Проклятие Солнца (СИ) - Бланш Лилия

Зелёный взгляд этерна остановился на лице Себастьяна.

— Сверр, я тебя предупреждаю первый и последний раз — не испытывай моё терпение.

— Я тебя тоже хочу предупредить, этерн. Калерия выбрала Верлена, теперь она его официальная невеста.

Беарниец внимательно следил за выражением лица этерна, пытаясь разглядеть хотя бы отголоски чувств, но Кетро умел держать себя в руках.

— Прекрасно. Наконец-то, этот фарс с двойной помолвкой закончился.

Даже не утруждая себя тем, чтобы скрыть перемещение, прямо из целительского блока Кетро телепортнулся на заснеженный пик и позволил вскипающей крови выплеснуть раздражение. Через мгновение заснеженная вершина горы Вер-Аэрдэ, сверкавшая девственной белизной, превратилась в чёрное пятно. Внутренний огонь вырвался, охватил всё тело этерна, не только расплавил снег, но испарил и влагу.

— Что со мной происходит? — произнёс Илрэмиэль, мрачно разглядывая результат своего гнева. Ответом стало лишь равнодушное молчание. Словно это могло что-то исправить, он прокричал свой вопрос ещё раз. Так громко, что эхо прокатилось над горами.

* * *

Пришлось рассказать матери про браслет. Ему не хотелось в приступе очередного гнева спалить Академию, выдать себя или навредить кому-либо. Подобное случилось в детстве, когда он однажды снял браслет без разрешения.

— Илрэмиэль, что ты опять натворил?! — причитала мать, в ужасе оглядывая полностью выжженную детскую. Илрэмиэлю было семь. Они уже пару лет жили в городском особняке лорда Кетро, который мало интересовался сыном жены. Хотя мать тоже мало внимания уделяла Рэму. Сколько он себя помнил, она всегда была встревожена, они всегда куда-то бежали и где-то прятались. В доме Алехара мать немного успокоилась, но всё равно всегда была занята. Словно вместо вечной гонки за безопасностью, она нашла новую цель.

Словом, Кетро всегда был предоставлен сам себе, и находил занятие как мог. Ему просто захотелось снять браслет, который всегда был на его запястье. Это оказалось непросто. Застёжки на серебряном изделии не обнаружилось, Рэм перепробовал кучу ножниц, ножей и даже кинжалов, пару раз порезался, но браслет удалось снять лишь ритуальным кинжалом жреца рода Кетро, который в тот день удачно заехал к Алехару по делам.

Илрэмиэль тихонько вытащил кинжал из широких складок балахона служителя храма и мерцающий золотой клинок легко справился с серебряным браслетом.

Он сделал это в своей спальне и едва браслет соскользнул с запястья, как рука вспыхнула алым пламенем. Рэм с интересом уставился на собственную конечность. Теоретически он знал, что огонь обжигает, однажды видел ожоги повара, которого отец легко вылечил. Но почему-то пламя, охватившее руку Илрэмиэля, не жгло его. Огонь перекинулся на вторую руку, охватил всё тело, и тут он испугался. Заметался по комнате, начал кататься по полу, пытаясь сбить пламя, в итоге лишь поджёг ковёр, мебель и спалил комнату дотла.

— Рэми, — Гиэлрин изо всех сил старалась говорить мягко. — Тебе нельзя снимать этот браслет, понимаешь? В Гехарийской империи использовании стихийной магии карается смертной казнью, сынок.

Слова матери долетали словно издалека, Рэм удивлённо оглядывался по сторонам, не в силах поверить, что это именно он превратил комнату в настоящее пепелище.

— Мы скажем Алехару, что ты играл со свечами, — спокойно продолжала мать. Хотя Рэм прекрасно знал, что это лишь видимость спокойствия. Голос её подрагивал. — Загорелась занавеска, ты испугался, выбежал из комнаты, а пока искал меня — комната сгорела дотла. Хорошо?

Он кивнул. Мама всегда знала, как лучше поступить. Он слушался её, когда они сбежали от тех страшных огненных людей, которые держали их в плену. Он слушался, когда они попали к этернам. Рэм всегда делал так, как говорила мама. Он с детства знал, что мама знает, как будет лучше.

— Ничего, дорогой, — она привлекла его к себе, погладив по голове. — Однажды ты станешь императором, перепишешь дурацкие законы, и никто не посмеет и слова сказать против тебя или твоей магии. Потому что ты у меня самый сильный и непобедимый мужчина в мире, запомни это Илрэмиэль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он верил… Он верил всему, что говорила мать, потому что она никогда не ошибалась. Она сказала, что они сбегут и они сбежали. Сказала, что будут жить в безопасности в красивом доме, и они жили. Сказала, что он станет самым сильным, и он стал. Она сказала, что он станет императором…

— Мама, мой браслет сгорел, — спокойно произнёс Илрэмиэль, внутренне готовясь к напору материнского недовольства.

— Что?! Как это случилось, Рэми? — Гиэлрин поднялась с кресла и подошла к сыну, внимательно взглянув в такие же зелёные, как у неё самой, глаза.

— Гнездо ялтагов оказалось больше, чем предполагалось. Напалм закончился, я оказался в опасности и случился выброс силы, который уничтожил браслет.

Уголки губ Гиэлрин дрогнули в улыбке.

— Твоя сила растёт, мальчик мой. Однако до момента, когда ты станешь императором, нужно скрывать её.

— Мама, что, если я не хочу становиться императором?

— Не говори глупостей, Илрэмиэль! Это единственный способ — жить открыто, не скрывая собственной силы. Я сделаю новый браслет и учту твою растущую силу. Кто-нибудь видел, как это случилось?

— Нет, я был один, — соврал он, не моргнув и глазом. Илрэмиэль не имел иллюзий насчёт своей матери. Когда Алехар отказался избавляться от одной из наложниц, та вскоре отравилась чем-то таким, от чего не смог вылечить даже отец. Рэм хотел бы верить, что мать не могла так поступить с несчастной антропийкой, но… что-то внутри подсказывало, что он ошибается. Вряд ли матери понравится новость о том, что вырвавшийся из-под контроля огонь видели ещё двое. Эти двое слишком ему дороги.

Глава 9

Под двойным осуждающим взглядом подруг кусок в горло не лез совершенно, поэтому я лишь ковыряла вилкой нежнейшую куриную отбивную со сливочным соусом, сожалея, что не могу отдать должное своему любимому блюду в академской столовой.

— Серьёзно? — Глаза Влады округлились так, что она уже напоминала мультяшного героя из детской телепередачи.

— Ты, наверное, шутишь. — Сильван выглядела недовольной и мрачной. Мне всё чаще казалось, что гарунийка откровенно завидует.

— Освободил тебя от обучения и досрочно назначил штатным целителем, — повторила Влада мои слова, произнесённые несколькими мгновениями ранее. — Разве так вообще можно?

— Видимо, герцогу Верлену можно всё, — прошипела Сильван, бросив вилку на тарелку с такой силой, что та жалобно звякнула, ударившись о керамику.

Сообщать подругам о том, что я сделала выбор и уже назначена дата помолвки, стало страшно.

— Сильва, ты как-то уж слишком агрессивно реагируешь, — заметила Влада. Я с благодарностью посмотрела на подругу.

— Кажется, ты права… — рассеянно ответила Сильван, опуская глаза. — Прости, Калерия. Мне просто очень нужно остаться в Академии, а затем и на службе у Императора, иначе придётся вернуться домой.

— Домой никому не охота, — ответила Влада.

— Ладно, — слегка повеселела Сильван. — Что насчёт бала в честь празднования древнеземного Нового года? Всего месяц остался!

— Идём, конечно! Надо как следует повеселиться, а то все эти покушения на Верлена и Марлен… Угнетает.

— Что за бал?

Чистокровные антропиты, конечно же, праздновали Древний Новый год в ночь с тридцать первого декабря на первое января, только проходило всё очень тихо — в семейном кругу. Спокойный ужин с воспоминаниями о потерянной Земле — месте, где кроме людей не было никаких других рас, не было магии. Этакий вечер ностальгии, когда принято рассказывать, что раньше жизнь была гораздо лучше — ровно до тех пор, пока Земля, измученная людьми, не развалилась на части.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На Магитерре начало Нового года отмечалось первого апреля — в день, когда природа пробуждается от зимнего сна. Вообще, до появления людей ни этерны, ни гаруниты, не пользовались таким понятием как месяц. Этерны делили год на полугодия. Гаруниты и бассы — на сезоны. Однако, люди, привыкшие жить в чётких временных рамках, внедрили понятие месяц и неделя.