Сердце не камень - Островский Александр Николаевич

Аполлинария Панфиловна. Хоть оно и стыдно на угощение напрашиваться, а уж с вами по душе, велите-ка мне подать мадерки.

Вера Филипповна. Ах, что вы, помилуйте, какой стыд! Это моя глупость, что я не знаю, кого и когда чем потчевать.

Аполлинария Панфиловна. Да как узнать-то! В чужую душу не влезешь.

Вера Филипповна (у двери в переднюю). Огуревна, подай мадеры!

Аполлинария Панфиловна. Ну, как вы можете знать, зачем мне выпить нужно?

Огуревна (за сценой). Сейчас, матушка, несу.

Аполлинария Панфиловна. Я для куражу хочу выпить. Разговаривать с вами хочу, а смелости не хватает.

Входит Огуревна с бутылкой мадеры и стаканом.

Истаканчикпринесла,моюпрепорциюзнает. Ну-ка, налей, слуга Личарда.

Огуревна наливает и уходит.

Вера Филипповна. Кушайте!

Аполлинария Панфиловна. Выпью, много кланяться не заставлю. (Пьет.)

Вера Филипповна. Об чем же вам угодно было со мной разговаривать?

Аполлинария Панфиловна. Помните?… Да нет, погодите, еще не подействовало, что-то не куражит. Не осудите вы меня?

Вера Филипповна. Ах, что вы, помилуйте!

Аполлинария Панфиловна. Так я еще стаканчик пропущу.

Вера Филипповна. Кушайте на здоровье. (Наливает стакан.)

Аполлинария Панфиловна (выпив). Ну, вот теперь, кажется, в самый раз. Отчего это мы с вами по-приятельски не сойдемся? Я ведь женщина недурная, я гораздо лучше того, что про себя рассказываю. Отчего ж это мы по-дружески не живем?

Вера Филипповна. Я не прочь, это как вам угодно.

Аполлинария Панфиловна. Ну, так поцелуемся! (Целуются.) Вот что, Верочка милая, ты над нами не очень возвышайся! Коли тебе дана душа хорошая, так ты не очень возносись; может быть, и у других не хуже твоей.

Вера Филипповна. Я и не возношусь. Я всегда и перед всяким смириться готова.

Аполлинария Панфиловна. Как думаешь, на что женщине дана душа-то хорошая?

Вера Филипповна. Чтоб ближних любить, бедным помогать.

Аполлинария Панфиловна. Только? Кабы это правда, так одной бы души с женщины-то и довольно. А то еще ей дано тело хорошее, больно красивое да складное… это для чего? Вот и понимай как знаешь!

Вера Филипповна. Не разберу я тебя, Аполлинария Панфиловна.

Аполлинария Панфиловна. Да что тут разбирать-то! Помнишь, я тебя просила об одном человеке, так он в передней дожидается.

Вера Филипповна. Кто же такой?

Аполлинария Панфиловна. Ераст; хочешь ты – принимай его, не хочешь – не принимай, твоя воля. А я к Потап Потапычу пойду. (Уходит.)

Вера Филипповна, потом Огуревна.

Вера Филипповна. (садится к столу и подпирает голову рукой). Что она сказала! что она сказала! Нет, не надо мне его… зачем он! А может… он нуждается? Ну, пусть через людей скажет, что ему нужно. А коль видеть хочет? Не всякую нужду-то людям поверишь. Словно как я боюсь его… Да нет, чего бояться!… Обидел он меня, кровно обидел… Так как же это… неужто я до сих пор ему не простила? Ужели в самом деле не простила? А надо бы простить. Грех ведь – это грех… Разбойника, который хотел убить меня, я простила, а его не прощаю… Какой грех-то… какой грех-то! (Громко.) Огуревна!

Входит Огуревна.

Ераст в передней?

Огуревна. Там, матушка.

Вера Филипповна. Ну так… (Задумывается.)

Огуревна. Что, матушка?

Вера Филипповна. Пусть он… пусть он войдет сюда.

Огуревна уходит. Входит Ераст.

Вера Филипповна и Ераст.

Вера Филипповна. Здравствуй, Ераст!

Ераст. Честь имею кланяться.

Вера Филипповна. Как ты поживаешь?

Ераст. Лучше требовать нельзя; место имею отличное, две тысячи рублей жалованья получаю.

Вера Филипповна. Ну, слава богу! Очень рада за тебя. (Молчание.) Ты меня зачем-то хотел видеть?

Ераст. Точно так-с.

Вера Филипповна. Зачем же? Ведь уж ты теперь не нуждаешься.

Ераст. Я пришел затем-с… вот чтоб сказать вам, что я хорошо живу.

Вера Филипповна. Ну, спасибо тебе. Это радость для меня немалая.

Ераст. Да еще…

Вера Филипповна. Зачем еще-то?

Ераст. Пожалеть вас.

Вера Филипповна. Что ты, бог с тобой. Нашел кого жалеть! Я так счастлива, как в раю живу!

Ераст. Так ли-с ?

Вера Филипповна. Чего мне еще? Я теперь полная хозяйка всему, у меня больше, чем надо – на добрые дела тратить могу, сколько хочу. Какого ж еще счастия?

Ераст. И, значит, вы живете в полном удовольствии?

Вера Филипповна. В полном удовольствии, Ераст.

Ераст. А я так понимаю, что вы только сами себя обманываете.

Вера Филипповна. Да что с тобой? Как ты знать можешь? Я сама-то себя лучше знаю.

Ераст. Не знаете. Вы очень любите людей-с и полагаете, что этого довольно?

Вера Филипповна. Да, конечно, довольно.

Ераст. Нет, мало-с. Ежели я кого люблю, а меня на ответ не любят, так какое же мне удовольствие!

Вера Филипповна. Ты про другое говоришь; ты про то говоришь, чего я знать не хочу.

Ераст. Нет, не про то самое. Вы теперь всех людей любите и добрые дела постоянно делаете, только одно у вас это занятие и есть, а себя любить не позволяете; но пройдет год или полтора, и вся эта ваша любовь… я не смею сказать, что она вам надоест, а только зачерствеет, и все ваши добрые дела будут вроде как обязанность или служба какая, а уж душевного ничего не будет. Вся эта ваша душевность иссякнет, а наместо того даже раздражительность после в вас окажется, и сердиться будете и на себя и на людей.

Вера Филипповна. Правда ли это?

Ераст. Зачем же я буду лгать. Я лгать пробовал, да ничего хорошего не вышло, так уж я зарок дал А если бы вы сами настоящую любовь и ласку от мужчины видели, совсем дело другое-с; душевность ваша не иссякнет, к людям вы не в пример мягче и добрей будете, всё вам на свете будет понятней и доступней, и все ваши благодеяния будут для всякого в десять раз дороже.

Вера Филипповна. Может быть, это и правда; да что ж делать-то, нельзя.

Ераст. Я так думаю, что можно. Отбросьте гордость; не гоните того человека, который вас полюбит, не обижайте его!

Вера Филипповна. Я замужняя женщина.

Ераст. Так что ж за беда! Потап Потапыч уж не жилец на свете, доктора говорят, что он больше месяца не проживет. Притом же если умный человек, так он поймет ваше теперешнее положение, будет себя вдали держать и сумеет благородным образом своего термину дождаться.

Вера Филипповна. Ты давно ли так умен-то стал?

Ераст. Давно-с. Я не то что другие из нашего брата, которые только и знают, что по трактирам шляться; я все больше к умным да к образованным людям в компанию приставал; хоть сам говорить с ними не могу, так по крайней мере от других занимаюсь.

Вера Филипповна. Да, умные твои речи, только слушать их грех.

Ераст. Как вы, однако, греха-то боитесь! Вы, видно, хотите совсем без греха прожить? Так ведь это гордость. Да и какая ж заслуга, ежели человек от соблазну прячется? значит, он на себя не надеется. А вы все испытайте, все изведайте, да останьтесь чисты, непорочны – вот заслуга.

Вера Филипповна. Ох, да!

Ераст. От врагов прячутся-то, а не от тех, кто любит. Поверьте душе моей, что кто вас истинно любит, тот злодеем вашим не будет.

Вера Филипповна. Да хорошо, хорошо, я верю.