Путешествие внутрь страха - Эрик Амблер

Хозе издал губами громкий звук.

— Хозе дурно воспитан. Но насчет Сергея и Коко — это правда. История ужасно смешная. Вышла потеха с Фиджи, питоном, — Коко его очень любит и всегда брала с собой в постель. А Сергей не знал; Коко рассказывала, что он грохнулся в обморок, когда обнаружил Фиджи в кровати. Коко заставила Сергея удвоить ей плату, прежде чем согласилась, чтобы змея спала одна у себя в корзинке. Сергей не дурак — даже Хозе признает, что не дурак. Но Коко из него веревки вьет. У нее сильный характер.

— Сергею надо ей хорошенько врезать, — сказал Хозе.

— Фу, как пошло! — Жозетта повернулась к Грэхему: — А вы — неужели с ним согласны?

— У меня мало опыта общения с женщинами-змеями.

— Вот! Вы не хотите отвечать. Все вы, мужчины, такие.

Похоже, Жозетта забавлялась над Грэхемом; он начал чувствовать себя глупо.

— Вы раньше плавали этим рейсом? — спросил Грэхем у Хозе.

Тот подозрительно глянул и ответил:

— Нет. А что? Вы плавали?

— Нет-нет.

Хозе закурил.

— У меня этот корабль уже в печенках сидит, — объявил он. — Скучный, грязный и страшно трясется. И каюты слишком близко к сортиру. В покер играете?

— Играл, но не очень хорошо.

— Я же вам говорила! — воскликнула Жозетта.

— Она думает, раз я выигрываю — значит, жульничаю, — кисло произнес Хозе. — А мне плевать, что она думает. Никто не заставляет людей со мной играть; так чего же они орут как резаные, когда проигрывают?

— В самом деле, — признал Грэхем, — нелогично.

— Хотите — сыграем сейчас. — В голосе Хозе звучал вызов.

— Если вы не против, отложим до завтра. Я сегодня утомился; мне уже пора в постель.

— Так быстро! — Жозетта недовольно сморщила нос и перешла на английский: — На всем корабле один-единственный интересный пассажир, и тот уходит спать. Плохо это. Да, вы дурно себя ведете. Зачем за ужином сидели с немцем?

— Он не возражал — да и с чего ему возражать? Очень умный и приятный старик.

— Он же немец. Для вас ни один немец не должен быть умным и приятным. Французы правильно сказали: вам, англичанам, это все — пустяки.

Хозе вдруг повернулся на каблуках.

— Английскую речь слушать скучно. К тому же я промерз. Пойду глотну бренди.

Грэхем начал было извиняться, но Жозетта его оборвала:

— Он сегодня не в духе. Думал, на корабле будут молоденькие девушки, на которых можно поглазеть. Он всегда имеет успех у молоденьких — и у старух.

Она сказала это громко, по-французски; Хозе, успевший дойти до ступенек трапа, обернулся и рыгнул. Потом он спустился.

— Я рада, что он ушел. Манеры у него скверные. — Жозетта глубоко вздохнула, подняла голову и поглядела на облака. — Такая чудесная ночь. Не понимаю, почему вы хотите уйти в каюту.

— Я очень устал.

— Но не настолько же, что не можете пройтись со мной по палубе.

— Нет, конечно.

В одном углу палубы, под мостиком, было совсем темно; Жозетта остановилась там, неожиданно повернулась лицом к Грэхему и прислонилась к поручням.

— Вы, наверно, сердитесь на меня?

— Господи! Нет. С чего бы?

— Из-за того, что я нагрубила вашему маленькому турку.

— Он не мой маленький турок.

— Но вы все-таки сердитесь?

— Конечно, нет.

Она вздохнула:

— Загадочный вы человек. Я до сих не знаю, почему вы плывете с нами, а хотела бы знать. Не потому ведь, что дешево: костюм на вас дорогой.

Грэхем не различал лица Жозетты — лишь смутные очертания, — но чувствовал аромат ее духов и запах старого мехового манто.

— Не пойму, отчего вас это интересует.

— Но ведь сами видите: интересует.

Жозетта придвинулась на пару дюймов. Он знал, что если захочет, может поцеловать ее и она ответит на поцелуй. Еще он знал, что одним поцелуем дело не кончится — это будет знак, что между ними завязались некие отношения. Грэхем сам удивился, что не отбросил с ходу такие мысли; мягкие, пухлые губы Жозетты манили его. Усталый и замерзший, он ощущал рядом тепло ее тела. Не будет никакого вреда, если…

— Вы едете через Модан? — спросил Грэхем.

— Да. Почему вы спрашиваете? Это обычная дорога в Париж.

— Когда доберемся до Модана, я расскажу, почему сел на пароход — если вам еще будет интересно.

Она отвернулась, и они пошли дальше.

— Может, это и не так важно. Не думайте, что я чересчур любопытна. — Они дошли до трапа. Поведение Жозетты заметно изменилось: теперь она смотрела на Грэхема с дружеской заботой. — Да, мой дорогой, вы утомились. Зря я вас тут задержала. Теперь погуляю одна. Доброй ночи.

— Доброй ночи, сеньора.

Она улыбнулась:

— «Сеньора». Все-таки вы жестокий. Доброй ночи.

Грэхем, сразу и раздраженный, и повеселевший, спустился по трапу и столкнулся у дверей салона с мистером Куветли.

Мистер Куветли расплылся в улыбке:

— Помощник капитана говорит — погода нам будет хороший.

— Замечательно. — Грэхем с огорчением вспомнил, что приглашал турка выпить. — Выпьете со мной?

— Ах нет, спасибо. Не теперь. — Мистер Куветли положил руку на грудь. — Признаюсь сказать, у меня боль от вина на ужине. Сильно кислый вещь!

— Понимаю. Ну, тогда до завтра.

— Да, мистер Грэхем. Вы сильно обрадуетесь вернуться домой, да? — Он, кажется, хотел поговорить.

— Сильно.

— Когда завтра остановляемся, вы идете в Афины?

— Собирался.

— Наверно, хорошо Афины вы знаете?

— Бывал там раньше.

Мистер Куветли помедлил. Улыбка стала совсем елейной.

— Вы в положении сделать мне услугу, мистер Грэхем.

— Какую же?

— Я не хорошо Афины знаю. Никогда не бывал. Разрешите идти с вами?

— Да, разумеется. Буду рад компании. Но я просто собирался купить английских книг и сигарет.

— Сильно благодарю.

— Не за что. Мы ведь причалим вскоре после обеда?

— Да-да. Это правильно. Но я узнаю для вас точное время. Это оставьте мне.

— Договорились. А сейчас я, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи, мистер Куветли.

— Спокойной ночи, сэр. И спасибо за вашу услугу.

— Не стоит. Спокойной ночи.

Грэхем зашел в каюту, позвонил и сказал стюарду, чтобы утренний кофе принесли в девять тридцать. Потом разделся и лег на койку.

Несколько минут он лежал, с наслаждением ощущая, как постепенно расслабляются мышцы. Наконец-то можно выкинуть из головы Хаки, Копейкина, Баната и все прочее. Он вернулся к нормальной жизни; он мог поспать. В голове пронеслась фраза: «…и заснул, едва голова коснулась подушки». Так сейчас будет и с ним. Видит Бог, он порядком устал.

Грэхем перевернулся со спины на бок; сон пока не шел. Мозг продолжал работать, словно заевшая пластинка. Глупо он себя вел с этой проклятой Жозеттой. Глупо… Он обратился мыслями к будущему. Да, ему же еще предстоят целых три часа в обществе мистера Куветли. Но это завтра. Сейчас — спать.

Рука снова заныла. Вокруг раздавались всякие звуки. Грубиян Хозе был прав: корабль действительно чересчур трясся, каюты действительно располагались слишком близко к туалету. Над головой слышались шаги — по навесной палубе кто-то ходил кругами. Все ходил и ходил. И почему это людям все время надо где-нибудь ходить?

Грэхем лежал без сна уже полчаса, когда в соседнюю каюту возвратилась французская пара.

Минуту-другую они держались тихо — до Грэхема доносились только отдельные звуки и короткие ворчливые реплики. Потом женщина начала:

— Ну вот, первый вечер позади. А еще три! Я не выдержу.

— Пройдут и они. — Мужчина зевнул. — А что такое с итальянкой и ее сыном?

— Ты разве не слышал? Ее муж погиб в Эрзруме во время землетрясения. Мне сказал первый помощник; он очень приятный, но я надеялась, что здесь будет хоть один француз, с кем можно побеседовать.

— Тут многие знают французский. Маленький турок говорит совсем неплохо. И другие есть.

— Они не французы. Та женщина и испанец… Рассказывают, что они танцовщики, но мне что-то не верится.

— Она хорошенькая.

— Хорошенькая, не спорю. Только зря хвост не распускай — она увлеклась англичанином. А мне он не нравится. Не похож на англичанина.

— Ты думаешь, англичане — сплошь милорды в охотничьих костюмах и с моноклями. Ха! Я видал томми в пятнадцатом году. Они все маленькие, безобразные, разговаривают очень громко и быстро. Тот тип больше похож на офицеров — они худые, неторопливые и вечно смотрят так, словно вокруг дурно пахнет.

— Он не английский офицер. Ему нравятся немцы.

— Не преувеличивай. Такой почтенный старик — я бы и сам с ним сел.

— Брось! Не верю. Ты только говоришь так.

— Не веришь? Когда ты солдат, ты не обзываешь немцев «грязными тварями». Это для женщин, для гражданских.

— Ты с ума сошел. Они ведь правда твари. Животные. Как и те, в Испании, которые насиловали монахинь и убивали священников.