Пикник на красной траве - Анна Данилова

Марго видела, как «поросенок», взяв из рук старика какие-то картонки, принялся с интересом разглядывать их. Марго вышла из-за колонны и как ни в чем не бывало стала рассматривать афиши Большого театра. Краем глаза она все же увидела работы – какую-то мазню без сюжета в сине-желтых тонах. Она и глазом не успела моргнуть, как старик, получив деньги (мелькнули розоватые сотенные бумажки!), быстрым шагом направился за угол театра, прошел один квартал, затем этот серый резвый комочек закатился в подвал – Марго следом. Она была поражена тем местом, где старик явно чувствовал себя как дома. Это был одновременно и магазин, и винный погреб. Внизу – коньяки и вина (старика там знали – он положил в новый большой пластиковый пакет несколько красивых, солидных бутылок), наверху – английский чай, настоящий кофе… Марго сглотнула слюну и помчалась за стариком дальше, в другой магазин. Там старик покупал молоко, печенье, ветчину. Нагруженный, он продолжал двигаться по улицам так же быстро, легко. Он несколько раз оглянулся и внимательно посмотрел на Марго. И она всякий раз отводила взгляд. И вдруг, отвлекшись, засмотревшись на какую-то витрину, она все же налетела на него. Вскрикнула не то от страха, не то от неожиданности.

– Тебе чего? – услышала она, как это ни странно, довольно мягкий голос. Старик не злился. В его глазах она прочла жалость!

– Ничего… – растерялась она.

– Есть хочешь?

Она кивнула головой.

– Отойдем в сторонку, – шепнул он ей и, схватив за руку, затащил в подворотню. Сейчас убьет.

– Я могу мыть полы, посуду, возьмите меня с собой… – жалобно проблеяла она, решив, что старик служит (служил) у Инги или ее хозяина сторожем, а в свободное время рисует на картоне.

– Тебя ограбили, изнасиловали, изуродовали, отдали в рабство?.. – теперь он явно насмехался над ней.

– Нет, я просто из дома ушла.

– Ты москвичка, что ли? – снова насмешка.

– Нет, я с Волги.

– Тогда неси пакет. Документы у тебя есть?

– Нет. Если отец меня найдет – убьет.

Он сунул ей в руки один из пакетов, и они двинулись по Петровке.

– От тебя хорошими духами пахнет, – сказал старик. – Ты врешь мне, наверное.

– Тогда забирайте ваш пакет…

– Ладно, не злись. Просто я тебя к себе веду, а там у нас строго.

– А куда вы меня ведете?

– Я сторожем работаю. Хозяин уехал, так я его апартаменты сторожу. Я, правда, не один… Но ничего, посмотрим, может, и ты на что сгодишься… полы вот будешь мыть. Еще одна работенка есть, но здесь тебе самой надо будет выбирать. Если не согласишься – уйдешь. Нам тоже лишний рот не нужен.

Марго показалось, что он разговаривает сам с собой.

Он привел ее к особняку, достал ключ и легко открыл замок. Впустил ее в тот самый коридор, где она вчера устроила пошловатую сцену с разорванной блузкой и враньем.

– Проходи.

Марго шла по узкому коридору, затем спустилась за стариком по крутой лестнице вниз – всюду горели лампы, было тихо. Наконец он открыл одну из многочисленных дверей, и они оказались в небольшой комнате с электрической плиткой на шатком столе, умывальником и небольшим диваном.

– Тебя как звать?

– Марго, – сказала она честно. Она знала, что для того, чтобы врать, надо постоянно находиться в напряжении и многое держать в памяти, а потому, чтобы облегчить себе задачу, решила назваться собственным именем.

– Маргарита, значит. Красивое имя. – Старик разгружал пакеты. – А меня – Марк. Мы с тобой почти тезки. Молоко с булкой будешь, пока суп сварится?

Она кивнула, и тогда Марк, вдруг опомнившись и скинув фуфайку (под ней оказалась черная рубашка с короткими рукавами, заправленная в черные же джинсы), кивком головы указав ей на умывальник с мылом, достал с полки кружку, плеснул туда молока. Булку с орешками положил, едва касаясь пальцами, на тарелку.

– Вот, поешь. А потом и поговорим.

И Марго набросилась на еду. Никогда еще булка с орехами не казалась ей такой вкусной, а молоко – жирным и сладким. Похоже, старик знал, что покупать и где.

– Ты посиди здесь, подожди меня, а я пойду поговорю с одним человечком… Вернее, не поговорю, говорить-то он не умеет… – И, бормоча что-то, Марк вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Марго, доев булку и допив молоко, выскользнула за ним и, оказавшись в коридоре, стала ломиться во все двери подряд. Но все они оказались запертыми. Тогда она поднялась на один лестничный пролет и нырнула в темноватую арку, ведущую куда-то вправо, в коричневый душный мрак. Она шла довольно долго, чувствуя, что находится в здании, напоминающем ей старую баронскую поликлинику, которая в начале прошлого века была графским особняком: широкие коридоры с дверями по обеим сторонам, а за дверями – просторные комнаты с высокими потолками и окнами (теперь это медицинские кабинеты, убогие, с рыжими от ржавчины умывальниками, истертым паркетом).

И вот она дошла до конца коридора – внизу светилась щель. Она толкнула перед собой дверь и чуть не ахнула. Огромный зал. Бальный зал. Со сверкающим паркетом, пышными занавесями от потолка до пола и зачехленным роялем. Марго, понимая, что, кроме Марка, ей здесь бояться особенно некого, смело двинулась вперед, почти прокатилась (предварительно разувшись и оставшись в одних носках) по скользкому полу до рояля, коснулась его серого полотняного чехла и, собираясь уже повернуть назад, услышала какие-то голоса, точнее, голос. Подумала, что ее ищут, и спряталась за бархатной портьерой, затаилась. Но так больше ничего и не услышала. Попятилась, спиной открывая легко поддающуюся дверь за портьерой, и оказалась в следующей комнате. Тоже большой, но напоминающей скорее гостиную или непомерно большую туалетную комнату с зеркалами почти во всю стену, бархатными стульчиками «под старину», диванчиками, мраморным умывальником, над которым под слоем пыли, овальное, в тяжелой золоченой раме, еще одно зеркало. Вероятно, когда-то, в старинные года, здесь дворянские дочки, барышни, готовились к балу, поправляя в последний раз локоны, подрумянивая щеки, припудривая рисовой пудрой носы…

Куда я попала? Паркет новый, мебель – тоже. Много пыли. Здесь давно никого не было. Что это за чертовщина такая?

Она увидела еще одну дверь – следующая комната, уже поменьше, с вешалками, на полу – красный узорчатый ковер… И так она шла, углубляясь все дальше и дальше, пока у нее не закружилась голова и она не очнулась в туалете. Современная итальянская сантехника, кафельные плиты в матовых розовато-голубых, гобеленовых тонах – фарфоровые унитазы, биде, душевые кабины.

Совершенно сбитая с толку, Марго открыла кран, чтобы сполоснуть руки. Вода полилась теплая. Только сначала грязноватая, бурая, а потом прозрачная.

Пожав плечами и пробормотав про себя не хуже старика Марка что-то невразумительное, Марго почти бегом побежала в бальный зал, оттуда, по памяти, в каморку, где обещала (да кому я, собственно, чего обещала?!) ждать, и у самых дверей налетела на старика.

– Искала туалет, не нашла, – сказала она, глядя на него честными глазами.

– Меня бы спросила, – сухо бросил он, подталкивая ее в спину, не желая, видимо, чтобы она и дальше торчала в коридоре. – Далеко зашла?

– Там, наверху, темный коридор, я шарахалась от двери к двери, но все оказались запертыми. Что это за здание?

– Не твое дело. Ты поела? Вижу – поела. Сейчас будем варить суп.

– Вы должны были с кем-то переговорить, что-то спросить… – напомнила она ему.

– Я поговорил, если это можно назвать разговором… Думаю, что тебе лучше уйти. Ты не согласишься…

– А что надо делать?

– Раздеваться догола.

У Марго округлились глаза.

– Натурщицей сможешь поработать за стол и ночлег? Работа трудная, но в комнатах тепло, не замерзнешь…

– Натурщицей? Смогу, наверное, хотя я никогда не пробовала… Но сначала мне надо сходить в одно место…

– В туалет, что ли?

– Да нет! Одежду свою забрать у одной цыганки, вернее, часть одежды, остальное она отдаст мне, когда я верну ей долг.

– И много?

– Да нет… Двести рублей.

– Поди возьми… А когда поработаешь у нас, расплатишься со своей цыганкой и заберешь остальное.

Так ничего для себя и не выяснив, Марго, тепло поговорив с Марком и пообещав, что придет сюда ночевать, вышла из особняка и где-то с полчаса просидела на лавке под деревьями, пытаясь осознать увиденное. Мягкий августовский вечер наступил незаметно. Солнце напоследок позолотило скамейки Петровского бульвара, махнуло золотом по деревьям и скрылось. Марго впервые за последние дни почувствовала усталость. Ей захотелось к Лютову домой, забраться в постель и хорошенько выспаться. Но она уже знала, что спать ей придется в другом месте. И даже знала, как уговорить Лютова пойти на то, чтобы он принял ее план и отпустил ее сюда, на Петровку…

У него отнялся язык, когда он увидел Марго в шапочке и его пижамных штанах.