Безмолвная графиня - Сьюзен Поль

– Я лгал лорду Хэнби? – сказал он, прочитав, и рассмеялся. – Я никогда не лгал лорду Хэнби. Что за чепуха! Я никогда не… – И тут, поняв, что она имела в виду, он изумился. – Это вы про то, что я сказал ему, будто уже зарезервировал себе право танцевать с вами?

Она кивнула, и он почувствовал себя оскорбленным. Что за неблагодарная злючка! Он просто повел себя так, как подобало всякому благовоспитанному джентльмену. Спас женщину от явного унижения. Если ей и следовало на кого-то злиться, то, скорей, на Хэнби, который вел себя так, будто она зачумленная. Он боялся к ней прикоснуться, не то что танцевать с ней. Грейдон прекрасно помнил тот момент: ему хотелось влепить этому хаму пощечину.

– Очень сожалею, если мой галантный жест пришелся вам не по вкусу, – сказал он сквозь зубы. – В следующий раз, когда к вам отнесутся невежливо, можете не сомневаться, я не стану вмешиваться.

Даже в темноте он смог увидеть, как запылали ее щеки. Она написала новую записку и протянула ему. Он взял, прочел, и у него упало сердце. О Господи!

– Да, – холодно подтвердил он. – Мисс Гамильтон и ее матушка встретились с нами в парке по моей просьбе.

Она все узнала. Грейдон стоял, сжимая в руке ее записку. Все его планы рассыпались, как мел под ударом молотка. Он чувствовал свое полное бессилие. Он уже рисовал себе картину того, как у него отбирают Сан-Кэтирс. Их семейное имение, его дом в руках чужих людей! Как он сможет объяснить такое матери и сестрам?

Она написала еще одну записку:

«И танцы тоже? Сэр Мэргейт?»

Глубоко вздохнув, он кивнул.

– Они все – мои близкие друзья. Я просил их танцевать с вами.

У нее задрожали губы. По ее одеревеневшему телу и сцепленным на коленях рукам было видно, каких усилий стоило ей удержаться от слез.

– П-почем-му? – напряженно спросила она своим низким дрожащим голосом. – Ж-жал-лость?

Жалость. Боже милосердный! Она думала, что он жалеет ее. Он знал, какой она сейчас считает себя. Уродливой. Нежеланной. Не такой, как все. Она поняла, что ей никогда не стать такой, как все. Она приехала в Лондон, исполненная мечтаний, и именно он их разрушил. Так быстро. Что это должно случиться, он знал. Возможно, и она знала. Но не так скоро, и не по его вине. Видя сейчас, как она старается не разрыдаться у него на глазах, Грейдон всем сердцем сочувствовал ей.

– Это не жалость, – проговорил он. – Я понимаю, что так могло показаться, но вы заблуждаетесь. Молю Бога, чтобы вы поверили мне.

По-прежнему не поднимая головы, она написала ему еще одну записку.

«Что же тогда, насмешка? Пари?»

– Клянусь Богом, нет! – горячо воскликнул он. – Я никогда бы не позволил себе так оскорбить ни вас, ни любую другую женщину. Даю вам слово джентльмена.

Она все еще не смотрела на него, поэтому он не мог понять, как она отнеслась к его заявлению. Может быть, она не считает его джентльменом.

– П-почему? – снова спросила она. На этот раз умоляюще.

Это был ужасный момент. Самый ужасный в его жизни. Он никогда не причинял боль людям. Правду сказать он не мог. И не потому, что запретил Кардемор. Если бы она узнала, что его заставили путем шантажа стать ее кавалером, это бы ранило ее еще сильнее.

– Ваш брат, – начал он медленно, пытаясь нащупать путь среди опасных рифов, – мой… знакомый.

Всхлипнув, она слегка приподняла голову.

– Могу поклясться, что он никогда не говорил вам обо мне, – продолжал он, горько сожалея о своей неспособности к сочинительству, – но много раз говорил… мне… о вас. – Грейдон подумал, что уж два-то раза, во всяком случае, так оно и было. – Когда он упомянул о том, что вы собираетесь приехать в Лондон, я подумал, что сделаю все, что в моих силах, чтобы… устранить трудности с пути сестры… моего дорогого друга, – тут он поперхнулся. – Хотя он не упоминал о вашем недуге. Можете представить себе мое удивление, когда мы танцевали в зале у Олмэка.

Она слегка подняла голову и, прежде чем взглянуть на него, поочередно вытерла щеки тыльной стороной руки.

Увидев надежду в ее взгляде, он испытал жгучее чувство вины.

– П-поч-чем-му в-вы ник-когда не уп-пом-минали об-б Эрон-не?

Он пристально смотрел на нее, пытаясь понять, что она сказала.

– Гм, – сказал он и заложил руки за спину.

Сжалившись над ним, она написала записку.

«Вы никогда не упоминали до этого, что были знакомы с Эроном».

– Правильно, нет… не упоминал, – сказал он, с трудом пытаясь найти объяснение этому. Конечно, он бы упомянул о ее брате, будь они близкими друзьями. – Видите ли… дело в том… мне не хотелось, чтобы вы подумали, будто я делаю это только ради вашего брата. Возможно, поначалу это так и было, но я быстро нашел в вас очаровательную спутницу и решил продолжить знакомство из своих эгоистических побуждений.

При этих словах она насторожилась.

– Вы, безусловно, знаете, что вы необычайно красивы, леди Лилиан, – продолжал он. – Я был бы лжецом, если бы не сказал, что быть в вашем обществе – большая честь для меня. Сожалею, что моя попытка облегчить ваше вхождение в лондонский свет глубоко оскорбила вас. Путь в высшее общество очень нелегок для любой молодой дамы, а отклонение от нормы делает его еще более трудным. Я хотел облегчить ваш путь, руководствуясь самыми лучшими побуждениями.

Она долго не отвечала, глядя ему в лицо и явно обдумывая его слова.

– Если мое присутствие стало вам неприятно, – добавил он более мягко, – я это пойму и постараюсь не докучать вам больше. Я бы хотел вас попросить быть любезной с мисс Гамильтон. Это правда, что она и ее матушка оказались в парке по моей просьбе. Однако никакой фальши в их поведении не было. Фрэнсис, то есть мисс Гамильтон, надеялась подружиться с вами.

Он прерывисто вздохнул и устремил взгляд на ее руки, чувствуя, что там его будущее. Весьма ненадежное.

Она написала еще одну записку, более длинную, чем остальные, и, поколебавшись, отдала ему.

«Я была не права, когда судила вас так сурово. Если вы извините мою ошибку, я, со своей стороны, с радостью прощу вас».

Он почувствовал такое облегчение, что на него навалилась слабость.

– Вы очень добры, леди Лилиан. Благодарю вас.

Она слегка улыбнулась, вселив в него надежду. Он ринулся дальше, горя желанием узнать, остался ли у него шанс спасти себя и свой дом.

– Начало нам не очень удалось, в чем я целиком виню себя. Но я был совершенно искренним, когда собирался познакомить вас с Лондоном. Могу я надеяться, что вы возьмете меня в провожатые?

Он не был до конца уверен, но она, казалось, тоже вздохнула с облегчением.

«Да, – написала она на крошечном листочке бумаги. – Я буду рада этому».

Тут она улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой, и он понял, что прощен окончательно.