Ниро Вульф и умолкнувший оратор (сборник) - Рекс Стаут

Привратник позвонил наверх, опять удивленно воззрился на меня и сказал, что меня просят подняться. Фиби открыла мне дверь и пригласила войти. Я положил пальто и шляпу на стул и последовал за ней в комнату, и там, в темном углу, опять сидел Элджер Кэйтс, как и в прошлый раз.

Не отрицаю, зачастую я бываю слишком прямолинеен, но буду возражать, если кто-нибудь сочтет меня грубым. Однако, вновь застав здесь Кэйтса, я уставился на него и спросил:

– Вы что, живете здесь?

Он посмотрел на меня в упор и сказал:

– Если это вас интересует, то да, живу.

– Садитесь, мистер Гудвин, – возможно, улыбнулась Фиби, усаживаясь на кушетку. – Я вам все объясню. Мистер Кэйтс живет здесь, когда бывает в Нью-Йорке. Это квартира его жены. Она не терпит Вашингтона, сейчас она во Флориде. Я не могла достать номер в гостинице, и мистер Кэйтс уступил мне квартиру, а сам перебрался к друзьям. Этого достаточно для нашего оправдания?

Я, естественно, почувствовал себя в дураках.

– Что ж, выясню у вашего домовладельца, – попытался я отшутиться. – Пока что я тороплюсь, правда все зависит от того, торопится ли инспектор Кремер. Я звонил вам час назад, но никто не отвечал.

Она потянулась за сигаретами:

– Должна ли я оправдываться перед вами и в этом? Я выходила поесть.

– Вам от Кремера не звонили?

– Нет. – Она нахмурилась. – Я ему нужна? Зачем?

– Я только что отвез ему чемоданчик с валиками, который вы оставили на подоконнике в отеле «Уолдорф».

Не допускаю, что в моем голосе прозвучала угроза, но Элджер Кэйтс резко вскочил, словно я замахнулся на Фиби разводным ключом, и тут же опустился на место. Она не шелохнулась, только задержала сигарету на полпути ко рту.

– Чемоданчик? С валиками?

– Вот именно.

– А вы… А что на них?

– О, это долгая история…

– Где вы его нашли?

– Другая долгая история. Мы еще к этому вернемся, а пока что нужно спешить. Кремер каждую минуту может прислать за вами или даже приехать сам, если только начнет прослушивать валики. Так или иначе мистер Вульф хочет побеседовать с вами до Кремера, и я…

– А вам известно, что там записано?

Кэйтс покинул свой темный угол и приблизился к кушетке в полной готовности отразить врага. Я даже не смотрел на него.

– Конечно известно. Так же как и мистеру Вульфу. Мы прослушали их все до единого. Интересно, но бесполезно. Они надиктованы не во вторник, а значительно раньше.

– Но это невозможно!

– Однако это так…

Раздался звонок. Я понял, кто это звонит, и выругался про себя.

– Вы кого-нибудь ждете? – спросил я шепотом.

Она покрутила головой. Я тут же сообразил, что если уж человек прошел мимо привратника, то он осведомился о моем присутствии. И все же – попытка не пытка – я приложил палец к губам, и мы затаили дыхание. Правда, выражение лица Кэйтса явно говорило: «Я делаю это не ради вас, мистер!» Немая сцена продолжалась секунд двадцать, затем из-за двери послышался хорошо знакомый мне голос сержанта Пэрли Стеббинса:

– Хватит валять дурака, Гудвин!

Я отпер дверь. Оттолкнув меня, Пэрли прошел в комнату и, сняв фуражку, принялся изображать из себя джентльмена.

– Здравствуйте, мисс Гантер. Здравствуйте, мистер Кэйтс. Мисс Гантер, инспектор Кремер будет чрезвычайно признателен, если вы соблаговолите приехать к нему в управление. Он хотел бы показать вам кое-что… У него находятся известные вам валики…

– Вы сразу взяли быка за рога, Пэрли, – заметил я.

– Ах, вы все еще здесь? А я думал, вы уже ушли.

Я обернулся к Фиби:

– Вам, конечно, известно, мисс Гантер, что вы вольны в своих действиях. Некоторые думают, что если служащий муниципалитета приходит за ними, они обязаны подчиниться. Это заблуждение. У него должно быть для этого специальное предписание, которого нет у сержанта Стеббинса.

– Это правда? – спросила она меня.

– Да. Истинная правда.

– Знаете, – сказала она, – вы умеете влиять на меня. Хотя я почти ничего не знаю про вас – только то, что ваш шеф нанят Ассоциацией промышленников, – я все же доверила бы вам свою сумку, если бы мне пришлось поправить подвязку. Прошу вас, ответьте за меня. Ехать ли мне к мистеру Вульфу или отправиться с сержантом Стеббинсом?

И тут я совершил ошибку. Дело не в том, что я сожалею о совершенной ошибке, – на жизненном пути нельзя не ошибаться. Плохо, и я признаю это, что я совершил ее исходя не из пользы дела, а исключительно ради Фиби Гантер. Я был бы безмерно счастлив проводить ее к моей машине под ворчание бредущего следом Пэрли. Но я знал, что, если я поеду с Фиби Гантер к нам, Пэрли все равно дождется, когда она освободится, и отвезет ее в уголовную полицию, где ее, возможно, продержат всю ночь. Я совершил ошибку, потому что решил, что мисс Гантер нуждается в отдыхе. Она сама говорила, что чем больше устает, тем лучше выглядит, поэтому мне было ясно, что она вконец измотана.

Итак, я сказал:

– Глубоко ценю ваше доверие. Но лучше вы держите вашу сумочку, а мне доверьте подвязку. А пока что, хотя мне горестно признаться в этом, я советую принять приглашение мистера Кремера. Мы еще увидимся.

Двадцать минут спустя я вошел в кабинет и доложил Вульфу:

– Пэрли Стеббинс явился за мисс Гантер до того, как я успел увезти ее, и он понравился ей больше. Она находится сейчас на Двадцатой улице.

Итак, я не только совершил ошибку, но и соврал шефу.

Глава 17

В понедельник за весь день не произошло ничего примечательного. С утра Вульф первым делом доказал, чего мы добились – вернее, чего не добились, – вызвав к себе в комнату во время завтрака Сола Пензера и Биля Гоура для приватной беседы.

Куча данных, собранных до сего времени Солом и Билем, нисколько не утолила голода. Охапки слов, напечатанных на машинке и размноженных на мимеографе, которые Биль Гоур приволок из Ассоциации промышленников, могли представить кое-какой интерес для журналов типа «Тайм» или «Лайф», но не для нас. Никто лучше Сола не смог бы справиться с заданием, связанным с пребыванием в отеле «Уолдорф», и все же он не обнаружил там ровно ничего.

Неожиданной проблемой дня стал телефон. Я не мог никуда дозвониться, так как наш телефон был все время занят. К нам звонили беспрерывно. Все же мне удавалось иногда прорваться. Спозаранок я, конечно, принялся звонить мисс Гантер домой и в Бюро цен, но это оказалось совершенно бесполезным делом. По-видимому, в бюро все, от телефонисток до управляющего, знали, что Ниро Вульф нанят Ассоциацией промышленников, и действовали соответственно с этим, укрывая от меня мисс Гантер. Когда же я сделал попытку поговорить с Дороти Унгер, стенографисткой, которая звонила Дону О’Нилу в субботу вечером, оказалось, что никто даже не слышал о такой!

Итак, я ничего не добился по телефону. Не лучше было и со звонками к нам. Кроме обычных приставаний репортеров, которые хотели услышать все новости непременно из уст самого Ниро Вульфа, были и всякие осложнения с клиентами по поводу писем, разосланных Вульфом.

Даже семейство Эрскинов разделилось. Фрэнк Томас Эрскин, отец, хотел заполучить полный текст записей на валиках. Отказ не возмутил его, а крайне изумил. Все казалось ему предельно ясным. Вульф нанят ассоциацией, и поэтому вся информация, которую он добывал, являлась собственностью ассоциации. Он настаивал на своих правах, пока не понял, что это бесполезно, и мирно распрощался с Вульфом.

Его сын Эд был более краток. Если все хотели разговаривать только с Вульфом, а не со мной, то ему это было безразлично. Он сказал, что вполне удовлетворится разговором со мной и хочет задать всего один вопрос: можно ли верить О’Нилу, что он получил квитанцию на посылку в пакете, доставленном ему почтой? Я ответил, что нам это известно со слов самого О’Нила, который показал нам пакет, но что этим занимается полиция и лучше всего обратиться туда.

– Весьма обязан, – сказал он и повесил трубку.

День прошел, наступили сумерки, и я зажег свет. Перед обедом я еще раз попробовал дозвониться на Пятьдесят пятую улицу, но Фиби Гантер не было дома. После обеда, вернувшись в кабинет, я растянулся на диване, размышляя, как бы вызвать у Вульфа порыв к деятельности, и тут раздался звонок. Я направился в прихожую и распахнул дверь, даже не потрудившись посмотреть, кто пожаловал к нам. Я был рад любому посетителю, даже если бы пришел Бреслоу для дружеской беседы.

В прихожую вошли двое. Я попросил их снять пальто, подошел к двери кабинета и объявил:

– Инспектор Кремер и мистер Соломон Декстер.

Вульф вздохнул и буркнул:

– Проси.

Глава 18

Соломон Декстер страдал недержанием речи. Вульф же органически не терпит людей, которые не умеют молчать. Он нахмурился, когда Декстер, даже не поздоровавшись, выпалил: