Веритофобия - Михаил Веллер

Ничего особенного и ничего унизительного. Гений не обязан быть гением во всем. И бездарность гения в одном не умаляет его гениальности в другом.

(А вы возьмите любую монографию специалиста по русскому языку. Ее же читать невозможно. Спотыкач. Языкового слуха нет, владения словом нет! А изучает! Иногда дело пишет и даже открытия делает. И вообще мало ли блестящих ученых были никудышными лекторами. Ну, если честно – то мало. Но бывали.)

Ей-богу – ну поставьте еще опыт. Попробуйте отредактировать, хоть мысленно, любую «Повесть Белкина». Или любой абзац «Героя нашего времени». Любую страницу «Войны и мира». Или рассказ позднего Чехова, или Бунина 1916 года. Здесь попахивает совершенством.

А теперь возьмите любые десять страниц Достоевского, и представьте себе, что редактор дал вам задание сократить текст вдвое, сохранив всю суть и придав удобочитаемость. Не десять – хоть три. Попробуйте. Вам будет интересно.

Итого.

Читают Достоевского очень мало, даже в России. Читавшие и не читавшие знают, что он гений. Гениальная книга – это какая? – умная, глубокая, хорошо изображает жизнь и характеры, душу людей и мотивы их поступков, и написана хорошим языком с соблюдением законов и пропорций: композиция, сюжет и так далее.

В представлении масс стиль гения и классика не может быть плох. Вера в авторитет сильнее и важнее собственного понимания. И если какая-либо информация противоречит мировоззренческой установке – тем хуже для информации.

В школьника пихают Достоевского, как касторку в больного. Языковое чутье и общее мировоззрение школьника решительно отвергает Достоевского. Он согласится воспринять краткий вразумительный пересказ, адаптацию с выделением основных мыслей и идей. Это профанация? В общем да.

Но. Влияние, которое классики оказывают своим искусством на эстетические и идейные воззрения общества – это как правило косвенное влияние. Через массовое искусство, высказывания авторитетов культуры и тому подобное. Адаптация несъедобной для масс классики – скорее благо. Ибо вопрос не стоит: читать оригинал или адаптацию. Вопрос стоит: читать адаптацию или вообще ничего.

Оригинал Достоевского в наше время – для любителей и избранных, но отнюдь не для всех; что мы и так наблюдаем.

Отвергая элементарную истину – гениальный психолог и провидец Достоевский был неряшливый, примитивный и омерзительный стилист – люди просто не хотят правды, не нуждаются в ней, отвергают ее и клеймят носителей такой правды.

Почему? Потому что это нарушает цельность и гармонию их комфортного слаженного мира. И порочит кумира. И снижает индивидуальную и групповую самооценку. Их мир от этого не делается лучше, приятнее, продуктивнее, понятнее! То есть такая правда противоречит базовому подсознательному и психологическому стремлению человека: чтобы все было хорошо, полезно, приятно, утверждающе, цельно, просто, удобно, вдохновляло и способствовало.

В чаще истин

В старом французском фильме «Супружеская жизнь» история одной любви и развода дана с двух точек зрения. Вот первая серия – версия мужа: как все было – и виновата во всем скверная жена. А вот серия вторая – версия жены: все было совсем иначе – и виноват неверный и ревнивый муж.

И две картины одной жизни – не совмещаются! Не совпадают! Супруги видят разные детали, слышат разные слова, замечают разную ложь и помнят разное время событий. И оба совершенно честны.

Эта избирательность памяти основана на субъективности отношения. Объективно они жили одной жизнью, в одном доме, в одно время. Субъективно они жили в двух параллельных реальностях.

Любовь каждого, его ревность, усталость и обида, неудовлетворенность и подозрения, обманутые мечты и жажда быть понятым – привели к полному непониманию другого. К несовместимости. К невозможности достигнуть согласия. Ибо. Правда одного – ложь для другого. Взаимно.

При этом – мучатся, и хотят понимания, и еще любят!.. И каждый клянется правдой и уличает другого во лжи…

То есть. Избирательность нашей памяти. И нашего внимания. Может решительно зависеть от нашего индивидуального отношения к происходящему. Восприятие реальности зависит от нашего эмоционального настроя. (Вообще фильм с французской гривуазностью работал на постмодернистскую французскую философию своего времени – просто иллюстрируя релятивистскую концепцию истины.)

…Если бы, конечно, был третейский судья. Объективный, справедливый и мудрый. Бог! Так ведь и ему не поверили бы – вздыхали о тяжести Высшей кары.

…А вот вариант интереснее, и иррациональная мудрость Востока заполняет весь объем миропонимания, как облако перед объемным взрывом. Это гениальный и знаменитый рассказ Акутагавы Рюноскэ «В чаще». Так кто же убил самурая – разбойник, жена, или он сам покончил с собой? Ах, в тексте рассказа есть прямой отсыл к «Балладе Рэдингской тюрьмы» Уайльда: «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал: один жестокостью, другой – отравою похвал… кто властью золота душил, кто похотью слепой… но ведь не каждый принял смерть за то, что он убил!» Приговоренный разбойник Тадземару говорит: «…вы убиваете властью, деньгами, а иногда просто льстивыми словами…»

Жизнь убила. Мир людских отношений…

«В чаще» – это рассказ о непознаваемости и неоднозначности истины, да. Но еще, и важнее – это рассказ о человеческом благородстве, о стоицизме, и о том, что каждый человек воспринимает жизнь в соответствии со своим мировоззрением. И одновременно, одновременно!! О том, что ты можешь думать о реальности что угодно, не соглашаясь с другими, – но реальный результат всегда будет один и тот же! Независимо от ваших мыслей и споров о мотивах и обстоятельствах.

Короче. Жизненная позиция человека диктует ему образ правды. Что бы ты ни видел – это твоя собственная проекция на мир реальности.

А вот чудный пример из литературы уже иного жанра – «Искусство приобретать друзей и оказывать влияние на людей» Дейла Карнеги. Эта книга пользовалась бешеным успехом: миллионы людей учились по ней корректировать свою жизнь. Да, так толпы полиции штурмуют квартиру в Нью-Йорке, где отстреливается гангстер Френсис «Два ствола» Кроули. Он перестрелял кучу народу, причем без необходимости убийств ни по ходу грабежей, ни для ухода от погони – а вот к случаю пришлось, типа подвинуть в сторону. И этот убийца, пятная своей кровью бумагу, пишет, когда кончились патроны: «Под моим пиджаком бьется усталое, но доброе сердце, которое никому не хотело зла». Готовясь к казни в тюрьме Синг-Синг, он с горечью произнес: «Вот что я получаю за то, что защищал людей».

Человек искренне видит одно – а окружающие получают от него вовсе даже другое из двух 9-миллиметровых пистолетов. Однако на пороге смерти не лгут – Кроули видел себя несчастной жертвой.

Борьба с образом

Информационные войны идут на уровне борьбы одних стереотипов с другими. Одна информационная модель, в той или иной мере искусственная, вымышленная – противопоставляется другой информационной модели.

Трафарет правды борется с трафаретом лжи – как борец представляет себе ситуацию.

Политическая, идеологическая, социальная, культурная война в обществе или между обществами, или с отдельными личностями – обычно ведется не на уровне адекватной информации, но на уровне искаженных информационных образов.

Вот есть человек, или его книга, или теория. Шаг первый к созданию негативного информационного трафарета: объект неадекватно истолкован, его мотивы и действия искажены, детали перевраны, доказательства подтасованы. Цель заранее задана: создать негатив.

А вот критик-толкователь. Он имеет собственный взгляд на предмет обсуждения, затронутый кем-то другим. Причем этот взгляд как правило не самостоятелен, но заемный. Он базируется на искусственном, сконструированном мировоззрении – и со своей позиции рассматривает не предмет спора (как вещь-саму-по-себе), но его информационную модель.

Меломан с образованием заочной музыкальной школы критикует пение Карузо, которое Мойша изобразил ему по телефону. Этот древний одесский анекдот удивительно точно отображает суть оценок, выносимых большинством оценщиков.

Связь между рассматриваемым объектом и аналитическим мозговым центром организована по принципу испорченного телефона в придачу к кривым очкам. Тэкэзэть, атмосферная рефракция и горное эхо.

Конкретный информационный образ правды борется с образом неправды. Образ правды – чаще всего плод демагогии и корпоративной истины, вложенный в мозг борца. А образ неправды создан тем же лагерем единомышленников и корпорантов, откорректирован тем же мировоззрением приверженцев как им враждебный. Точки зрения сшибаются со звоном и пролетают друг мимо друга, предъявляя победный звук.

И что важно в борьбе образов: часть критикуемой информации умалчивается, часть искажается, часть трактуется заведомо недобросовестно, в своих интересах. А собственная информация по мере нужды освобождается от конкретики и переводится на уровень демагогии – то есть формально верных утверждений, относящихся к некоей абстрактной действительности без прямой конкретной связи с темой борьбы.