Пиво для Сталина. Очерки, беседы, размышления - Александр Григорьевич Звягинцев

сама непосредственно не вела следствия по такого рода политическим делам, он все же имел возможность не раз убедиться, от какой малости или даже случайности зачастую зависит судьба человека…

В свое время я часто бывал в гостях у Волина в его уютной квартире на восьмом этаже большого дома по Тверской улице, что рядом с Центральным телеграфом. Это были уже совсем другие времена, совсем другая страна.

Анатолий Антонович, несмотря на годы, был бодр, энергичен. Сразу становилось ясно, что хотя он и работает над мемуарами, но не живет прошлым, внимательно следит за всем, что происходит в стране, имеет обо всем собственное мнение.

Часто мы играли с ним в шахматы. Играл он блестяще, легко. Поэтому разыгранная партия не особенно отвлекала от разговора.

Как-то он сказал:

— Знаете, размышляя о собственной, можно сказать, уже прожитой жизни, я постоянно пытаюсь понять, что же определило ее? Под влиянием каких факторов, каких сил сложился мой жизненный путь, мой внутренний мир? Была ли моя жизнь моим собственным выбором или подхваченный мощной волной революции я плыл по ее течению? Причем считая это все сметающее на своем пути течение моим собственным выбором…

Анатолий Антонович сделал свой ход и продолжил:

— Короче говоря, принадлежал ли я себе? Насколько были применимы к моей жизни такие прекрасные, гордо звучащие слова как свободная воля, свободный дух, собственные цели, наконец, собственное жизненное кредо? Размышляю об этом, и… даже сегодня, с высоты моих лет, я не могу на эти вопросы дать однозначные ответы… Хотя, честно говоря, полностью самостоятельный выбор я сделал лишь в страшно далеком 1926 году, когда решил поступать на факультет права (судебное отделение) Ленинградского государственного университета. После этого я служил там, куда меня направляли партия и государство. Так было положено. Так я оказался в Карелии, куда очень не хотел уезжать из Ленинграда. Выбор был такой — или подчиниться партийной дисциплине, или положить партбилет на стол со всеми вытекающими последствиями…

Потом из его рассказа выяснилось, что именно в Карелии он начал работать в прокуратуре. Там же серьезно увлекся шахматами, стал даже чемпионом Петрозаводска. И так случилось, что благодаря шахматам он сумел вернуться в Ленинград. Было это так. В начале 1935 года на Всекарельское совещание судебнопрокурорских работников приехал нарком юстиции РСФСР Николай Крыленко. Будучи заядлым шахматистом, он захотел сразиться с кем-нибудь за доской. Что никого не удивило, ведь Крыленко редактировал шахматный журнал, возглавлял шахматную организацию СССР, был инициатором трех международных турниров в Москве.

В соперники наркому карельское руководство определило Волина. По словам Анатолия Антоновича, Крыленко играл слабовато, и первую партию он у него легко выиграл. По лицам партийных работников, плотно обступивших столик, за которым сражались нарком юстиции и прокурор, он понял, что совершил ошибку. Чтобы не огорчать именитого партнера, вторую партию он просто сдал. Общий ничейный счет вызвал вздох облегчения у карельской верхушки. Доволен был и нарком.

После игры Волин решился зайти к Крыленко в гостиницу, надеясь с его помощью вырваться из Карелии. Нарком принял молодого прокурора благодушно, внимательно выслушал и даже пообещал свое содействие.

Прошло несколько месяцев после его отъезда, и — никаких известий. Желание Волина уехать было так велико, что он пошел на неординарный по тем временам шаг — решился напомнить о себе наркому. Чем этот шаг может закончиться для него, он даже не хотел думать. Зайдя как-то раз в кабинет секретаря обкома, попросил соединить его по правительственной связи с Крыленко, сказав, что ему нужно срочно переговорить по одному важному делу. Трубку снял сам Крыленко. Он сразу же вспомнил Волина и признался, что за суматохой дел забыл о его просьбе. И пообещал немедленно все уладить. И действительно, вскоре в Петрозаводск приехал новый прокурор, а Волина отозвали в Ленинград.

— Можно сказать, мне повезло, — задумчиво сказал Волин. — Ведь скоро Крыленко стал наркомом юстиции СССР, началась борьба между ним и Генеральным прокурором Вышинским за влияние в органах юстиции… Кто его знает, вспомнил бы он в пылу этой борьбы обо мне? Ведь уже в январе 1938 года его сняли со всех постов, исключили из партии и арестовали… Кстати, шахматы тоже сыграли в этом свою роль. Его критиковали за то, что он тратит слишком много времени на альпинизм и шахматы, когда другие работают. Через несколько месяцев его расстреляли, суд продолжался двадцать минут… На вопрос председателя Крыленко ответил, что виновным себя признает и показания, данные им на предварительном следствии, подтверждает. Причем были арестованы и репрессированы почти все члены так называемой «группы Крыленко», люди которых он поддерживал и выдвигал. Под страхом пытки Крыленко оговорил почти всех своих сотрудников.

— Вы ведь тоже могли оказаться в их числе?

— Мог, наверное… Вот такую партию мы тогда сыграли с товарищем Крыленко.

— Зато его враг Вышинский даже пережил Сталина и умер в Нью-Йорке будучи представителем СССР при ООН. Правда, после его смерти в сейфе нашли заряженный «браунинг» и ходили слухи о самоубийстве…

— Все это ерунда. Никогда бы Вышинский не покончил с собой, не тот был человек… Знаете, я был знаком со множеством людей, жизнь которых теперь так обросла мифами, что уже и непонятно, где ложь, где правда. Хотя…

Волин, чуть прищурившись, посмотрел на меня.

— Вот, например, о Вышинском можно сказать ясно — человек очень образованный, способный, даже талантливый, но стопроцентно человек Сталина, готовый выполнить, не моргнув глазом, любое его указание. Да что не моргнув глазом — с усердием, творчески, с перехлестом. Да он и указаний не ждал — сам предугадывал. Это он первым подхватил тезис Сталина, что в определенных условиях «закон придется отложить в сторону». Для юриста такой подход просто немыслим! Главное для него было — возвыситься. Любыми путями… Ему нравилось помыкать людьми, играть их жизнями, унижать, оскорблять… В те годы повсюду был слышен голос только одного человека — Вышинского. От всех, кто пытался с ним конкурировать, он избавлялся, не выбирая средств. Поверьте, я знаю, что говорю, мне приходилось много работать с Вышинским. Он вот погребен у Кремлевской стены, но ни о каком-то его служении социализму и речи быть не может. Он просто был на стороне тех, кто наверху, у кого власть. Были бы другие, он и им бы служил, ни секунды не колеблясь.

— А сегодня?

— А сегодня он был бы за демократию, рынок и права человека, — усмехнулся Волин. — Проклинал бы Сталина и его клику…

— Ну, а как вы сами сегодня относитесь к социализму?

— Я и сейчас считаю социализм