Пионер в СССР - Павел Ларин

class="p1">— Итак… — Вася сделал серьезное лицо. — Мы должны ликвидировать Константина Викторовича.

Мишин вытянул одну руку вперед, сжал пальцы в кулак, а потом изобразил жест, будто выжимает что-то невидимое.

Я напрягся еще больше.

— В смысле ликвидировать… — Этот вопрос прозвучал только от меня, между прочим. Ряскина, судя по его довольному лицу, ничего не смущало.

Нет, Прилизанный меня бесит достаточно сильно. Естественно, при первой же возможности спровадить его, как можно дальше от отряда и Леночки, я непеременул бы этим способом воспользоваться. Но совсем не уверен, что разумно переходить к таким радикальным мерам. Мне пока что светиться в столь серьёзных обстоятельствах вообще никак нельзя.

— Петя, что непонятного? У нас сегодня столько дел! — Толстяк откровенно возмутился. Мол, он тут изо всех сил придумывает нам эти дела, а я, дурак такой, говорю ерунду.

— Опять?! Опять какие-то безумные идеи?! — Мой вопрос прозвучал слишком громко. Я просто охренел, если честно. Они вообще способны сидеть на заднице ровно? Просто сидеть и ни черта не делать. — Вася, какие дела? Что за новости?

— Конечно! — Мишин подвинулся ближе и наклонился вперед. — Конечно, у нас есть дела. Ты зачем в пионерский лагерь приехал? А, Ванечкин? По утрам на линейке стоять?

Мы втроем устроились на его кровати. Остальные пионеры занимались какими-то своими делами. Бегемот и Елена Сергеевна ушли к девчонкам. Константин скрылся в вожатской. Скоро пора было идти на ужин и на нас особо никто внимания не обращал. Сочли, наверное, за столь короткое время, да еще у всех на глазах, ничего страшного исполнить не сможем. Как я убедился буквально только что, зря они так расслабились. Нельзя недооценивать моих товарищей. Честно говоря, даже интересно, как вообще Мишин с Ряскиным дожили в целости и невредимости, с полным набором конечностей и других частей тела, до четырнадцати лет.

— Так…хорошо. Какие у нас дела? — Я тяжело вздохнул, испытывая сильное, огромное желание послать Мишина куда подальше с его грандиозными планами. А судя по выражению лица, планы действительно грандиозные.

— Нам нужно сегодня ночью устроить посвящение. — Торжественно произнёс Толстяк, потом резко отстранился и посмотрел на нас с Ряскиным многозначительным взглядом.

— Посвящение в кого? Кому? Кого и кому мы будем посвящать? — Я подумал в этот момент о землеройке. Серьёзно. Просто смотрел на Толстяка, а видел перед собой землеройку.

Единственное существо, которое не имеется чувство самосохранения. Если к примеру, на пути этого животного протянуть проволоку и пустить через нее ток, то землеройка будет упорно биться о преграду, пока не сдохнет. Но обойти не догадается. Вот теперь стало точно понятно. Чувство самосохранения отсутствует у нее и у пионеров. Ни угроза вылететь из лагеря, ни обещание Прилизанного оторвать нам головы к чертовой матери, ни прогрессирующая трансформация Бегемота, которая звереет буквально от каждого нашего поступка, не способны остановить энтузиазм Васи.

— Так… — Мишин оглянулся на остальных подростков, который весело переговаривались, собираясь на ужин. Проверил, не подслушивает ли кто. — У нас теперь самая настоящая команда. Я, Антон, Ванечкин, и…

Вася поискал кого-то взглядом. Заметил Богомола, который в этот момент вошел в комнату, махнул ему рукой, подзывая к нам, а потом добавил.

— И вот он…ну…Богомол, в общем. И у каждой команды обязательно есть свои традиции. Мы тоже должны их придумать. Вот я решил, что первой традицией станет ночное купание.

— Ну, ты… — Ряскин развел руками. Я честно ожидал, что далее последуют эпитеты, типа, «придурок», «псих», «ненормальный», потому как это было бы самым верным определением слов Мишина. — Ну, ты здорово придумал.

Закончил довольный Антон свою речь и стало окончательно понятно, в этом месте есть лишь один адекватный человек — я.

— Отлично! — Ряскин был в восторге от предложения Толстяка. — Мы, как три мушкетёра и Д’Артаньян!

В этот момент к нам подкрался, именно подкрался, на цыпочках, Богомол. Он осторожно пристроился на соседнюю кровать, наблюдая с улыбкой за происходящим.

— Ну…насчет д’Артаньяна не уверен… — Вася задумчиво посмотрел на четвертого члена нашей новоиспеченной команды. — Хотя если в общем, то мысль верная. Вот, например, у нас с отцом есть традиция. Мы каждый год, как только заступаются праздники Первомая, едем в деревню. У нас случается первая рыбалка.

— Ого. — Ряскин с уважением кивнул, — Хорошая традиция. Это вы сами придумали.

— Да не… — Толстяк махнул рукой. — Это мамка с бабушкой. Картошку сажать надо. Но мы с батей решили добавить свое, мужское дело. Вот в этом году, например…Мы даже придумали свои, особые правила рыбалки. Отец начал забрасывать удочку через плечо, в противоположном направлении от того, куда смотрит. Ну, вроде, наш, особый способ. Мы его даже назвали Метод Мишина…

— Ого… — Антон проникся еще большим уважением в Толстяку и его отцу, которые изобрели такую классную штуку. Хотя, по мне, тупее сложно придумать. — И как? Что принёс метод? Больше рыбы?

— Да нет… — Вася тяжело вздохнул. Рыбы вообще не поймали. Наша задумка увенчалась тем, что чайка схватила его наживку на лету и полетела к своему гнезду на том берегу реки. Мы рыбачим на реке. Река у нас широкая. Почти, как море. И вот пока он замахивался, птица хапнула эту наживку. Папа же подумал, что поймал большую рыбу и восторженно закричал, дергая удочку и заливаясь хохотом. Выглядело, конечно, это… Честно говоря, напугал он других рыбаков, которые были на берегу, знатно. Мы то на лодке рыбачили. Бедная чайка со свистом рухнула в воду. Наверное подумала про себя, что за бешеная рыбина ей попалась. Ну, и все. Отец медленно подтянул ее в лодку. Сделал вид, что так задумано. Местные его не сильно любят. Говорят, мамка могла выйти замуж за какого-то комбайнера Мишку. Больше было бы толку. Ну, и вот… Оказавшись в лодке, чайка притворилась мертвой. Папа вынул крючок и отпустил птицу. Чайка открыла глаза, клюнула его в руку и с недовольным воплем улетела. Папа ругнулся ей вслед и попытался сшибить ее свинцовым грузилом. У него хлестала кровь, настроение испортилось, и он отменил рыбалку. Но суть то не в этом. Главное — традиция.

Я с удивлением наблюдал за Мишиным. Он реально верил в то, что говорил.

— В общем… Я придумал способ, как нам нейтрализовать Константина Викторовича на всю ночь. И скажу точно, ему будет не до нас. Гарантированно. Мы по-тихоньку смоемся через окно. Доберемся до моря, искупаемся, а потом вернёмся обратно. Тихо, спокойно. Начало будет положено. А еще, думаю, надо вести летопись. Ну, как дневник наших летних приключений. Перед отъездом спрячем его в особом месте.

— Это все хорошо… — Я перебил Машина. Полет его мысли было сложно остановить. Эту мысль начало заносить куда-то очень далеко. Летописи он собрался вести… — Что с Константином?

— А-а-а-а-а… Касторка! —