Искусство и религия (Теоретический очерк) - Дмитрий Модестович Угринович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[1 Токарев С. А. Что такое мифология? - Вопросы истории религии и атеизма. М., 1962, вып. 10, с. 354.]
[2 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976, с. 36.]
[3 См.: ХайтунД.Е. Тотемизм, его сущность и происхождение, с. 104-105.]
[1 См.: Авдеев А. Д. Происхождение театра. М. - Л., 1959.]
Что касается мифического повествования, выраженного в звуковой речи, то оно было первоначально вплетено в ткань обрядового действа. Лишь в последующем своем развитии миф, как рассказ о фантастических событиях, отделяется от обрядовой инсценировки этого события и обретает самостоятельное существование.
Для понимания генезиса религии и искусства чрезвычайно важен анализ мифа как сложного, многоаспектного, синкретического образования, которое явилось зародышем и религиозных верований, и ряда жанров народного искусства, фольклора.
Синкретизм первобытного мифа
Мифы многих народов дошли до нас не в их первоначальной, архаичной форме, а в форме значительно более поздней, существенно изменившейся под воздействием новых условий жизни, новых социальных отношений. Поэтому, чтобы выявить архаичные мифологические структуры, мы должны в основном опираться на мифологию тех народов, которые сохранили наиболее древние формы производства и общественных отношений. К числу таких народов относятся прежде всего австралийские аборигены, а также некоторые другие народности Азии, Африки и Южной Америки.
Важная особенность первобытного мифа состояла в том, что он выступал как нерасчлененное единство субъективного и объективного.
Эта особенность мифологического сознания давно замечена исследователями. Уже немецкий философ и психолог начала века В. Вундт справедливо доказывал, что первоначально мифические образы воспринимались первобытными людьми как реальность. „Подобно тому, - писал В. Вундт, - как надетая кем-нибудь на лицо маска есть для первобытного человека в действительности тот демон или то животное, которое она обозначает, а не просто изображение его… - подобно этому и появление души во сне (т.е. появление во сне образа другого человека. - Д. У.) есть для него непосредственное, принимаемое без всякой рефлексии, переживание" [1].
Тождество, или, точнее, нерасчлененное единство субъективного и объективного, считают важнейшим признаком мифа и советские исследователи А. Ф. Лосев и Ф. X. Кессиди. „В мифе, - пишет А. Ф. Лосев, - все идеальное вполне тождественно с материальным и вещественным, а все вещественное ведет себя так, как будто бы оно было идеальным" [2]. По мнению Ф. X. Кессиди, „отличительная черта мифа - это отождествление образа и предмета, субъективного и объективного, внутреннего и внешнего, части и целого и представление, что „все во всем" [3].
[1 Вундт В. Миф и религия. СПб., 1911, с. 47.]
[2 Философская энциклопедия. М., 1964, т. 3, с. 458.]
[3 Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. М., 1972, с. 44.]
Можно согласиться с такой трактовкой мифа, но с одной оговоркой: нерасчлененное единство (тождество) субъективного и объективного, образа и предмета характерно для начальной стадии развития мифологии, для наиболее древних, архаических мифов. В дальнейшем же оно постепенно разрушается, и мифический образ воспринимается уже не как реальное бытие предмета, а лишь как его символ, его частичное воплощение, проявление и обозначение.
Наиболее архаичные мифы, дошедшие до нас, -это мифы тотемические. Суть этих мифов состоит в отождествлении (полном или неполном) людей и животных. Такое отождествление было, по-видимому, первой и наиболее примитивной формой олицетворения, антропоморфизации окружающего мира. И не случайно именно животные, игравшие в эпоху палеолита решающую роль в удовлетворении основных материальных потребностей людей, стали первым объектом мифологического олицетворения.
Синкретизм мифа проявлялся и в том, что он выступал как нерасчлененное единство объяснения и фантастического преобразования мира. Различные исследователи, изучавшие мифологию, издавна фиксировали наличие в мифах обеих этих сторон. При этом каждый из исследователей обычно вычленял одну из сторон, абсолютизируя ее значение и сводя к ней сущность мифологии вообще. Таковы, например, две школы в изучении мифологии, существовавшие в XIX в.: английская (Эд. Тэйлор и другие), рационализировавшая мифы и видевшая их истоки в ложном объяснении окружающего мира, и немецкая, продолжавшая традиции романтизма и классического идеализма и рассматривавшая мифы прежде всего как продукты художественной фантазии.
Между тем в действительности обе указанные стороны необходимо присущи мифологическому сознанию. Более того, они неразрывно связаны друг с другом и имеют общие социальные истоки. Как уже говорилось, сфера практической материальной жизни первобытных людей была крайне ограничена. Соответственно было ограничено и их эмпирическое сознание, отражавшее причинно-следственные связи в окружающем мире. В жизнь первобытных людей постоянно вторгались опасные для них и неконтролируемые ими факторы как природного, так и социального порядка. Отношение первобытных людей к этим таинственным для них факторам в религиоведческой литературе обычно характеризуют только как страх, который рождает веру в сверхъестественное и преклонение перед ним. По-видимому, такие чувства действительно доминировали в сознании первобытного человека, но этим не исчерпывалось его отношение к непонятным и неконтролируемым им объектам. Вспомним опять-таки о самых архаических и примитивных формах иллюзорного сознания: магии и фетишизме. В магии присутствует не только вера в существование иллюзорной сверхъестественной связи между предметами, но и иллюзорная уверенность в том, что с помощью магического обряда первобытный человек может достичь определенной практической цели: убить животное, наловить рыбы, предотвратить засуху, уберечься от козней врагов-иноплеменников. О фетишистском наделении предмета сверхъестественными свойствами, вызванном страстным желанием первобытного человека удовлетворить свои материальные потребности, уже говорилось. Во всех этих случаях присутствуют не только страх, придавленность, отчаяние и т. п., но и стремление подчинить себе те или иные объекты окружающего мира, преобразовать их, поставить их себе на службу. Однако подобное „преобразование" окружающего мира могло в тех условиях носить только иллюзорный, фантастический характер, могло реализовываться только в их сознании.
Вспомним в этой связи широко известное высказывание К. Маркса: „Всякая мифология преодолевает, подчиняет и формирует силы природы в воображении и при помощи воображения: она исчезает, следовательно, вместе с наступлением действительного господства над этими