Я, Хмелевская и труп - Волкова Ирина Борисовна

— Теперь наконец запомню, — пообещала я.

Дома я оказалась только под вечер. Больше всего на свете мне хотелось бы сейчас обсудить все происшедшее с третьим бывшим мужем, с которым, несмотря на развод, мы продолжали успешно и плодотворно сосуществовать под одной крышей. Нам принадлежал уютный се-микомнатный дом с двумя входами, садом и сауной, расположенный в чудом уцелевшем от массовой застройки оазисе частных владений на территории Москвы. Снос нам не грозил, поскольку нашу территорию объявили чем-то вроде заповедной зоны, да и в последнее время вокруг появилось такое количество супердорогих особняков, возведенных членами правительства и «новыми русскими», что было очевидно, что теперь-то уж снос нам точно не светит. Любого заикнувшегося об этом чиновника хозяева особняков отправили бы на тот свет быстрее, чем он успел бы поставить свою подпись на бланке.

Ну вот, опять я вернулась к теме бывших супругов. Просто никак от нее не открутишься.

Если чем-то мне и удалось перещеголять пани Иоанну, так это оригинальностью моих мужей. Но первых двух мы пока оставим в покое и перейдем непосредственно к третьему.

Этого человека действительно окутывала легенда. Когда-то в молодости его взял в ученики мастер тайного китайского клана и обучил невероятно эффективному искусству рукопашного боя и восточным психотехникам. Саша готовился стать офицером КГБ, он прошел тесты, необходимые для того, чтобы обучаться в разведшколе, он тренировал иностранных разведчиков и диверсантов (вообще-то этот факт Саша долгое время скрывал, но после того, как, неизвестно каким образом проведав об этом, его обнародовала «Энциклопедия боевых искусств», я не вижу смысла умалчивать о нем). После перестройки он разработал систему рукопашного боя для русской армии и спецназа, писал книги, снимал видеофильмы, выступал по телевидению, словом, стал известным человеком. Если говорить о тайнах, то он был набит ими под завязку, но именно Саша, по молодости и глупости также когда-то бывший романтиком и жаждавший приключений, мне популярно и доходчиво объяснил, что чем мецыпе знаешь, тем лучше, и, вообще, надо жить спокойно и поменьше совать свой нос в чужие дела.

Я с ним согласилась, и с тех пор, когда по телевизору показывали боевики, в которых незадачливых шпионов сначала били, пытали и мучили, а потом их предавала собственная страна, я тыкала пальцем в телевизор и с удовлетворением произносила:

— Смотри, балбес, кем ты хотел стать! Был бы шпионом, и тебя бы так же мутузили.

— И не говори! Уж лучше лежать на диванчике и смотреть шпионские страсти по телевизору, — кивал Саша.

Некоторые книги по воинским искусствам, восточным психотехникам и методам работы спецназа я писала в соавторстве с ним или основываясь на сведениях, которые он мне сообщал. Таким образом, я оказалась вполне теоретически подкованной в области террористическо-диверсионных методов работы и получила много других крайне полезных и любопытных знаний, недоступных обычному человеку.

Словом, пообщавшись со спецназовцами, разведчиками и вечно окружающими бывшего мужа прочими маньяками рукопашного боя, я, слегка подустав от «крутых мужиков», впала в другую крайность и стала абсолютной противницей насилия, что, впрочем, полностью соответствовало восточному принципу, утверждающему, что лучший способ победить — это избежать схватки. Вместо рукопашного боя я принялась заниматься танцами, а вместо изрядно поднадоевших «крутых» детективов и шпионских романов стала читать веселые книги Хмелевской.

Но одно дело: воображаемые преступления, а очень даже реальный труп в багажнике — это нечто из совсем другой оперы. Правда, после того, как «Мерседес» с трупом угнали, мне стало немного спокойнее в том плане, что теперь милиции будет гораздо труднее выйти на мой след и заподозрить меня в убийстве. И я даже стала подумывать, что судьба преподнесла мне настоящий подарок — преступление, которое я смогу расследовать и которое станет основой для моего будущего детектива.

Конечно, если бы Саша был дома, он смог бы привлечь к расследованию своих ребят, и все оказалось бы гораздо проще, но он, как назло, уехал в командировку и в очередной раз где-то кого-то тренировал. Итак, мне оставалось рассчитывать только на себя.

Когда я вставила ключ в замочную скважину, моя истосковавшаяся в неволе собака завыла от возбуждения, прыгая на дверь и царапая ее когтями. Приласкав измученного ожиданием черного терьера, я приготовила для нас ужин и, повалившись в постель, мгновенно отключилась.

Всю ночь меня терзали кошмары. Я обнаруживала голого Росарио Чавеса повсюду — в шкафу, под кроватью, в холодильнике и даже в баночке с жасминовым чаем. Ума не приложу, как он туда поместился, но, впрочем, сон потому и сон, что в нем все возможно.

Под утро, опять-таки во сне, меня осенила гениальная идея воспользоваться афро-антильской магией и, оживив труп, спросить, кто же его убил и как мне достать улики, обличающие злодея.

Сказано — сделано. Раскрыв кстати оказавшееся у меня под рукой практическое пособие по ритуалам вуду, я быстренько состряпала магический порошок из черного перца, коры па-ловерде, сушеных яичников игуаны, корня мандрагоры и перловой крупы и, обильно посыпая им вынутый из банки с жасминовым чаем труп, принялась, приплясывая в стиле афро, громко читать предложенное в книге заклинание.

Это произвело немедленный эффект. Тело Росарио хаотично задергалось, из открывшейся раны потекла свежая струйка крови, а затем он приподнялся и, широко раскрыв лишенные выражения глаза, уставился на меня.

Я поняла, что приближается «момент истины».

— О, Росарио Чавес Хуарес, — соответствующим ситуации замогильным голосом произнесла я. — Открой мне имя твоего убийцы, и тогда, если это вообще возможно в нашей беззаконной стране, закон его покарает.

Губы индейца задвигались. Я наклонилась к нему, и тут он разинул рот, превратившийся в бездонную темную пещеру, и издал отвратительно-насмешливый, пронзительный и дребезжащий звук. От неожиданности я выронила банку с магическим порошком и практическое пособие по ритуалам вуду.

Подпрыгнув на месте, я обнаружила, что лежу на кровати, а на туалетном столике с маниакальной настойчивостью дребезжит телефонный аппарат. Хорошо хоть, что рядом не было мертвого индейца.

Зевнув, я сняла трубку.

— Ликуй и превозноси меня до небес! Сегодня исполнилась твоя самая заветная мечта! — невыносимо громко сообщил голос, который я не спутала бы ни с каким другим на свете.

Звонила Лелька, моя бывшая соседка, та самая, что ходила по потолку, раздражая отставную кагэбэшницу. Мы не виделись года полтора, но, когда дело касалось Лельки, всегда возникало ощущение, что мы только что расстались. Ее бурлящая и бьющая через край энергия производила на людей неизгладимое впечатление. Воспоминания о Лельке никогда не стирались из памяти. Они впечатались в нее, как ладони кинозвезд в бетон голливудского бульвара.

— Рада тебя слышать, — чувствуя, как Лелькина энергия перетекает в меня по телефонным проводам, ответила я. — Исполнение самой заветной мечты — это как раз то, что мне нужно в данный момент. Только ты не могла бы уточнить, о какой мечте идет речь?

— Барабан! — торжественно и многозначительно произнесла Лелька.

— Барабан? — тупо переспросила я. — Извини, я еще не совсем проснулась.

— Ты что, влюбилась или склеротичкой стала? — бодро взревела Лелька. — Да ты мне в детстве все уши прожужжала о барабане.

— В детстве? — еще более тупо переспросила я. — А ты не могла бы уточнить, о каком именно возрасте идет речь?

— Ну, ты даешь! — возмутилась Лелька. — Я тут в лепешку расшибаюсь, чтобы тебя ублажить, даже поставила незаконный зачет по теории функций совершенно безмозглому зулусу, который и пригоршню фиников сосчитать не способен, а ты, видишь ли, не можешь сообразить, о каком барабане идет речь!

— Сдаюсь! — сказала я. — Ты же меня знаешь, спросонья я с трудом вспоминаю, как меня зовут.

— Ну ладно! — смилостивилась Лелька. — А Машку-то ты хоть помнишь?