Игрек минус - Герберт Франке

Внизу, на обочине скоростной автострады, Джеймс увидел голубой «гляйтер-комби». Из него выскочили несколько человек.

— А вот и их воздушная эскадра! — Незнакомец рассмеялся. — Ладно, сматываемся!

Сопла двигателей взревели, и гляйтер понесся дальше на предельной скорости, разрешенной в городе.

— Что все это значит? — прокричал Джеймс на ухо незнакомцу.

— Здесь мы сможем поговорить! — прокричал тот в ответ. — Здесь нас никто не подслушивает. Значит, так! Я Хорри Блейнер из группы «эгг-хедов»,[15] — и, заметив недоумение на лице Джеймса, добавил: — Приятель, да ты сам один из нас! Я ведь наблюдал за тобой в бинокль. Видел, как ты разобрал зажигалку!

Джеймс вздрогнул. Какое бы значение ни придавать его словам, он в руках у этого человека.

Хорри рассмеялся:

— Да ты не бойся! Мы тоже считаем их законы идиотскими. Запрещено срывать пломбы. Запрещено разбивать машины. Обыватели, мещане! Ничего, мы им еще покажем!

Хорри направил гляйтер на юг, к спортивному центру. Это был огромный комплекс, состоявший из гимнастических залов, искусственных ледяных дорожек, игровых площадок, плавательных бассейнов и боксерских рингов. Повсюду самая современная аппаратура для фиксации времени, длины, высоты, взятого веса, всюду снаряды для тренировок спортсменов-профессионалов: лодки для гребли в сухом бассейне, велоэргометры, массажеры, эспандеры — словом, комплекс оборудован по последнему слову спортивной техники. Значительная его часть находилась под огромной крышей из мягкого прозрачного искусственного материала. В центре размещались овальный стадион и символ спортивного комплекса — вышка для парашютистов. С интервалом в несколько секунд в сумеречное небо катапультировались парашютисты, а потом, паря как пушинки под куполами, они опускались на пористое покрытие специальной площадки.

— Тебе повезло, — сказал Хорри. — Сегодня у нас праздник. — Уменьшив скорость, он снизился и пошел на посадку. — Вылезай!

Он выпрыгнул на самораскатывающийся коврик, который понес их по извилистым коридорам, освещенным мягким, приглушенным светом.

Время от времени, когда приходилось делать «пересадки», езда замедлялась: надо было ухватиться за пластинчатую серьгу, закрепленную на огромном шарнире, и не выпускать ее, пока не попадешь на нужную несущую дорожку. Для Джеймса, никогда не увлекавшегося спортом, все это было внове, как и сам способ передвижения, который требовал изрядной ловкости. Ему пришлось нелегко, тем более что постоянно приходилось остерегаться мальчишек, которые использовали бегущие дорожки для новой разновидности игры в пятнашки, рискованно перепрыгивали с одного самораскатывающегося коврика на другой и несколько раз беззастенчиво отталкивали его в сторону.

— Вы спортсмен? — неуверенно спросил Джеймс своего спутника, который с явным удовольствием всячески мешал ребятам, затеявшим буйную погоню друг за другом.

— Глупости! — ответил Хорри и схватил Джеймса за руку: того чуть не вынесло с дорожки на повороте. — Это только маскировка. Для наших целей комплекс устроен идеально. Кто здесь во всем досконально не разобрался, сразу запутается. Залы находятся один за другим, они как бы вдвинуты один в другой, будто спичечные коробки. Место экономили, вот в чем дело. Мы всякий раз встречаемся в разных залах. И до сих пор нас ни разу не поймали.

— «Яйцеголовые», — задумчиво произнес Джеймс. — Так раньше называли научных работников. Что у вас общего с наукой?

Хорри только ухмыльнулся и потяйул Джеймса за собой с дорожки на желоб для спуска. Вниз летели так, что в ушах свистело.

— Мы современные люди, — по пути говорил Хорри. — Заниматься наукой — дело шикарное. Обыватели всего на свете боятся: нового оружия, ракет, танков. Потому-то у нас тоска зеленая. Ничего такого не происходит. Эти старые физики с их напалмовыми бомбами и атомными снарядами были парни что надо. Они были правы: чтобы этот мир зашевелился, его надо причесывать против шерсти.

Спустившись еще на несколько ступенек, они оказались в небольшом зале, где, судя по всему, проводились медицинские обследования спортсменов. Повсюду расставлены передвижные кардиографы, энцефалографы, осциллографы, пульты для тестирования штангистов, пловцов и спринтеров, рентгеновские установки для контроля координации движений спортсмена во время тренировки. На скамейках у стен, на матрасах и даже на пультах управления приборами сидели в самых разных позах юноши и молодые мужчины в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, все коротко остриженные, большинство в сандалиях и комбинезонах из белой жатой кожи.

Хорри остановился в дверях. К ним подошли, похлопали Хорри по плечу, восклицая: «Э-эй!» или «Крэзи!» Кто-то протянул Джеймсу бутылку; он с отвращением глотнул какого-то грязно-белесого пойла, от которого отдавало химией, а по вкусу оно напоминала клейстер.

— Отличные ребята, — сказал Хорри. — Нелегко было собрать их вместе. По крайней мере с десяток мы прихватили у малышки Руссмоллер. Приятная она козявка, но тупая: если у нее кто спросит о деде, тут же сообщает в полицию. Еще чуть-чуть, и ты тоже был бы у нее на совести.

В горле у Джеймса запершило: от нескольких комков бумаги тянулся желтый дымок. Хорри глубоко вдыхал дымок, который оказывал странное воздействие — он оглушал и возбуждал одновременно.

— Они пропитаны, — объяснил Хорри. — А чем, не знаю. Вдохнешь — другим человеком делаешься.

Джеймс видел, как несколько молодых людей склонились над язычками пламени и, опустив головы, глубоко вдыхали дым. Кто-то затянул унылую, монотонную песню, другие подхватили. Постепенно голоса сделались невнятными, движения рук — порывистыми.

Сам Хорри тоже начал пошатываться. Ткнув Джеймса кулаком в бок, он воскликнул:

— Здорово, что ты здесь! Я рад, что именно я выудил тебя! Мне просто повезло! Мы уже несколько месяцев поочередно дежурим. Давно никто не появлялся!

Он начал бормотать что-то нечленораздельное. Джеймс тоже с трудом сохранял ясную голову. Стоявший рядом худощавый юноша вдруг начал безумствовать. Он вырвал из стены поперечный стержень, на который подвешивались металлические блины для штанг тяжелоатлетов, и принялся молотить им по аппаратуре. Во все стороны брызнули осколки стекла, с приборов осыпался лак. Пробитая жесть противно дребезжала. Вдруг Джеймс ощутил, как болезненно сжался желудок.

— А он парень что надо, — заплетающимся языком проговорил Хорри. — Гляди-ка, он в полном грогги. Но с тобой никто из них не сравнится. Я пока не знаю никого, кто сделал бы такое, не нанюхавшись. Знаешь, меня самого чуть не вырвало, когда я увидел разобранную зажигалку. Да, что ни говори, это свинство, дружище… да, сумасшествие… свинство… но это единственное, что еще доставляет нам удовольствие!