Крюшон соло - Александр Гейман

- Ах, аббат, это поистине необыкновенная история! - выразил свое восхищение де Перастини. - Но вы так-таки все равно замечательный человек. Подумать только - яички с коготками!

- Не у меня одного,- скромно напомнил аббат.

- Все равно, все равно! А можно посмотреть, как вы втягиваете и выпускаете ваши коготки?

- Нет, нельзя,- отклонил аббат. - Идите-как спать, чадо, уже поздно.

И аббат поднялся к себе в комнату и крепко запер дверь и окно.

Несколько дней после этого де Перастини не докучал аббату мольбами об исповеди. Похоже было, что итальянец за что-то дуется. Даже император заметил это охлаждение и поинтересовался у аббата:

- А что это наш Педерастини какой-то скучный? Он случайно не обиделся, что вы изложили нам феерическую историю трагических бесчинств Гарибальди?

- О, что вы, ваше величество,- успокоил аббат. - Наш де Перастини сам ненавидит этого свеклоборца*. Нет, просто мой друг никак не хочет растаться со своим гегельянством, а я его к этому мягко понуждаю. Ведь это учение серьезно грешит перед первоапостольской католической правой верой.

____ * история про свеклоборчество Гарибальди Ли Фанем не приводится. Прочитайте сами в учебнике истории, а если ее нету, то впишите.

- А разве де Перастини заделался гегельянцем? - удивился император. Отчего бы это?

- Ну, как же, ваше величество, разве вы не заметили? - вон у него какая повязка на глазу,- объяснил аббат Крюшон. - Все гегельянцы носят такие и нипочем не снимают. Впрочем,- поправился аббат,- за исключением адмирала Нельсона - он был не гегельянец, но орнитолог.**

____ ** на первый взгляд, эти утверждения про гегельянцев и Нельсона выглядят фантазией аббата. Но не торопись, читатель, читай дальше - а если невтерпеж, то смотри сразу "Фридрих и Гегель" и "Орнитолог Нельсон" - там-то все обосновывается с железной логикой - неопровержимо, как теорема Ферма.

При словах про орнитологию Нельсона лорд Тапкин скорчил гримасу недоумения, но тут же склонил лицо над тарелкой с остатками пудинга - после епитимьи аббата на ростбиф и прочее скоромное единственным пищевым утешением британца оставалось только это кушанье. Впрочем, английского посла согревала надежда на благополучное разрешение задуманной им операции, а попросту говоря, интриги, в которую они с Пфлюгеном сумели вовлечь уже и де Перастини. Правда, они не раскрывали перед ним истинной подоплеки дела, а использовали его в темную: ветреный Гринблат-Шуберт пичкал доверчивого итальянца хитроумной дезинформацией.

По этой-то причине в один прекрасный день итальянский друг аббата Крюшона прибежал как настеганый в дом к аббату и взволнованно сообщил:

- Дорогой аббат! Отче! Я только что выведал ужасные известия - против вас составился заговор. Это настоящее покушение!

- Что вы говорите?

- Да, да! - и итальянец рассказал оторопевшему аббату о громиле-водовозе и о том, что Пфлю и Тапкин усердно его подпаивают, чтобы он отпнул аббату яйца.

- Подумать только - такие мяконькие, пушистенькие, с коготочками - и их отпнуть! - ужасался де Перастини. - У этих людей нет ничего святого, они готовы поднять ногу даже на вас, своего пастыря! Я не поленился и сходил на задний двор харчевни, где подвизается этот вышибала Синь Синь. Святой отец, я видел своими глазами - эти двое, Тапок и Пфлю, они вовсю упражняют этого громилу!

- Почему же вы решили, что они тренируют его для покушения на меня? спросил аббат, но внутри у него все так и похолодело: как искушенный пастырь и ловец душ человеческих, он чувстовал, что все это правда.

- Ах, аббат, вы лучше сходите и посмотрите сами! - отвечал де Перастини.

Аббат так и сделал - пешочком прогулялся до трактира "Клешня" и украдочкой пробрался на задний дворик. Там его глазику предстали деревянные воротца, перегороженные досочками, на который была нарисована человеческая фигурочка. Фигурка была лопоухой, невысокой и толстой. Красным мелком ниже пояса были начерчены два кружочка, а сама фигурочка была подписана "Крешон". Вдруг послышались голосочки, и появились Тапкин, Пфлюген и здоровенный мужичок - это был Синь Синь, и аббат опознал в нем того, кто, действительно, предлагал пнуть ему по яйцам в благодарность за проповедь. Аббат не слышал, о чем говорили эти трое, но этот головорез-водовоз вдруг заорал что-то и ринулся к забору с изображением фигурочки. Подбежав, громила с коротким зверским криком пнул воротца ножищей. Ошметья досочек полетели как брызги воды.

- Так ему! - заорал Тапкин. - Бац!.. Бац!..

- И по башке кастетом! - заорал Пфлюген.

Мужик тотчас ударом кулака вышиб остатки досок в том месте, где была нарисована лопоухая головушка. Аббат Крюшон тихонечко отполз прочь. "Надо будет поговорить с императором",- решил он.

Однако еще до этого к нему на дом заявились Пфлю и Тапк.

- Чада мои! - с радостной улыбкой обратился к ним аббат. - Возликуйте! - срок вашей епитимьи истек. Кушайте свой ростбиф, дорогой лорд Тапкин, а вы, барон, можете исправлять свою нужду, как сочтете нужным - хоть лежа.

- О, ваше преподобие, нас это совсем не беспокоит,- отвечал Тапкин. Поститься очень полезно, и ваш долг пастыря в том и был, чтобы принудить меня поберечь свое здоровье.

- Да, я тоже недавно имел читать систему физических упражений герра Мюллера,- поддержал Пфлюген. - Этот знаток физкультуры пишет, что практика йогов доказала: наиболее естественный вид отправлений - это снизу вверх, то есть стоя на голове. Как хорошо, что вы меня так вовремя наставили, дорогой аббат, - и Пфлюген рассмеялся коротким деревянным смехом.

Улыбка сошла с лица аббата.

- Дети мои, что вас привело ко мне? Может быть, вы хотите исповедаться?

- Не совсем исповедаться, святой отец,- возразил Тапкин. - Мы хотим известить вас о нависшей над вами грозной опасности.

- Водовоз-вышибала Синь Синь, которого вы наставляли как-то в харчевне, затеял пнуть вас по яйцам,- бухнул урожденный барон фон Пфлюген-Пфланцен и состроил мерзкую рожу, что должна была изображать сочувственную озабоченность.

- Совершенно верно! - подхватил лорд Тапкин. - Мы с бароном которую неделю пытаемся отговорить этого головореза от столь опрометчивого поступка, указывая на возможные необратимые последствия, но он ничего не желает слушать.

- А как вы пытаетесь отговорить этого громилу? - спросил аббат.

- Мы взываем к его чести и нравственному чувству вкупе с разумом и прогностическим мышлением,- отвечал Пфлюген. - А потом...

- ...а потом ведем его на задний двор, чтобы он выместил свою злость на безобидных кирпичиках или досочках,- сообщил Тапкин. - Мы говорим: представь, что это аббат Крюшон и сделай ему, что хочешь, любезный вышибала Синь Синь.