этом, увидев на его губах наглую ухмылку.

— Шелли, вылезай из ванны, — отрезал Дрю и вышел.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Шелли выбралась из ванны, и тело ее покрылось гусиной кожей. Она погрузила руку в мыльную воду и пошарила по дну в поисках затычки. Вода уже почти успела остыть! Однако зубы сразу перестали стучать, стоило ей закутаться в чудовищных размеров халат, висевший на задней стороне двери. На пороге ванной она остановилась, повернула голову и прислушалась.

Ничего.

Биение сердца отдавалось у нее в ушах, когда она вышла в сиреневую спальню, почти ожидая увидеть, как Дрю нагло раскинулся на ее кровати. Но комната вроде бы была пуста.

— Дрю? — Ее голос дрогнул. — Ты еще здесь?

Шелли даже заглянула за шелковые сиреневые занавески и с удовлетворением отметила, что он ушел.

Но тут же она поняла, что это не удовлетворение, а, скорее, злоба на себя и на него. И еще смятение — уму непостижимо, но она все еще хотела Дрю так же, как и он ее. Она поняла это в ту самую минуту, когда они встретились на пляже. Только на сей раз его не сдерживают устаревшие представления о том, что такое «правильно». Он сообщил ей это с ошеломляющей прямотой.

Так почему же он не ринулся на нее, когда она, обнаженная, лежала в ванне? Несомненно, он возбудил себя речами, которые перед ней произносил! У него была великолепная возможность, к тому же он видел, насколько она беззащитна. Не мог не видеть.

А что случилось бы, если бы он на нее набросился? Шелли не знала, смогла бы она оказать ему сопротивление или нет. Она рассеянно провела полотенцем по волосам. Конечно же, да! Она способна действовать так, как считает нужным для себя, если у нее есть твердое убеждение.

Она глянула на светящиеся часы, встроенные в радиоприемник, и зевнула. Еще не очень поздно. Можно пока поспать, а когда он явится, чтобы пригласить ее в ресторан, она вежливо ему откажет. Да, решено.

Она стянула с кровати покрывало, скользнула между двух приятно хрустящих чистых простыней. Голова у нее так кружилась, что она не думала, что сможет заснуть. Но она все-таки закрыла глаза и задремала, и во сне все еще носила кольцо Дрю, и это было хорошо, а в следующий миг у ее уха зазвонил телефон.

Шелли нашарила трубку; она была расстроена, так как знала, что лучшая часть ее сна еще впереди, пусть даже она не смогла бы сказать, в чем бы эта лучшая часть заключалась.

— Кто говорит?

— Твой будильник, котенок.

Она зевнула. Тот самый бархатный, приятный голос из сна. Все еще не проснувшись, она отозвалась:

— Ммм…

— Ммм, что?

— Ммм, сколько времени?

— Девять часов.

— Как, утра?

— Нет, Шелли. Еще вечер. Или юная ночь.

Она взглянула на часы, чтобы удостовериться, а потом в окно. Ложась, она не дала себе труда задернуть шторы, и теперь перед ней возникло чернильно-черное небо, усыпанное бледными точками звезд.