Единственная Миллиардера - Ангелос Валерия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Наверное. Когда я смотрю в ее глаза, то про все свои планы забываю и вроде уже не важно даже, какие у нас времена, тяжелые или нет.
Я знаю, все наладится. Мама всегда говорит правду.
Но заработать тоже неплохо.
– У кого деньги, тот и рулит, – заявляет Петька.
Важный такой. Деловой. Вечно нос задирает. Но я легко отвешиваю ему подзатыльник. И в чем тогда сила?
Деньги – вопрос времени. Я знаю, что возьму все, чего захочу. Полностью обеспечу маму. Займусь ее здоровьем. Раз обычные врачи не справляются, найду особенных, самых лучших. В Израиле, например. Петька говорит там крутая медицина. Его родители ездят туда на заработки. Не представляю, какими делами они занимаются, но постоянно шлют Петьке подарки.
– Сколько лечение стоит? – спрашиваю.
– Какое еще лечение? – удивляется Петька.
– В Израиле.
– Не знаю.
– Ну так спроси.
– У кого?
– Да у родителей своих.
– Так они не врачи.
– И что?
– Они никого не лечат, – пожимает плечами. – Откуда им знать?
– Ты спроси, – повторяю. – Если сами не знают, спросят у тех, кто знает.
Маме хуже становится. Она чаще кашляет, сильнее устает. Хотя зимой всегда так. Потом легче. Надо подождать. Мама и сама так говорит. Все пройдет.
– Дорого, – говорит Петька.
– Что дорого?
– Ну лечение. Ты же сказал спросить. Папа сказал какое-то странное слово, а мама на него прикрикнула.
– Ничего не понял.
– Мама сказала мне это слово забыть. Объяснила, что это просто значит очень много и все.
– И ты забыл?
– Нет.
Петька называет мне слово, которое и правда ничего не объясняет. Впервые такое слышу. Ладно. Много значит много. Буду зарабатывать.
– Пацан, ты сдурел? – рявкает грузчик.
А потом как заржет.
– А что тут смешного? – хмурюсь. – Я вам помогу, а деньги поделим. Мне надо много заработать. Чем раньше начну, тем лучше.
– Тебе сколько лет?
– Четырнадцать.
– Тебе? – брови гнет. – Четырнадцать?
– Да.
– Гуляй, – отмахивается. – Вали отсюда, мелкий. Какая еще работа? Тебе лет десять от силы.
Ладно, подумаешь, пару лет прибавил. Четырнадцать. Десять. Или чуть меньше. Да какая разница?
Но на работу меня не берут.
– Глеб, что это за шутки про работу? – спрашивает мама. – Мне соседка сказала, ты ко всем вокруг пристаешь.
– Язык у нее как помело.
– Глеб!
– Прости, мам.
– Зачем тебе работа?
– Просто.
– Глеб, – взгляд у нее такой, что тут только правду говорить, да и когда бы я стал врать маме?
– Ну так вышло, – плечами жму. – Решил работу найти. Плохо что ли? Я уже взрослый.
– Глеб, тебе восемь.
– И что?
Дался им этот возраст. Хочу и работаю. Мое дело.
– Рано тебе, – вздыхает мама. – Еще наработаешься.
– Так я готов, а вот тебе пора отдыхать.
Мама не соглашается. Она вообще редко одобряет мои решения. Сам не знаю почему. Я как лучше хочу. Стараюсь.
– Глеб! – опять этот противный голос. – Глеб, выходи! Ты где? Глеб!
Закрываю уши ладонями. Не хочу никого слышать. Только маму. Но она молчит. Давно молчит. Несколько дней. Я пока не считал точно.
Декабрь. Новый год совсем близко.
А мама…
Кажется, она не успела загадать желание.
Елка стоит, но мы еще ничего не украсили. Коробка с игрушками до сих пор на верхней полке. Мама потом достанет. Гирлянда тоже где-то там. Далеко.
– Загадай желание, – улыбается мама. – Все исполнится.
Я загадывал. Много раз. Каждый день. Опять и опять. Только ничего не помогало.
Желание не сбудется. Никогда.
Мамы больше нет.
Створки шкафа распахиваются. Не знаю, как чужая тетка умудряется найти меня, но все-таки вытягивает наружу.
Мерзкая баба.
– Глеб, мама просто спит, – говорит она. – Проснется на небесах. Придет день, и вы снова встретитесь. А пока ты должен быть хорошим мальчиком.
Ну и бред.
Мне восемь лет, но я не идиот. Я и тогда понимал, это все полное дерьмо. Нет никаких небес. А если бы и были, то мою маму туда бы точно не забрали, ведь она так нужна мне здесь. Сейчас.
Я плюю этой тетке в лицо. Вырываюсь и мчу подальше от нее. Хочу забраться под кровать, но вижу на постели маму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Застываю. Дышать тяжело. Очень. Нос забивает. В груди давит. Я и двинуться не могу. Смотрю на маму и… не узнаю. Ну то есть это она. Я знаю. Но как будто бы нет.
Я подхожу ближе. Мама еще здесь. Рядом. Совсем близко. Можно дотронуться, но она точно ускользает. Дальше и дальше. И я понимаю, больше никогда не смогу ее обнять. Как раньше – не смогу.
– Глеб, – доносится еще один голос. – Глеб.
Кто-то обхватывает меня за плечи. Мягко. Похоже на маму. Но нет. Не то. Все не то. И голос похож. Но совсем другой.
Вокруг остаются только чужаки. Посторонние.
Я один. Кричу. Зову маму. Захлебываюсь слезами. Я знаю, мама уже не ответит. Знаю. И что?
Я не верю. Больше не верю. Ни в небеса. Ни в чудеса. Ничего не наладится. Ничего не станет хорошо. Моя мама ушла.
+++
Меня забирает Тамара. Это одна из подруг мамы. Не знаю, почему она так делает. Выгоды ей никакой. Я точно не разбираюсь, просто слышу, как все вокруг ее отговаривают связываться со мной.
– Зачем тебе чужой ребенок? Сама подумай, личную жизнь не устроишь. Кто поведется на бабу с прицепом? Так ладно бы свой! Тут чужой. Куда тебе эта морока?
Я плохо понимаю, о каком прицепе речь. Нет у меня ни машины, ни прицепа. Один я. Совсем. Даже квартира, где я с мамой жил, чужая. Там другой хозяин. Мы просто ее снимали. Короче, взять с меня нечего.
– Пусть с ним органы опеки разбираются, – говорят Тамаре. – Ты только на него посмотри. Мелкий, а взгляд дикий. Настоящий волчонок. С ним наедине даже остаться жутко, еще вцепится. Вспомни, как он после смерти матери орал. Ну правда же – бешеный. Намучаешься с ним. Видно ведь какой он. Природа в глазах отражается. Боюсь представить, что у него за папашка. Наверняка, там либо наркоман, либо отбитый уголовник, а может и все сразу.
– Хватит! – резко обрывает Тамара. – Я этого мальчишку с пеленок знаю. Куда его опека отправит? Им лишь бы в отчете отметку поставить. Родственников не станут искать. В детдом отправят и закроют папку, а для меня он не просто лист в документах. Я как он рос наблюдала. Теперь что, отдать? На себя его запишу. Все оформлю как полагается. Ты разве не знаешь какие у нас приюты?
– Знаю.
– Вот и не лезь. Нечего здесь обсуждать.
– Пожалеешь, Томка. Спорим? Пожалеешь! И месяца не пройдет, как ты захочешь пацана сплавить. Я уверена, не справишься с ним.
Я не знаю, что там за жизнь. В приюте. Хорошо или плохо. Я никогда в детдоме не был. Но мне это и не важно. Сейчас мне вообще никак. Хоть с Тамарой, хоть с кем угодно. А вообще нет. Было бы отлично жить дальше в одиночку. Чтобы никто не лез и не доставал. Я бы и на улице разобрался. Не вопрос. Тут надо начать, потом видно будет. Не пропаду. Я взрослый. Просто паспорта нет, а без паспорта на работу не берут. Так сказал хозяин одного из магазинов, в который я пытался устроиться.
– Пацан, – усмехнулся он. – Приходи, когда паспорт получишь. Без очереди тебя в помощники приму. Вижу, толк будет.
Мало кто во мне тогда толк видел. Мужик этот. Тамара. Ну и я сам. Я сразу понял, нужно много успеть.
Главная цель – деньги. До черта денег. Миллион. Миллиард. Можно больше? Значит, больше. Все деньги мира заграбастать. Раз и навсегда подмять под себя, а после уничтожить. Пусть сгорят, пусть исчезнут. Навсегда.
Внутри такая жадность разыгралась. Дыра открылась. Пропасть. Бездна. Я никогда такого не чувствовал. Ни на голод, ни на жажду не похоже. Не с чем сравнить. Новое. Неизвестное. Оно захлестывало все сильнее, а я не думал сопротивляться. Наоборот. Это же помогало. Делало круче. Мощнее.
Я знал, что легко устрою в мире все так, как надо. Но не все были с этим согласны. Некоторым приходилось объяснять.