По багровой тропе в Эльдорадо - Эдуард Кондратов

В едином порыве мы встали и схватились за рукояти мечей.

— Сеньор, — прерывающимся от волнения голосом сказал Хуан, — ваше слово — святой закон для нас. До последнего дыхания мы будем преданы вам, своему капитану…

Орельяна пристально взглянул ему в глаза. Крепко обнял Хуана, затем меня.

— Едва наступит ночь, вы должны выступать. Никому — ни слова. Я все объясню солдатам, но сделаю это завтра. Обвяжите копыта коней тряпками, готовьтесь в путь и ждите. Коня я приведу сам. Дозорный Хоанес предупрежден — его одного я посвятил в тайну.

Запахнув рваный плащ, капитан вышел из расщелины, и скоро его силуэт утонул в мглистом сумраке. Взволнованные, мы тоже отправились в свою хижину…

Часа через два, когда все вокруг покрылось непроницаемой пеленой ночи, мы незаметно выехали из лагеря, миновали неподвижную фигуру закутавшегося в индейский плащ Хоанеса и стали осторожно подниматься по отлогому склону, ведущему к роковой тропе.

— Счастливого пути! — услышали мы за своей спиной тихий голос бискайца. Но ни Хуан, ни я не ответили ему: теперь каждый лишний звук мог сорвать планы сеньора капитана.

Вот и кончился подъем. Мы спешились: ехать верхом по узкой ленточке тропы было слишком опасно. Мало-помалу наши глаза привыкли к темноте — теперь мы справа от себя различали, хоть и с большим трудом, контуры размытых скальных выступов, нависших над тропой. Я шел впереди, держа под уздцы своего Федро. Хуан держался шагах в десяти.

А дождь все усиливался. Мне казалось, что не только одежда, но и сам я насквозь пропитан водой. Ручьи бежали по плечам, лицу, шее, в сапогах хлюпала вода, ноги скользили и разъезжались. Будет ли конец этой проклятой тропе? Будет ли конец нашим мучениям, этому нечеловеческому, страшному напряжению?..

Внезапно тропа резко пошла вниз. Идти стало еще труднее. Я обнял руками замотанную тряпками морду Федро и стал продвигаться еще осторожнее. Внезапно прямо передо мной выросло какое-то препятствие. Я протянул руку и ощутил колючие ветки. Похоже, что впереди было нечто вроде шалаша.

Я замер, прислушиваясь. И вдруг, буквально в пяти шагах от себя, я услышал спокойные голоса перекликавшихся индейцев. Один из них раздавался впереди, другой — гораздо левее, там, где, как мне казалось, должна была находиться пропасть.

Значит, тропа осталась уже позади! С величайшими предосторожностями я достал из ножен меч и стал ждать. Сзади послышалось негромкое хлюпанье сапог Хуана. И тотчас же я почувствовал, что чьи-то руки коснулись моей груди.

Р-раз! Монотонный шум ливня скрыл и свист моего меча, и глухое падение тела. Я продвинулся еще на несколько шагов. И тут я увидел, что прямо на меня движется огонек. В следующее мгновение я различил фигуру индейца с факелом, который он прикрывал от дождя чем-то похожим на щит.

Теперь все зависело от быстроты действий. Я вскочил на коня, ударил его шпорами и направил прямо на индейца с факелом. Федро сшиб дикаря грудью, я достал его на земле мечом. Факел упал и погас. Но, увы, мой удар не был для индейца смертельным: прозвучал пронзительный гортанный крик, и сразу же, как эхо, невдалеке раздались громкие тревожные возгласы.

— Хуан, вперед! — что было сил закричал я, пришпорил Федро и помчался по склону куда-то вниз, где уже мелькали десятки огоньков. Целиком положившись на коня, я решил мечом пробить по горным дорогам свой путь на восток. Я знал, что паника, поднявшаяся во вражеском лагере, будет моей лучшей помощницей, и надеялся лишь на святого Яго да на быстроту моего верного скакуна. Как дьявол, пронесся я, вращая над головою мечом, мимо ошеломленных индейцев, и скоро они остались где-то далеко-далеко позади. Федро тяжело мчал меня по мягкому, пропитанному водой грунту, унося от цепких лап смерти, совсем было сомкнувшихся на моей шее.

Но мысль об отставшем Хуане ни на секунду не покидала меня. Сумел ли он повторить мой маневр? Или, быть может, повернул назад? Или… Дрожь пробежала по телу, когда я подумал, что мой друг мог попасть в руки врагу.

Примерно в полутора лигах 12 от лагеря индейцев я придержал коня, соскочил с седла и стал ждать. В мучительном бездействии провел я ночь и только на рассвете тронул повод Федро. Сомнений почти не осталось: Хуан погиб…

Не стану описывать, что переживал я тогда: только тот, кто потерял самого близкого на свете человека, мог бы меня понять. Я старался не думать о смерти Хуана. Я знал, что теперь обязан сделать все возможное и даже невозможное, чтобы не дать погибнуть двадцати боевым товарищам, которые умирают от голода в каменной западне. Сознание высокого долга придавало силы. Двое суток пробирался я через ущелья и плоскогорья, переходил топи и бурные реки, страдал от усталости и голода, падал в изнеможении и снова вставал. На третье утро, обогнув большую конусообразную гору, я увидел сквозь пелену дождя прилепившуюся на отлогом склоне индейскую деревушку. Над самой большой из хижин развевался флаг. Что изображено на флаге, рассмотреть было трудно. Но я и не пытался приглядываться. Неудержимые слезы хлынули из моих глаз, смешались со струйками дождя, бегущими по щекам, а я упал на землю и забился в глухих рыданиях…

Так закончилось мое знакомство с суровыми горами негостеприимной индейской земли. А через полчаса меня уже обнимал мой дядя Кристобаль де Сеговия, старый конкистадор, по прозвищу Мальдонадо-злюка, хотя дядя отличался на редкость добродушным нравом. Его изможденное, заросшее седой щетиной лицо, изодранный камзол и прохудившиеся сапоги говорили о том, что и ему поход за корицей дался нелегко. Но когда я рассказал о пережитом нами, он не стал терять времени. Надев каску и пристегнув меч, он бережно уложил меня на жидкую подстилку из трав и решительно вышел из хижины…

О том, что происходило после, мне стало известно лишь через сутки: глубокий сон победил мою волю. Проснувшись, я узнал, что дядя собрал десяток наиболее авторитетных участников походов великого Франсиско Писарро и в присутствии нескольких сотен солдат заявил губернатору о своем желании идти на выручку Орельяне. Гонсало правильно оценил обстановку и не стал возражать. Правда, он приказал старому Мальдонадо оставаться на месте. Но в тот же день на помощь Орельяне вышел большой отряд, предводительствуемый капитаном Санчо де Карвахалем. Солдаты отправились в поход с удовольствием: вот уже два месяца они обалдевали от скуки в этой деревушке, расположенной на склоне вулкана Сумако. Холодные дожди, лившие здесь в течение этих двух месяцев, до того надоели солдатам, что они готовы были пойти хоть к черту на рога.

Десять дней томительного ожидания показались мне десятью годами. Но наступило счастливое утро, когда я снова увидел ставшие мне родными лица отважных воинов Франсиско де Орельяны. Бледные, как тени, смертельно уставшие появились они на склонах Сумако во главе со своим капитаном. Нет слов, чтобы описать радость, охватившую меня в те минуты. И если я скажу еще, что Хуан, потеряв коня, остался жив и благополучно вернулся в лагерь, вы легко поймете, отчего я был тогда счастливейшим человеком на свете.