Кроссовки для Золушки - Татьяна Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Хозяина квартиры так и не нашли, - пояснил он. – Вернее, известно, где он – на раскопках каких-то, но связаться с ним возможности нет. А вы, дамочка, действительно это… екстрасекс?
- Насчет секса не знаю, экстра или нет, это уж кому как нравится, - скромненько потупилась я. – А экстрасенс – так себе. Может, и не получится ничего.
Я топталась по квартире с умным и таинственным видом, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы Кросс мог все разглядеть. Курбанов и участковый неотступно следовали за мной.
Квартирка была так себе, не из приятных. Менты, разумеется, ничего убирать не стали, как было все вверх дном, так и оставили. А от бурой ссохшейся лужи на светлом ковре и очерченного мелом силуэта без головы и вовсе делалось не по себе. Впрочем, и до того в квартире вряд ли было уютнее. Старинная громоздкая мебель темного дерева, выцветшие обои, тяжелые пыльные портьеры, не пропускающие в комнаты свет. Книжные полки были заставлены древними томами в обложках, казавшихся пыльно-заплесневелыми. После таких книг обычно хочется вымыть руки.
Одна из них чуть выдавалась вперед, и я машинально вытащила ее – снять с полки какую-нибудь другую вряд ли удалось бы, так плотно они стояли. Книга оказалась каким-то средневековым трактатом на латыни. С этим предметом у меня в университете дела обстояли туго, поэтому удалось разобрать только одно: в книге говорилось о сатане и ведьмах.
- Миленькая книжечка, - заметила я, пытаясь засунуть ее обратно на полку. – Интересно, остальные такие же?
- Хозяин квартиры – историк, - отозвался участковый. – Странный мужик, надо сказать. Ездит по всяким там Палестинам да Иракам, чертей ищет.
- Чертей?
- Ну! Он про них диссертацию пишет. Сбрендил народ, честное слово. Одни вдруг стройными рядами в церковь побежали, грехи замаливать. Другие наоборот дьявольщину разводят, по колдуну в каждом доме. Третьим вообще все по фигу, лишь бы пить, жрать, да баб, пардон, трахать. Куда катимся?
Проговаривая этот гневный монолог, он отвернулся от меня, Курбанов тоже как-то отвлекся, а мне прямо в ладонь выпал из книги какой-то небольшой плотный прямоугольник – похоже, фотография. На полном автомате, не глядя, я моментально засунула его в карман джинсов.
- Ну как, екстрасекс, есть результаты? – поинтересовался Курбанов, которому мое блуждание по квартире уже порядком надоело.
- Есть ли результаты? – переспросила я, обращаясь, разумеется, к Кроссу.
- Нет результатов, - буркнул он.
- Нет, похоже, результатов, - повторила я. – Вы уж извините, что столько времени у вас отняла. Думала, а вдруг…
- Да ладно, - отмахнулся Курбанов. – Я с самого начала не верил, что что-то может получиться. Фигня все это. Но раз уж обещал…
- Вот-вот, - поддакнул участковый. – И я говорю, что фигня. Суета сует и фигня фигнь. Если не сказать по-другому.
Я не стала дожидаться, пока стражи порядка закроют дверь квартиры и приклеят обратно бумажку с печатью. Попрощалась и пошла вниз по лестнице пешком. Прошла два этажа, остановилась на площадке и вытащила из кармана фотографию.
Снимок был старый – мутный и пожелтевший. Двое абсолютно одинаковых парней лет двадцати стояли у каких-то дверей. Отличить их друг от друга можно было только по одежде: на одном клетчатая ковбойка с закатанными рукавами, а на другом – белая сетчатая «бобочка». Точно такая же когда-то была у моего папы, она до сих пор валяется на даче. Если учесть, что подобные одежки носили в шестидесятые годы, то сейчас этим парнишкам должно быть… да, за шестьдесят. Если они, конечно, живы. Наверно, сумасшедший историк, увлекающийся чертями, и его брат.
Я попыталась представить, как выглядят сейчас эти весьма симпатичные парни. Седые или даже лысые, в морщинах…
- А знаешь, Кросс, я все-таки была права, - мой голос напоминал жалобное блеянье. – Эту квартиру действительно снимал колдун. Или его убили, или он кого-то убил и смылся. А еще – он, кажется, был не один, у него был брат.
Колдун колдуном, Кросс Кроссом, а на дачу все равно ехать надо было. На рынок я не пошла, затарилась в супермаркете, а потом минут пятнадцать обдирала с покупок штрих-кодовые этикетки с ценами, чтобы избежать упреков в безобразном расточительстве.
Кросс с любопытством наблюдал за этой процедурой со своего обычного места – кухонной табуретки. Объяснять смысл действа я ему не стала, но он и сам все понял.
- Тебе попадет за дорогие продукты? – удивился он.
- Попасть не попадет, но…
- Вы так… бедно живете?
Перед тем, как сказать слово «бедно», Кросс деликатно поколебался, словно подыскивая какое-то другое, но безуспешно. Я задумалась.
- Знаешь, не могу сказать, чтобы совсем уж бедно. Конечно, смотря с кем сравнивать, но многие живут гораздо хуже. Саму себя-то я вполне обеспечиваю. А что касается коллективно-дачного… Понимаешь, продуктов привозим горы, но народу много, и все сметается в момент. Иллюзия безумного расточительства. Невольно хочется сэкономить. Хотя что толку? Экономь – не экономь, все равно всю жизнь горбатишься на унитаз.
Выбросив этикетки, я загрузила продукты в рюкзак и тележку и пошла в комнату переодеваться. Увидев меня в платье, Кросс забеспокоился:
- Я думал, ты носишь кроссовки только с джинсами.
- Правильно думал, - кивнула я и вытащила шлепанцы на пробковой подошве. – Только с джинсами.
- Так ты что, собираешься меня здесь оставить? Одного?
- А что такого? – удивилась я. – Ты же остаешься один, когда я на работу ухожу.
- Но ты же ведь не на день уедешь, так?
- Не на день. В понедельник вечером вернусь. Кросс, на улице плюс двадцать семь в тени. Ты хочешь, чтобы я парилась в джинсах и кроссовках, да еще перла в такой амуниции эти торбы? Тебе меня не жалко? Типично мужчинский эгоизм!
Кросс вздохнул тяжело, как лошадь:
- Если бы я мог, то помог бы тебе тащить. А машины у вас нет?
- Это ты правильно заметил, дорогой. Машины у нас нет. Вместо нее – вот эта квартира. Когда-то папа накопил на «Волгу», а тут его сестра квартиру получила кооперативную. Заплатить успела только первый взнос, вступительный. А через месяц оказалось, что у нее рак в последней стадии. Ну, она меня к себе прописала, благо, что в паспортном столе работала, а папа все деньги выплатил. Тетя умерла, квартира мне осталась. Я тогда замуж собиралась, да так и не вышла.
Развивать эту тему дальше мне не хотелось, да Кросс и не настаивал.
- Ну что поделаешь, - снова вздохнул он. – Буду скучать в одиночестве. А может, ты меня просто с собой возьмешь? Мало ли завтра или послезавтра дождь пойдет?
Я заколебалась, но решила, что тащить лишнюю тяжесть – это уж слишком. Вряд ли после такой жары сразу же наступят арктические холода, а дождь и грязь я уж как-нибудь переживу. Переплыву лужи в шлепанцах.
- Ну тогда хотя бы на подоконник меня поставь, - жалобно попросил Кросс. – Буду в окно смотреть.
Я водрузила его на кухонный подоконник, надела шлепанцы и вытащила сумки на площадки, но вернулась.
- Кстати, насчет машин, - тоном вредной школьной учительницы обратилась я к Кроссу. – Постарайся вспомнить, была ли у тебя машина. Ты говорил, что был человеком небедным, так что, надо думать, тачка имелась. Может, даже не одна. Смотри в окошко на дорожное движение и вспоминай. У мужиков это обычно на уровне мышечной памяти – почти на генетическом уровне.
Конечно, претензии по поводу моего позднего появления мне высказали, но не особо свирепо. Потому что всем было не до меня: мужчины жарили шашлыки, а дамы, кошки и собака нарезали круги у мангала. Так что я успела вовремя. Пост благополучно закончился, я никого не раздражала, а спросить, нет ли у меня изменений в личной жизни, никто почему-то не догадался. Субботний вечер наше семейство провело мирно и патриархально, за шашлычком и бутылочкой винца (всем досталось по наперстку), а потом и за самоваром. Причем, самовар у нас не электрический, а самый настоящий, который топится щепками и шишками. Раньше был еще более настоящий, тульский, с медалями, но как-то раз мы забыли убрать самовар со двора, и ночью его украли. Генка, который без самовара дачной жизни себе не представляет, перетряхнул все барахолки, комиссионки и даже антикварные салоны и нашел таки вполне старинный агрегат со слегка прогоревшей трубой.
На удивление спокойно прошло и воскресенье. Никто ко мне не приставал, не придирался и не выпихивал замуж. Вот только без Кросса было как-то скучновато. Нет-нет да и приходило в голову: как-то он там один, бедный. Торчит на подоконнике, смотрит в окно.
Вечером я решила все-таки вернуться в город, но неожиданно на меня напали племянники. Они повисли на мне с двух сторон и принялись уговаривать остаться еще на денек. Разумеется, одних их на озеро еще не отпускали, а мои родители, не говоря уж о бабке с дедом, не любители подобных экстремальных развлечений. Впрочем, я тоже. Когда-то мы с Генкой готовы были на все, лишь бы кто-то сходил с нами к этой лесной луже, пахнущей болотом. Но сейчас даже самая смертельная жара не загонит меня в грязную холодную воду. Сидеть на берегу и потешно орать на малолетних паршивцев, ни за что не желающих вылезать и поэтому притворяющихся глухими, тоже не слишком хотелось. Но мама с папой узрели во мне спасительницу и присоединились к Люське с Пашкой. Пришлось остаться.