Лита - Александр Минчин

Венерические пациенты почему-то считали, что нужно платить венерологическим врачам, чтобы их не ставили «на учет». Поэтому шли не в свои диспансеры, не в районные. Хотя кто бы проверял этот «учет»? Кто мог разобраться в этом всеобщем больном бардаке. Какой здоровый?

Когда-то мы гуляли и пили вместе — он был родственником пары моих подруг, сестричек Заргановых. О, эта двойка достойна пера Перова: Зося и Зара.

У них все начиналось на «З». Пошли мне Бог слова. Давно это было, гулянки с Адамом. Когда-то, тогда, он предлагал и моему брату работу, но будущий министр здравоохранения не мог опуститься до венерологического диспансера.

Адам Алмазов в белом халате сам вышел из кабинета встречать меня у двери, которую я пнул, открыв ногой. Я панически боялся прикасаться к чему бы то ни было в этих сифилитических заведениях.

— А, салам алейкум, — шутливо сказал он.

— Ва-алейкум ас-салам!

— Мой юный друг, надеюсь, радость увидеть старого товарища привела тебя в это, находящееся в самом нижнем и самом падшем кругу ада, место?!

Для чеченца у него неплохо был подвешен язык.

Мы обнялись и три раза коснулись щекой щеки. Таков обычай.

— Как жизнь, Адам?

— Разве это жизнь — одно заболевание! Ты первый здоровый, кто пришел навестить меня сюда.

Несмотря на трагичность ситуации, я невольно улыбнулся. Его такие же маленькие глазки, как и он сам, отметили это про себя.

— Как сестрички? — спросил он.

— Они не навещали тебя здесь?

— Что ты, им вообще нельзя иметь половых отношений до замужества.

Да, да, подумал я, они свято выполняют предписание Аллаха.

— Не знаю, у них теперь свой «детский сад», у меня свой — институт. «Малина» распалась. Они теперь в «секрете», кажется, с англичанином дружат.

— А хорошо гуляли тогда! Они меня мастерски раскручивали. Но как! А где твой брат?

— На «скорой помощи» и на полставки участковым терапевтом.

— До сих пор? Ему надо голову чуть-чуть подстричь. Тут он как-то на твою бывшую пассию накололся, так я лечил его потом. Бесплатно.

— Как звали?

— Верка, кажется.

— Не возжелай девушку ближнего своего. Верка королева блядей была. Она и ко мне в кровать необычайным образом забралась. Пятьдесят минут спустя после того, как стояла в подъезде, незнакомка, с каким-то парнем.

— Стройная фигура, спортивные ноги. Я и ее потом лечил.

— Странно, брат мне не рассказывал об этом «семейном» эпизоде. Постеснялся, видимо.

— С таким «станком» и ногами, видимо, хорошо исполняла…

— Королевой «фака» была. Шесть раз за ночь, семь, восемь — пожалуйста!

— Ну да?!

— Я худел на глазах…

— Я помню, ты был стройный и поджарый.

— А сейчас?

— Еще лучше! Кажется, вечность назад это было. А всего год прошел.

Я задумался. Он сел, вскочил из кресла, опять сел и сказал:

— Что привело тебя ко мне, кроме любви?

— Адам, я был с девушкой… — Я запнулся, мне было дико стыдно, не зная, как сказать, что она заражена гонореей.

— Тебе понравилось? Хочешь мне рассказать, как это было? Или показать?! Ты помнишь, как эта пара вытворяла на диване, которую мы напоили? А потом все сгрудились и смотрели, сдергивая одеяло.

— Девушка Марина, была близкая подруга Веры. У нее была одна специфическая особенность: она никому не могла отказать!

— Она у меня никогда не лечилась! — сказал Адам, и мы рассмеялись.

«Плакать буду», — подумал я.

— И что с девушкой? — серьезно спросил он.

— С ней произошел неприятный случай, в результате которого ее заразили венерическим заболеванием.

— Каким?

— Гонореей.

— Когда ты с ней был?

— В субботу. Но я не совсем, чтобы с нею был…

— Расстегивай свои красивые брюки.

— Адам, мне неудобно перед тобой… раздеваться.

— «Неудобно», когда из канала течет, потому что болит. Не болтай глупости. Живей, ты мне не платишь за визит! — Адам тщательно моет руки. — Все-таки ты сын врача.

Он смотрит головку члена, давит, жмет, мнет и говорит, что ничего нет. Пока.

— Адам, ты не дал мне договорить.

— Наверняка что-нибудь умное скажешь, какое-нибудь открытие сделал?

— Я был с ней всего один раз, полминуты. Я даже не кончил в нее. Сперма была на…

— С каких пор это мешает гонококкам пробраться в мужской канал, когда они облепляют стенки влагалища, куда ты «вошел» на полминуты…

Я вздрогнул, явственно представив.

— Ладно, не буду вдаваться в венерологические подробности, а то ты еще вырвешь мне на голову.

— Значит, я не болен?

— Но проколоться все равно надо, профилактически. А также привести партнершу, которая «наградила».

Как отстраненно, со стороны, звучит венерическая лексика.

— Сколько времени это займет?

— Начнем сейчас, придешь завтра и послезавтра. Через три дня будешь как новенький.

— Но я не болен??

— Ты хочешь дождаться, чтобы убедиться?! Поверь мне, это больнее, чем укол. Подожди, я принесу стерильные шприцы.

Он приносит:

— Если тебе хочется верить, что ты не заражен, верь!

Он делает мне два разных укола, уколы я ненавижу.

Какое-то ощущение от этих уколов грязи и запачканности. Итак, я запятнан. Я больше никогда не смогу сказать себе: я никогда не болел. Сорвали печать. Больше того, я даже не узнаю: заразила она меня или нет.

— Одевайся, спасибо за доставленное удовольствие созерцать твой стройный зад.

— Адам, большое спасибо.

— Так и быть, по старой дружбе, не поставлю тебя на учет!

Мы смеемся. Я одеваюсь.

— Адам… сколько я тебе должен за твое удовольствие, которое ты мне доставил?

— Ты что, с ума со временем сошел? Придешь завтра ровно в два. Девушка-то красивая?

— Не мне судить…

— Но в ближайшие дни не забирайся ни на кого, пока я не сделаю мазок и не проверю анализ мочи.

— Ты по-прежнему пьешь армянский коньяк?

— Это моя слабость, за неимением французского. Но тебе сейчас пить нельзя, надеюсь, ты это знаешь? Как сын врача. Ты не хочешь делать себе больно!

— Как раз хочу, — непонятно отвечаю я.

— Поэтому угощать коньяком я тебя не буду!

Мы прощаемся, он протягивает мне руку, поколебавшись, я жму ее. И боюсь идти в туалет… чтобы помыть руки. Я всего здесь боюсь, даже воздуха.

Лита, Лита…

Я еду в Елисеевский гастроном в центре. Там работает бывшая девушка двоюродного брата. Москва расчерчена по девушкам. Прошлым евам и нынешним мадоннам.

Вика сразу узнает меня и приветливо улыбается. Она похожа на дочь одной известной киноактрисы. И почему мне не нравится Вика?

— Здравствуй, мистер грация!

Я оборачиваюсь назад…

— Ты меня с кем-то перепутала.

— Такую фигуру невозможно ни с какой перепутать! Чем могу быть полезна? Ты совсем не ешь, такой стройный?

— Мне нужен французский коньяк.

— А итальянский шоколад не нужен?

— Говорят, швейцарский самый лучший.

Она на мгновение задумывается, стоя за прилавком. Светлая девочка, может, ее с Максом познакомить? Впрочем, ему нужна Брижжит Бардо.

— Разве только из запаса Министерства иностранных дел. Мне нужно будет пару дней. Сейчас каждая бутылка на счету.

Она смотрит мне в глаза.

— Ты можешь зайти в пятницу, к концу рабочего дня? Я должна буду вынести сама.

Она продолжает смотреть мне в глаза.

— Это очень неудобно?

— Ничего страшного.

— Спасибо большое.

Она прощально кивает.

— До встречи, — говорят ее накрашенные губы.

У дверей квартиры на Архитектора Власова меня ждет сюрприз, одетый в модные английские джинсы, которые я ей подарил. Обтягивающая блузка демонстрирует высоту груди. «Красивая» ли она? Я все ищу слова, я еще не нашел слов, чтобы ее описать. Она неописуема…

Она невольно берется за пуговичку блузки.

— Я не так выгляжу?

О, этот ее томный, бархатный голос, когда она говорит со мной.

— Что ты здесь делаешь?

— Я только хотела узнать, что сказал врач?

— С чего ты взяла, что я видел врача?

— Ты очень умный, Алешенька.

— Не очень, если я с тобой.

Она почувствовала слабинку, маленькую расщелинку. И уже повисла на мне, целуя в шею.

— Для этого есть телефон…

— Я его потеряла, бумажку, на которой он записан.

— Ты правда потеряла?

— Да, но я помню его наизусть, с первого мгновения. Я сказала правду… Я всегда буду говорить только правду. Но давай считать, что я его потеряла: я так хотела увидеть тебя. Обнять.

Ее руки соскользнули мне на пояс.

— Может, войдем в квартиру?!

— А можно?

— Не переигрывай, Лита. Ты не актриса.

Хотя…

— Я думала, ты рассердишься, когда увидишь, что я приехала. Что сказал врач, у тебя что-нибудь не так?

Я включил свет. Мне нравился ее символический язык, состоящий из эвфемизмов.