Таймлесс. Сапфировая книга - Гир Керстин

Я вздохнула.

– Теперь работает. Послушай, дедушка, – при этих словах Лукас вздрогнул, – мне всё это кажется ещё более запутанным, чем тебе, потому что всего пару дней назад я ни малейшего понятия не имела об этом безобразии. И я ничего не могу тебе объяснить. Абсолютно. Меня просто отправили сюда на элапсацию. Что за дурацкое слово, я даже не знаю, как оно пишется. Вчера я услышала его в первый раз. И вообще, это моё третье путешествие во времени, которое происходит под контролем хронографа. Перед тем, как меня привели в Ложу, я три раза прыгнула сама по себе, о чём, кстати, у меня остались не самые приятные воспоминания. Вообще-то все считали, что ген путешественника во времени унаследовала Шарлотта, потому что именно она родилась в правильный день. Но мама подделала дату моего рождения. Поэтому не я, а Шарлотта ходила на танцы, зубрила всё о чуме и короле Георге, именно она умеет фехтовать и играть на фортепиано, а еще у неё были эти, как их там, уроки тайноведения. Но что они там проходили, я понятия не имею, – чем больше я говорила, тем быстрее одно за другим вылетали слова. – В общем, ничего я не знаю, кроме того минимума, который мне удалось услышать. Честно говоря, эти обрывки информации ничего не прояснили, даже наоборот, запутали. С тех пор, как всё это началось, у меня даже не было времени, чтобы перевести дух и обдумать, что же со мной происходит. Лесли всё поискала в Гугле, но мистер Уитмен отобрал у нас папку с материалами, хотя я с ними всё равно не очень разобралась. Кажется, все ожидали от меня чего-то особенного и теперь очень разочаровались.

– «Магией ворона он окрылён, победным аккордом замкнёт круг времён», – пробормотал Лукас.

– Вот, о чём я и говорю, магия ворона, тыры-пыры… Нет у меня никаких суперспособностей. Граф Сен-Жермен пытался меня задушить, хотя он стоял довольно далеко, а в голове у меня при этом раздавался его голос. Потом на нас напали какие-то трое мужчин в Гайд-Парке, у них были пистолеты и шпаги. Одного из них мне пришлось заколоть, потому что иначе он убил бы Гидеона… и этот Гидеон, он такой… – чтобы продолжать тираду, я набрала в лёгкие побольше воздуха: – Он такой противный. Обращается со мной, как с грязью. А сегодня утром он поцеловал Шарлотту, да, просто в щёку, но ведь это тоже что-то значит. Что бы там ни говорили, мне нельзя было позволять ему целовать меня, а сначала следовало бы спросить об отношениях с Шарлоттой. И вообще, мы знакомы всего пару дней, но вдруг всё… всё завертелось так быстро… и все уверены, что это я рассказала Люси и Полу, когда именно мы окажемся у леди Тилни, ведь нам нужна её кровь, но Люси и Полу она нужна не меньше. А ещё им необходимо заполучить кровь Гидеона и мою, тогда их круг замкнётся. И никто не удосужился мне объяснить, что же случится, когда кровь всех путешественников во времени будет считана в хронографе. Иногда мне кажется, они и сами не в курсе. А я же должна спросить тебя о зелёном всаднике, так сказала Люси.

Лукас крепко зажмурился, пытаясь, наверное, разобраться в моём неконтролируемом потоке слов.

– Даже не представляю, что это за зелёный всадник, – сказал он. – Мне жаль, но я никогда о нём раньше не слышал. Может, это название какого-то фильма? Почему ты не спросишь меня об этом в 2011-ом?

Я испуганно посмотрела ему в глаза.

– О, понимаю, – поспешно сказал Лукас. – Ты не можешь этого сделать в своём времени, потому что я, наверное, давно умер, а, может быть, ослеп, оглох и прозябаю в каком-нибудь доме для престарелых. Нет-нет, спасибо, об этом мне знать не обязательно.

На этот раз я не смогла сдержаться, и слёзы градом покатились из моих глаз.

Целых полминуты, а то и дольше, я горько-горько ревела, потому что, как ни странно это звучит, вдруг почувствовала, что до сих пор скучаю по дедушке.

– Я тебя очень сильно любила, – сказала я наконец.

Лукас протянул мне носовой платок и посмотрел на меня с сочувствием.

– Ты уверена? Что-то я не очень люблю детей, они иногда так действуют на нервы… Но ты, возможно, была особенным ребёнком, очень милым. Наверняка.

– Да, так и было. Но ты был добр ко всем детям без исключения, – я громко высморкалась. – Даже к Шарлотте.

Некоторое время мы молчали. Затем Лукас достал из кармана часы и сказал:

– Сколько у нас ещё времени?

– Они послали меня ровно на два часа.

– Не очень-то много. Но мы с тобой проговорили уже слишком долго, – он встал. – Я возьму ручку и бумагу, и мы попробуем немного упорядочить весь этот хаос. А ты лучше оставайся тут и никуда не ходи.

Я кивнула. Когда Лукас ушёл, я всё ещё смотрела вперёд, уткнувшись лицом в собственные ладони. Он был прав, именно сейчас важно сохранять спокойствие.

Кто бы мог поверить, что мне доведётся ещё хоть раз в жизни увидеться с дедушкой?

О чём мне следует ему рассказать, а о чём лучше умолчать? В панике я пыталась также сообразить, что же мне самой стоит спросить. Вообще-то, он был моим единственным союзником, вот только наше время не совпадало. Неужели из этого 1948-го он сможет приблизить меня к ответу хоть на один из этих мрачных вопросов?

Лукас всё не появлялся. Каждая минута, проведённая в ожидании, усиливала мои сомнения.

А вдруг он соврал, и сейчас сюда ворвутся Люси и Пол с большим ножом, чтобы взять мою кровь? Наконец, я встала и в панике принялась искать какой-нибудь предмет, который сгодился бы для самозащиты. В углу валялась доска с ржавым гвоздём посередине, но как только я её подняла, дерево раскрошилось под моими пальцами. В тот же миг дверь отворилась, и в подвал снова вошёл мой юный дедушка с блокнотом под мышкой и бананом в руке.

Я облегчённо вздохнула.

– Вот, держи, подкрепись, – Лукас бросил мне банан, взял ещё один стул, поставил его между двумя другими и положил на него блокнот.

– Прости, что я так долго. Мне на пути попался этот жуткий Кеннет де Виллер. Терпеть не могу де Виллеров, они так и норовят всюду сунуть свой любопытный нос, всё-то им хочется держать под контролем, всем управлять. Вдобавок, де Виллеры всегда уверены, что они абсолютно правы в любой ситуации!

– Точно сказано, – пробормотала я.

Лукас потёр запястье правой руки.

– Тогда давай приступим, внучка. Ты – Рубин, двенадцатая в Кругу. Алмаз из рода де Виллеров родился на два года раньше тебя. В твоём времени ему должно быть примерно девятнадцать. Как его зовут, ты говоришь?

– Гидеон, – сказала я, и на душе у меня сразу потеплело, просто от того, что я произнесла его имя.

– Гидеон де Виллер, – рука Лукаса заскользила по бумаге. – И он такой же неприятный тип, как и все де Виллеры, но ты его поцеловала, насколько я понял, так? Не слишком ли ты маленькая для таких вещей?

– Скорее наоборот, – ответила я. – В нашем классе все девчонки уже пьют таблетки.

Ну, то есть, почти все, за исключением Аишани, Пегги и Кейсси Кларк. Но Аишани из консервативной индийской семьи, родители убьют её, даже если она только посмотрит на какого-то мальчика. Пегги, кажется, больше увлекается девочками. А Кейсси пока что вся в прыщах, но, надеюсь, все угри когда-нибудь сойдут, и тогда она сразу же станет более дружелюбной и перестанет бурчать: «Чего вылупился?!», хотя пока что она именно так себя и ведёт, только лишь какой-нибудь мальчик осмелится глянуть в её сторону.

– О, Шарлотта тоже о сексе не помышляет. Поэтому Гордон Гельдерман называет её нашей Снежной Королевой. Но у меня теперь возникли большие сомнения, подходит ли ей такая кличка… – я заскрежетала зубами, потому что перед моими глазами снова всплыла отчётливая картинка: Шарлотта смотрит на Гидеона, и наоборот. Ведь если задуматься, как быстро Гидеону пришла мысль меня поцеловать, а именно – через два дня после нашего знакомства, даже представлять не хочется, что могло произойти между ним и Шарлоттой за четыре года тесного общения.

– Что за таблетки такие? – спросил Лукас.

– В смысле? – о Боже, у них в 1948-ом из всех противозачаточных средств только презервативы из коровьей кишки, и то, если повезёт.