У страха глаза велики - Екатерина Вильмонт

— Машка, я есть хочу! — заявил он.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась Маша.

Когда он поел, выпил большую кружку кофе, она робко спросила:

— Дядя Леша, кто тебя так?

— Да ерунда, Машуня, подрался немножко.

— С кем?

— Не знаю, пристали какие-то парни…

Брешет, подумала Степанида. Но, разумеется, промолчала.

— Тебе надо примочки сделать, — с жалостью глядя на него, проговорила Маша.

— Ничего не надо, мне бы поспать… — Дядя Леша поднялся из-за стола, халат распахнулся на груди, и Степанида успела заметить, что и грудь у него в синяках и кровоподтеках.

— Дядя Леша, а что, если мы уйдем? — спросила Маша.

— Да, конечно, идите спокойно. Мне ничего не нужно.

И он ушел к себе.

— Здорово его отделали, — тихо произнесла Степанида.

— Ничего, главное — живой! — весело отозвалась Маша. — У меня просто камень с души свалился.

— У меня тоже, — призналась Степанида. — Я боялась, что…

— Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Идем гулять!

— Идем!

Но в этот момент зазвонил телефон. Маша взяла трубку и быстро заговорила по-французски, потом, прикрыв ладошкой трубку, шепнула:

— Степочка, подожди меня немножко, ладно?

И она густо покраснела. Ясно, ее парень звонит, сообразила Степанида и, кивнув, вышла на кухню. Хотя по-французски она не понимала, но пусть Маша щебечет на свободе. Зачем ее смущать? На кухне Степанида села за стол и налила себе минеральной воды. И вдруг взгляд ее упал на лежащую на полу потрепанную записную книжку. Она нагнулась и подняла ее. Судя по всему, книжка принадлежала дяде Леше. Степанида положила книжку на подоконник. Ей смертельно хотелось заглянуть в нее, но она знала — этого нельзя делать! Юлия Арсеньевна внушала ей, что читать чужие письма, заглядывать в чужие записи — последнее дело. Но книжка неодолима влекла ее. Степанида старалась даже не смотреть на нее и только молила бога, чтобы Маша поскорее закончила разговор. Борьба с собой вконец измотала Степаниду, но вот в дверях появилась Маша, румяная и веселая.

— Ну все, можем идти! — объявила она.

— Маш, у меня к тебе просьба, — нерешительно начала Степанида.

— Просьба? Валяй, говори!

— Я вот подняла с полу записную книжку, — Степанида глазами указала на нее, — это, наверное, твоего дяди книжка…

— Эта? Ну конечно!

— Ты не могла бы заглянуть в нее на букву Х.

— Опять тень Холщевникова? — засмеялась Маша и без всяких сомнений взяла в руки книжку. — Так, У, Ф, ага, вот Х… Нет тут никакого Холщевникова! Успокоилась?

— Вроде. Но ты… ты посмотри еще на Т.

— На Т? Ладно… Вот Турищев, Теплицкий, Тамара… А вот смотри — Т.Х. Может, это то, что мы ищем?

— Т.Х.? — взволновалась Степанида. — Тимофей Холщевников!

— Или Таня Храмова! Толя Харитонов! Тарас Харченко!

— Погоди с шутками! — перебила ее Степанида. — Там московский телефон?

— Нет. Тут какие-то буквы… сокращения… И потом… Понимаешь, это все записано наверняка уже тут, в Париже…

— Почему ты так решила?

— Потому что записано новой ручкой, ему мама подарила, тут совсем другие чернила. Вот смотри!

Степанида взяла книжку в руки. Действительно, чернила в последней записи были с лиловатым оттенком. А напротив букв Т.Х. значилось:

3. 13. 23. у. Б. с 12 до 15.

— Очень интересно, просто очень…

— Что? Что интересно? — заволновалась Маша.

— Маша, Холщевников, наверное, все-таки в Париже! Ты же сама говоришь — запись сделана новой ручкой! И твой дядя его знает! Наверняка!

— Ну почему обязательно Холщевников? — неуверенно спросила Маша.

— Потому что «потому» оканчивается на «у»!

— Степанида!

— Ничего не Степанида! Это Холщевников, я уверена на сто процентов! Только вот что значат эти цифры и буквы? Знаешь что? Давай-ка перепишем это все на бумажку и попробуем расшифровать, только не здесь, а на улице. Чего зря время терять?

Маша быстро переписала все на листок бумаги и сунула в карман.

Девочки в некотором смятении покинули квартиру.

— Значит, мы гулять не будем, да? Будем думать над этими писульками? — недовольным тоном осведомилась Маша. — Тогда пошли хоть посидим где-нибудь, в сквере например.

— А что, если поехать в какой-то там сад, а?

— В какой сад? В Люксембургский?

— Вот-вот, и в саду погуляем, и подумаем заодно. Чем плохо?

— Ты права, Степанида! Только Люксембургский сад далеко, мы с тобой лучше в Булонский лес подадимся, согласна?

— А он… он знаменитый?

— Кто? — не поняла Маша.

— Ну лес этот?

— Ага! Он жутко знаменитый! — рассмеялась Маша.

— Точно?

— Точно! Скажешь в Москве — гуляла в Булонском лесу, все тебе завидовать будут.

— Тогда согласна. А это настоящий лес?

— Как тебе сказать? Не очень, не дремучий. Скорее это парк, просто так называется.

Нагулявшись в Булонском лесу по аллеям и дорожкам, они наконец нашли укромное местечко и сели прямо на траву. Маша достала из кармана бумажку с цифрами и буквами.

— Дай-ка мне, — попросила Степанида, в задумчивости глядя на странную запись. — Ну вот тут понятно: с двенадцати до трех. Это похоже на адрес, какая-то улица…

— А что же тогда значат первые три цифры?

Степанида задумалась.

— Черт его знает… Хотя… Слушай, Машка, а что, если это значит, что на этой улице по вот этим числам, по третьим, тринадцатым и двадцать третьим, с двенадцати до трех что-то происходит, а?

— Что происходит? — испуганно спросила Маша.

— Может, там в это время бывает Холщевников, а? И к нему можно прийти по этим числам?

— Ты думаешь?

— Думаю, хотя не знаю… Выяснить бы, что это за улица… Кстати, завтра как раз тринадцатое! Ой, Машка, подумай!

— Ну, я не знаю, в Париже куча улиц на букву Б… Запросто можем попасть не на ту.

— А попасть нам туда надо позарез!

— Зачем?

— Как зачем? Как зачем? Тут же явно какое-то преступление, и Холщевников этот преступник!

— И ты надеешься его разоблачить?

— Надежда умирает последней! Знаешь, у Газманова такая песня есть?

— Не знаю.

— Ну и фиг с ней, с песней.

— Ой, Степа, я совсем забыла! Ты же собиралась мне что-то интересное рассказать, как раз когда вернулся дядя Леша.

— А… Да, собиралась.

— Так расскажи!

И Степанида, развалившись на травке в Булонском лесу, рассказала новой подружке историю странных подарков, которые кто-то посылал с Мотькой новым соседям.

— И это все правда? — пораженно спросила Маша.

— Чистая правда.

— Но разве так бывает?

— Еще и не так бывает.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего особенного, — загадочно улыбнулась Степанида.

— Ты мне не все рассказала, да?

— Почему? Про это дело — все!

— Про это дело? Значит, были еще и другие дела?

— Ну, в общем…

— Степанида! — взмолилась Маша. — Расскажи!

— Ну, у меня-то не так много дел, а вот у Мотьки с Аськой…[1]

— У твоей кузины и ее подружки, да?

— Да! У них знаешь сколько было дел! И каких!

— Ну расскажи!

— Ладно, так и быть, расскажу еще одну историю, но свою, а про Мотькины и Аськины дела пускай они сами рассказывают, а то выйдет, что я чужими успехами хвастаюсь. Вот слушай…

И она рассказала о странной истории с картиной импрессиониста Сислея.

— Невероятно! — время от времени восклицала Маша. — Просто не верится… Ой, нет, ты не обижайся, Степанида, но согласись…

— Я знаю, в это трудно поверить, — кивнула Степанида, — но, если ты приедешь в Москву, я тебя со всеми нашими познакомлю…

— Ой, теперь мне еще сильнее в Москву захотелось…

Девочки какое-то время сидели молча.

— Слушай, Маш, я вот что подумала… — нарушила молчание Степанида. — А что, если завтра твой дядя пойдет на ту самую улицу, а?

— И что?

— Проследить бы за ним…

— Зачем?

— Ну, выяснить все…

— Степа, ты считаешь, что дядя Леша — преступник?

— Нет, ничего такого я не считаю! Наоборот, он скорее всего жертва преступления. А в таком случае надо попробовать его спасти.

— Спасти? — ахнула Маша. — Ты думаешь, ему что-то угрожает?

— Не исключено. Ты же видела, какой он вернулся…

— Но, может, он и вправду подрался, он такой, он может, он вообще драчун.

— Может, и так…

— Но ты в это не веришь?

— Не верю!

— А что же ты думаешь?

— Я думаю, его для начала припугнули. Избили, но не смертельно.

— Зачем? Чего от него хотят?

— Кабы знать… Маш, могла бы ты как-нибудь исхитриться и спросить у своего дяди, кто такой Холщевников?

— Спросить-то я могу, но он… Он же спросит, откуда я про этого Холщевникова знаю. И что я ему скажу?