Фарисей - Аглаида Владимировна Лой

Оршанского, и молча барабанил по столу пальцами. Николай Григорьевич тоже пребывал в безмолвии. Более того, он был удивлен, ибо Тропотун никогда не говорил с ним тет-а-тет.

– Видите ли, Николай Григорьевич… – Тропотун сошел со своего начальственного кресла и сел за стол рядом с Оршанским. – Я пришел к выводу, что нам с вами следует поговорить без свидетелей. Два порядочных человека просто обязаны уметь найти общий язык!..

Желчная физиономия Оршанского отразила недоверие, хотя он и старался его скрыть.

– За последнее время в институтских делах стали проявляться негативные моменты, которые меня насторожили. Я не люблю разных там склок или интриг.

Чья бы корова мычала, твоя бы молчала!.. Подумал тут Оршанский, но вслух сказал другое.

– Не совсем вас понимаю, Станислав Сергеич!

– Сейчас поймете. Поразмыслив, я пришел к выводу, что так будет лучше и для нас с вами и для института!.. – Он сделал паузу и потом продолжал словно бы через силу: – Дело в том, Николай Григорьевич, что я получил анонимку. Факт, конечно, грустный. Не потому, что я поверил измышлениям анонимщика, но потому, что в институте завелся подонок…

Оршанский поморщился.

Тропотун смотрел на него в молчаливом ожидании.

– Для меня всегда было загадкой – неужели облить человека грязью это приятно?! – каким-то очень человеческим тоном произнес Оршанский.

– Кому как! – с горечью сказал Тропотун. – Есть такие ржавые чувства: зависть, ненависть, ревность, жадность – которые съедают личность изнутри, оставляя как бы каркас человека. Это действительно страшно!

– О да! – с чувством подтвердил Оршанский. Он вдруг полностью доверился собеседнику и даже мысленно себя ругнул за то, что думал про Тропотуна не лучшим образом. – Знаете, Станислав Сергеич, – дружелюбно продолжал он, – я ведь тоже получил анонимку – на вас… – и заглянул в глаза Тропотуну колючим изучающим взглядом. Убедившись, что тот воспринял его сообщение как должно, прибавил: – Говорить не хотел, потому что не придаю подобным бумажкам значения. Но раз уж вы… Откровенность за откровенность!

Так-так… Отметил про себя Тропотун.

– Признателен вам за искренность, Николай Григорьевич! Мы с вами порой друг друга недопонимаем – что делать, работа есть работа и конфликты неизбежны.

– Работа есть работа, – серьезно кивнул Оршанский и встал. Они торжественно пожали друг другу руки, словно заключая между собой негласный пакт о ненападении.

Как просто, в сущности, провести всех этих честных простофиль… С иронией размышлял Тропотун, проводивший Оршанского до самой двери. Немного искренности в голосе. Примитивная игра в задушевность и прямоту – и рыбка уже на крючке. Такие экземпляры до седых волос сохраняют наивную веру в настоящую дружбу и платоническую любовь. Тут он не сдержал саркастической усмешки, но тотчас перенастроился на серьезный лад. Ну хорошо… Задумался он. Вот я получаю анонимку на Оршанского, а он – на меня. Кто же тот третий, жаждущий столкнуть нас лбами?.. Еще раз он мысленно перебрал одного за другим всех начальников отделов и присовокупил к ним обоих заместителей главного инженера – ни по опыту, ни по деловой хватке никто не тянул на директора. Да и прыгнуть через две ступени сразу, тут уж оччень мохнатая лапа нужна!.. Станислав Сергеич выругался, а потом взялся за дневную порцию почты. Тут он, однако, вспомнил про Стаценко и потянулся к селектору.

Фандебу

Суетные заботы помогли Станиславу Сергеичу на время позабыть про утренние события, грозившие пробить обширную брешь в его материалистическом сознании. Бульварная книжонка создавала видимость объяснения явления упыря вначале на потолке, затем из зеркала и, наконец, вопиющего вторжения нечисти в директорский кабинет.

– Звали, Станислав Сергеич? – прогудел Стаценко, занявший своей обширной фигурой практически весь дверной проем.

– Прошу, – холодно отозвался Тропотун и невольно нахмурился. Этот квадратный мужчина с толстой и короткой, как у борова, шеей, имел диплом лесотехника и вызывал у него исключительно отрицательные эмоции. Разговор предстоял крутой – со Стаценкой где сядешь, там и слезешь.

Время имеет собственный норов, как породистая лошадь: до обеда скачет галопом, ну а после тащится шагом. Выпроводив строптивого Стаценку, Станислав Сергеич с облегчением выбрался из-за стола и сделал несколько гимнастических упражнений, чтобы сбросить напряжение. За окном уже вовсю светило солнце и, немного поглазев на оживленную улицу, Тропотун сладостно, во весь рот, зевнул и достал из ящика стола зарубежный журнал по дизайну; любил он, грешным делом, разжиться чужой идейкой.

Замдиректора покинул кабинет в 15.13 и направился в небольшое фойе рядом с лестницей, где стоял теннисный стол. Кроме тенниса в НИИБЫТиМе были популярны и шахматы, однако шахматную корону стремились нахлобучить либо новоиспеченные инженеры, либо сотрудники предпенсионного возраста, обремененные излишним весом и ишемией.

Дмитрий Алексеевич уже поджидал его возле стола и весело отсалютовал поднятой ракеткой. Для самолюбивого Пустовойтова игра со Станиславом Сергеичем постепенно превратилась в своеобразную идею фикс, ибо он одерживал победы на этом околестничном корте надо всеми сотрудниками, кроме Тропотуна.

Белый пластмассовый шарик перескочил через сетку – и сражение началось.

Отражая коварные удары соперника, Станислав Сергеич с сарказмом думал: ну чем не дуэль? Любовник и муж-рогоносец в наличии. Вот только в руках дуэлянтов не пистолеты, а всего лишь теннисные ракетки… Воображение тотчас услужливо нарисовало картину, как Регина с Пустовойтовым яростно предаются любви на широком семейном ложе Тропотунов, и внезапно разозлившийся Станислав Сергеич послал по-над сеткой такой резкий и быстрый мяч, что Пустовойтову лишь оставалось проводить взглядом пластмассовую молнию и признать свое очередное поражение.

Массивная белая урна служила своеобразным центром мужского клуба НИИБЫТиМа. Здесь можно было узнать последние институтские новости, обменяться мнениями по вопросам внутренней и внешней политики или молча подымить, не слишком вникая в разгоравшиеся то и дело дебаты. Довольно скоро Тропотун остался наедине с Пустовойтовым, и тот вдруг спросил:

– За что тебя Ефременко так «любит»? На днях мы с ним вместе возвращались с работы…

– Ефременко? – равнодушно переспросил Станислав Сергеич. – Я ему как-то хвоста накрутил… – и в тот же миг словно вспышка молнии высветила для него сложившуюся ситуацию: Ефременко!! И сама собой выстроилась в мозгу железная логическая цепочка: анонимки ему, анонимки на него, плюс постоянная система проволочек в снабжении материалами, плюс лучший друг Ефременки – саботажник Стаценко…

Тропотун картинно ударил себя в лоб – срочно нужно позвонить! – и поспешил в кабинет. Я не брал Ефременко в расчет, думал он, быстро просматривая карточку из своей секретной картотеки. Ему не то что институт, контору «Рога и копыта» не потянуть! Но вдруг по его спине прошел предательский холодок: что если Ефременко и Оршанский… Не-ет, быть того не может! Не станет правдолюбец