Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 3 - Николай Романецкий

— Я думал… — пробормотал Хьюго. — Я хотел…

— Вы не смогли произвести деактивацию радиометки, — ректор не спрашивал — просто рассуждал. — Мне сказала Лиз. Вы не пробовали сделать это сейчас?

Хьюго покачал головой. Аллен кивнул.

— Утром мы проверим, хотя результат эксперимента предсказуем. Дальше. Нужно было сразу отдать на экспертизу какой-нибудь фрагмент книги — на физическом факультете есть современная аппаратура.

— Я… — возмущенно начал Хьюго, но ректор не дал ему договорить.

— О том и речь, — сказал он жестко. — Вы рассуждали, как библиотекарь, для вас самое важное — книга, как единица хранения, книга, как культурное явление. А это, — он приподнял и опустил на стол черный бумажный блок, — физическое тело определенной массы и свойств, которые нуждались в исследовании. Понимаете? Сначала — физика, сущность. Потом — оболочка, смысл.

— Смысл — оболочка? — изумился Хьюго.

— Смысл, — кивнул Аллен, — создается знаками, которые — вы и сами знаете — еще очень далеки от понимания. А знаки, которые для вас составляют смысл, написаны на бумаге, которая…

— Но я… мы с синьориной Барбьери обращались к специалистам!

— К каким? — с интересом спросил ректор.

Хьюго начал рассказывать. Профессор кивал, переводил взгляд с Хьюго на Марию, и она подтверждала сказанное, хотела что-то добавить, но не решалась, потому что Аллен всякий раз поднимал палец, как только она собиралась произнести слово.

— Специалисты, — пробормотал ректор, когда Хьюго закончил рассказ. — Один по книжным фальшивкам, другой — по фотобумаге, которая уже почти не используется, а в книжном бизнесе — подавно.

Хьюго молчал. Да, он библиотекарь, гуманитарий, книга для него — единица хранения, все так. Но неужели профессор Аллен, рафинированный интеллектуал, не понимает, что нанести хотя бы царапину… кощунство, о котором даже подумать нельзя, и вся физика с ее синхротронами, инфракрасной техникой, рентгеновскими аппаратами и магнитогидродинамическими… кажется, они так называются… приборами, вся бесконечно мощная физика ничего не может сказать там, где смысл и суть, и важность для человечества скрываются не в бумаге, не в структуре вещества, а в нанесенных на поверхность знаках? Их нужно было сохранить, их исследовать, их понять, вот почему он действовал так, как действовал.

Библиотекарь, да.

И что?

— Любой физик, — вздохнул ректор, — увидев, как темнеет бумага, подумал бы прежде всего о том, что этот процесс, как всякий естественный распад, имеет экспоненциальный характер. В данном случае период полураспада составил около полутора суток, и теперь только по этим очень неточным и косвенным числам возможно судить о динамике явления.

Воспользовавшись тем, что Аллен опять взял бывшую книгу в руки и принялся разглядывать на свет каждый ее лист, Мария сказала:

— Это книга Бога. Она написана… была написана на языке Бога. Что физика может сказать о том, почему исчезли знаки на ксерокопиях? Почему исчезли файлы из компьютера? Это мистический процесс.

Ректор бросил бумагу на стол и сказал с раздражением:

— О, разумеется, мистический. Божественный. Высшие силы и все такое. Надеюсь, вы не выбросили бумагу.

— Как вы можете! — задохнулась от возмущения Мария.

— Ах, — ректор махнул рукой. — конечно, бумагу, на которой были ксерокопии, нужно тщательно исследовать. Ясно, что вещество и там имело такой же период полураспада. Проблему по вашей вине, господа, придется решать aposteriori, что очень сильно усложняет, а может, и делает невозможным…

— Это книга Бога, — упрямо повторила Мария.

Ректор внимательно рассмотрел крестик у Марии на шее.

— Вы католичка, — это было утверждение, а не вопрос, и Мария не стала отвечать.

— Католичка, — задумчиво повторил Аллен, не осуждая и не одобряя. — Могу представить, как церковь стала бы использовать книгу.

— Церковь, — с горечью сказал Хьюго, — книгой не заинтересовалась.

— Естественно. Вы сообщали в письмах, что текст написан на современной бумаге, верно? Явная подделка, это вам любой епископ скажет, не задумываясь. Подделки церковь не интересуют. Впрочем, церкви не интересны и подлинники, если они противоречат доктрине. Поэтому церковь так равнодушна к множеству нынешних литературных подделок. В случае с Дэном Брауном, правда, они вынуждены были отреагировать, потому что этого ожидала паства, но быстро поняли свою ошибку и больше ее не повторяли.

— Бог, — упрямо сказала Мария, — дал нам на время книгу, и мы не сумели понять смысл. Моисей сумел…

— Бог говорил с Моисеем на арамейском, — усмехнулся ректор.

— Бог всегда говорит с людьми на своем языке! — воскликнула Мария. — Были люди, понимающие язык Творца — Моисей, Исайя, Даниил, древние пророки. Другие не понимают. Язык Бога для них — абракадабра. Значки. Пиктограммы.

По выражению лица ректора невозможно было понять, как он отнесся к выпаду Марии. Впрочем… Ясно — как. Физический мир всегда противостоял миру Божественному.

— Книга появилась в момент подключения библиотеки к системе, — вернул Хьюго разговор к началу. — Значит, в других библиотеках в тот момент, когда они…

— Вы посылали запросы. Сколько ответов вы получили?

— Около ста.

— И нигде…

— Наверно, — Хьюго покачал головой, — где-то еще не обратили внимания или не обнаружили.

— И вы, конечно, не подумали о том, что, если книга действительно стала результатом скачкообразного увеличения информации в замкнутой системе, то произойти этот процесс должен один раз, а не всякий, когда к системе подключается новый абонент. Вот граница, — он придвинул к себе большой блокнот, вытащил из стаканчика фломастер и нарисовал кривую окружность. — Здесь, внутри круга, который все время расширяется, идет накопление информации, рост негэнтропии. Наконец, радиус круга достигает критического значения, и старая информация, как вы утверждаете, начинает порождать новую. Возникает книга. Или текстовый файл. По вашей гипотезе, это непрерывный процесс, похожий на зарождение жизни из органического вещества. Зародившись, жизнь затем развивается независимо.

— Что-то вроде, — неуверенно произнес Хьюго.

— Но возможен другой подход, — увлеченно продолжал ректор. — При скачкообразном увеличении информации, как нашем случае, явление правильнее описывать квантовыми законами. Физическая система, обладающая некоторым количеством негэнтропии, упорядоченности, достигает критического состояния, когда количество информации увеличивается на единицу, квант. Потом продолжается долгий процесс накопления, аккумуляции. Понимаете? Судя по тому, что вы рассказали, процесс развивался именно по квантовому сценарию. Согласны?

— А вы, — Хьюго больше не чувствовал себя гостем, он имел такое же право на собственное мнение, как хозяин, — вы, значит, согласны с тем, что книга возникла в результате информационного скачка?

— Нет, — отрезал Аллен. — Ваши рассуждения, возможно, имеют смысл, но книга — не только информация, это еще материальный носитель. Знание о чем бы то ни было может возникнуть в голове самопроизвольно, интуитивно. Озарение. Информация, возникшая из ничего, верно? Но книга сделана из бумаги, изготовленной на современном комбинате, и клей вполне материальный, и краска… Они-то откуда взялись, если справедлив закон сохранения массы?

— Вы хотите сказать, что кто-то все же пришел в библиотеку…

— То есть, возвращаемся ли мы к версии о безумном мистификаторе? Нет, поскольку она противоречит простому факту — кто бы ни внес книгу в хранилище, он должен был пройти мимо охраны, и радиометка зазвенела бы.

— Он мог войти через служебные помещения, — неуверенно произнес Хьюго.

— Тогда это сотрудник библиотеки, — подхватил Аллен. — Вы знаете в библиотеке каждого. Кто способен на подобную мистификацию?

— Никто, — сказал Хьюго. — Я думал об этом, перебирал… Никто. Но книга — вот она! — в отчаянии продолжал он. — Ее не было, и она появилась! На неизвестном языке! На обычной бумаге! Без названия! С меткой библиотеки!

— Да, — кивнул ректор. — Замечательная проблема, верно? Я полагаю — сугубо физическая. Скажите, мистер Мюллер, у вас когда-нибудь пропадали вещи… так, вдруг? Ищете галстук и не можете найти, хотя уверены, что повесили его на дверцу шкафа. А потом находите галстук, висящим на спинке стула, куда вы его повесить не могли, потому что это противоречит всем вашим привычкам. Или вообще не находите, и галстук исчезает, будто украденный злоумышленником. Обратный случай: вы обнаруживаете вещь, которой, как вы знаете, у вас не было. Чьи-то очки на диване… Лишний пакет молока в холодильнике… С вами случалось такое? Уверен, что случалось, со всеми случается, никто не обращает внимания… мелочь, память подвела. Случалось, верно?