Неделя на Манхэттене - Мария Ивановна Арбатова

ещё и в поезде, где у нас только и разговаривают. Про то, как тяжело американцам в толпе и очереди, и посему запрещены лишние телодвижения, разговоры даже со знакомыми, надо сделать ледяное лицо, а лучше сунуть его в газету. Про то, что строго запрещено обсуждать зарплату, стоимость дома или машины. При этом стопроцентно разрешено всенародно обсуждать сперму президента на платье практикантки и его утверждение в суде: «Это не я занимался с ней сексом, а она занималась со мной сексом!» Потому что в Америке декларируется одно, а делается другое ровно в том же объёме, в каком у нас это было в СССР.

На письменном столе стоял стилизованный под старину телефон, но мы ещё не знали, что в нём сломана лампочка, сообщающая о месседжах. В Америке оставляют информацию через месседжи, а он глотал звонки, как копилка деньги. И это было пятой особенностью.

Шестой особенностью оказался кондиционер времён войны Севера и Юга – включённым он ревел как взлетающий самолёт. Хорошо, что на улице ещё было не очень жарко. Седьмой особенностью стала ванна. Как обещал сайт отеля, она имелась, но маленькая. Для карлика, пардон, для маленького человечка. В США, как вы помните из фильма «Плохой Санта», запрещено слово «карлик».

Душ средневековой конструкции торчал так, что попасть под него без тренировки не получалось. Одна из трёх ламп в ванной не горела, чего никак не могла не заметить горничная. Но это мелочь по сравнению с тем, что вентиляция отсутствовала, точнее, ею работало окно ванной, и если оно закрывалось, чтобы не стоять перед соседями голышом, с потолка тут же начинало капать. Это было седьмой особенностью номера.

Моющие средства в шкафчике оказались шведскими, зато туалетная бумага была крупно подписана «с гордостью сделано в США». Причина гордости состояла в том, что всё остальное в номере было сделано в Китае. Работал или нет стоящий на комоде телек, мы не проверили, уткнувшись в российские новости по ноуту и айпаду. Позже в отель заселилась девушка из нашей делегации, у неё и телек не работал.

Восьмой особенностью стал холодильник в кормилице-кухне. Ростом он был по пояс человеку, при открывании скрёб дверью по кафелю, оставляя следы, и урчал громче кондиционера. Пришлось выдвигать его из ниши на ночь и отключать.

Девятой особенностью стала гардеробная. В ней можно было разместить на ночёвку четырёх человек, стоял сейф, а из стены ко мне тянулось что-то чёрное. Не зажигая света в гардеробной, я удивилась, насколько эти модернистские крючки не вяжутся со стилистикой номера, и попробовала повесить на них вещи.

Крючки зашипели, заискрили, меня дёрнуло током, и, отлетая на пару пару метров, я заорала:

– Провода под напряжением!

– Этого не может быть, в Америке строгий контроль… – начал было муж, включая свет в гардеробной, но не закончил фразы.

Небрежно замотанные чёрной изолентой обрезанные провода уставились на него как две ощетинившиеся змеи. Я метнулась за фотоаппаратом, кто потом в Москве поверит? Сама бы прежде не поверила.

Возле входной двери белела ровно такая дверь с такими же золотыми шпингалетами, видимо, вторая гардеробная. Мы открыли шпингалеты, и попали… в другой, практически зеркальный, только пустой номер. Случись это сразу после прилёта, решили бы, что глюки.

– Ты уверен, что мы поселились в Манхэттене? – с надеждой спросила я мужа.

– Открой в Интернете карту Нью-Йорка и убедись, – ответил он, но особой уверенности в голосе уже было.

Нас не предупредили, что в Америке принято разделять номер на части и сдавать разным постояльцам. И это было десятой особенностью номера. Потом меня уговаривали, что это удобно для больших семей, чтобы родители слышали, всё ли в порядке у детей. Но мы приехали как без детей, так и без планов усыновлять постояльцев соседнего номера.

Я попробовала открыть карту Нью-Йорка и убедиться, что мы не в Манхэттене, но у ноута кончилась зарядка. И оказалось, российская вилка подзарядки несовместима с американской розеткой без адаптера, а все телефонные номера остались в братской могиле невключившегося мобильника и разрядившего ноута.

Ножа, как я уже говорила, в кухонном хозяйстве не было. Распоров целлофан на чемодане вилкой, мы по очереди переоделись в гардеробной и пошли к мексиканцу за адаптером и возможностью высказать всё, что думаем об отеле. Но мексиканец отбился очередным «импосиблом», нарисовал на листочке маршрут к магазину адаптеров и посоветовал бежать бегом, потому что он скоро закроется.

Мы побежали на тёмную неопрятную улицу, разделённую пополам миленьким газончиком, но дверь магазина была уже закрыта. Бросились в соседний, эдакое сельпо – немножко хозтоваров, немножко галантереи, немножко полуготовой еды в упаковках, немножко мороженого, немножко резиновых сапог и презервативов. В сельпо адаптера не было, и нас послали на противоположную сторону улицу со словами, что и там вот-вот всё закроется.

Большущий магазин «Staples» торговал оборудованием для офисов. Скучающий в зале с электроникой чёрный парень показал адаптер, но не был уверен, что он подойдёт, и предложил принести ноут на примерку со словами, что до закрытия магазина осталось…

Муж побежал в отель за ноутом, а я осталась глазеть по сторонам возле корейской баптистской церкви и скульптуры Питера Войтука, изображавшей ворону на пирамиде из яблок.

Дома на улице были двух типов. Либо вертикально поставленные серые бараки в гирляндах пожарных лестниц, либо здоровенные монстры, перекликающиеся со «сталинским ампиром», но отделанные такими завитушками, что руки бы оторвать архитектору. Всё это толкалось, надвисало и громоздилось друг на друга.

Количество людей на перекрёстке напоминало большие индийские города. Но в отличие от ярко одетых и изящно двигающихся индийцев, здешние по-армейски вышагивали, что-то тащили с армейской сосредоточенностью, с ней же кричали в мобильники, жевали завёрнутое в бумагу и отхлёбывали из больших бумажных стаканов.

Одеты они были в основном так же, как построены дома. От женщин оставалось ощущение, что, опаздывая на работу, напялили то, что первым выхватили из шкафа. Никогда не поверю, что в городе, набитом шмотьём, сложно хоть чуть-чуть подобрать кофту под сумку, туфли под юбку и т. д.

С нашей точки зрения, это казалось оргией безвкусицы, но американские приятельницы уверяли меня, что неформальная одежда, подобранная со вкусом – дурной тон и нарочитая сексуализация образа. И что вообще в США приняты три формата одежды: dress-up style – по-нашему выходной; рrofessional – деловой или рабочий; и casual – нарочито небрежный и пофигистский.

На фоне белых, стиравших себя одеждой, как ластиком, шикарно смотрелись плевавшие на формат чёрные. Они эксплуатировали в одежде один цвет, варьируя оттенки – видимо, это было