Некроманты, алхимики и все остальные - Яна Алексеева

Нирина, зевая, сползла вниз, откинула задний бортик, давая больше доступа свежему ночному воздуху.

– Ну-с… будем лечить.

Мальчик, приглаживая встопорщенные волосы, воззрился на женщину с надеждой.

– Так, – поставив бутыль и фонарь, велела караванщица, – раздеваем его.

С трудом ворочая бессознательное тело, удалось снять большую часть одежды. Осталась только повязка и нательное белье. Нирина задумчиво очертила мышцы руки. Покачав головой, вздохнула. Таким неподготовленным путешествовать по пустыне смерти подобно. Мужчина, похоже, просто усох от жажды и того эликсира, что принял для укрепления сил.

– Ты его поил?

– Всю дорогу, – подал голос мальчишка, выглядывая из-за плеча.

– А сам?

– Угу, – расстроен видом спутника, не иначе. Дышит тяжело, вздыхает виновато.

– Благородный алани. Не вздумай терпеть жажду. Сейчас мы его этим напоим, – Нирина коснулась бутыля, – потом разотрем. А дальше, извини, тебе придется самому… он… кстати, имя у него есть?

– Э… Рилисэ.

– Хорошо. Рилисэ твой начнет сильно потеть. Будешь поить подсоленной водой и обтирать. Начнет замерзать, – женщина рукой пошарила наверху, прихватила за кончик плотное покрывало – укроешь. А я – спать.

– Но я…

– Лечить будешь своего Рилисэ. Мне – вести фургон. Днем отоспишься.

Осторожно, массируя горло, караванщица влила питье в мужчину. И еще раз, и еще. Пока он не задышал ровно и глубоко. Перелив остатки в широкую миску, на миг залюбовалась поблескивающими в свете фонарика серебряными искорками. Смочила тряпку и душераздирающе зевнула.

– О, нет, давай сам, маленький принц.

Сунув в руки опешившему и какому-то испуганному мальчишке влажную ткань, вылезла наверх. Зашнуровала полог, добралась до постели и, сбросив одежду, мгновенно провалилась в глубокий сон.

Несмотря ни на что, Нирина выспалась. И очередной пустынный переход начала во вполне бодром настроении. Заглянув в подполье, она убедилась, что мужчине заметно лучше. Оставив осоловелому мальчишке запас воды и пару лепешек, вернулась на место. Лошади, весело помахивая хвостами, выбрались на жаркие просторы.

В этот раз охранение шло в виду фургонов. Два десятка закутанных в серые палетты стражников на мохноногих лошадках, неспешно следовали по вершинам становившихся более пологими барханов. К полудню, когда все, и люди, и лошади изнывали от жары, караван двигался по равнине, покрытой растрескавшейся коростой. Воздух над ней дрожал от жара, вырисовывая еле заметные глазу призрачные фигуры. На горизонте, проступая сквозь марево, зубьями вырастали древние развалины из серо-алого, осыпающегося камня.

Нахмурившись, Нирина сдернула с лица платок и всмотрелась в неровный горизонт. Затем зацепила поводья и нырнула внутрь фургона. Мальчишка, подложив под голову скомканную одежду, обессилено спал, сжимая в руках пустую бутыль. Мужчина ровно дышал, вольно раскинувшись на всем свободном пространстве подполья. Похоже, скоро придет в себя. Вот уж не вовремя так не вовремя это будет.

Подхватив мешочек заговоренных голышей и пращу, Нирина выбралась наружу. Стражники подобрались ближе и теперь трое скакали ровно за ее фургоном, настороженно готовя к бою дальнобойные арбалеты. Обеспокоено зафыркали лошади, от головного фургона донесся звук рожка, проигрывающего «внимание, опасность»

В жарком дрожащем сине-коричневом мареве было видно, от острозубых развалин отделились черные точки. Все, кто не умел обращаться с оружием, кроме возниц и дети скрылись в фургонах. Релат на головном выпрямился, настороженно наблюдая за полетом… уже стало видно, огромных черных птиц.

Лошади прибавили шагу, подчиняясь легкому цоканью. А Нирина, утвердившись на скамье и прижав коленом поводья, расправила длинные ремни пращи. Реваз, готовивший болты, уважительно кивнул.

– …товсь… – разнеслось по пустыне. Караванщица вложила камешек в кармашек и раскрутила пращу.

Черная стая, свистя и клокоча, налетела гигантской грозовой тучей. Хищные загнутые клювы, когтистые лапы, желтые глаза… крылья размахом в рост человека подняли ветер, вздымающий с растрескавшейся земли мелкую пыль, забивающую глаза.

– …онь!

Приближающихся птиц встретил слитный хлесткий залп. Заговоренный голыш Нирины вспух в самой середине стаи резким разрывом, разметав в клочья пару атакующих. Дождем посыпались черные перья, тихими хлопками истаяла плоть.

Женщина поморщилась. Каждый раз одно и тоже, эти брошенные на произвол судьбы стражи развалин нападают…

Руки стремительно раскрутили еще один голыш. Еще один залп, гортанные крики радости, от которых прижимают чуткие уши терпеливые лошади.

… и отступают, потеряв полдюжины товарищей. Сделав большой круг над караваном, на миг закрыв широкими крыльями солнце и яростно клекоча, остатки стаи стремительно унеслись к горизонту. Караван все так же продолжал мерное движение.

– Все в порядке? Что-то они сегодня быстро, – заметил, приближаясь, Реваз.

– Возможно, чары рассеиваются, – садясь и складывая пращу, заметила женщина. Прикрыв лицо, подобрала поводья. Хмыкнув, приняла протянутое ей синевато-черное плотное перо, – Благодарю.

– Всегда рад сделать приятное, и со всем уважением. И на счет чар… Шесть веков прошло, пора бы уж… И вы лучшая замыкающая, какая вообще может быть, шаери, – невпопад заметил мужчина.

– Ну, уж не лучше Релата, – покачав головой, женщина щелкнула поводьями, замедляя ход. А Реваз, пришпорив конька, вернулся к своим ребятам.

Ничего опасного в таком налете не было. Для тех, кто годами ходит по этому маршруту. Новички, конечно, пугаются. Но что бы отразить атаку, достаточно трех-четырех залпов из луков и арбалетов. А из пращи даже целиться особенно не надо, просто взорвать пару голышей в самой стае…

На короткой стоянке у колодезной колонны, украшенной множеством предупреждающих барельефов Нирина заглянула вниз. И наткнулась на суровый, встревоженный взгляд очнувшегося пассажира. Глаза у него желто-карие, невольно отметила женщина. И очень гневные. Приподнявшись на локте, он пытался поудобнее устроить сомлевшего мальчишку.

– Да как вы посмели, – шипел он на хорошем дворцовом аланийском, – довести его до такого состояния!

Действительно заботится о парнишке. Точно, учитель. И весьма ревностный.

– Здесь вам не дворец, а я не прислуга, – швырнув мужчине чистую рубашку, – так же тихо прошипела караванщица на просторечном, – шаер Рилисэ. Думать надо было головой, готовясь к путешествию и не доводить себя до полусмерти укрепляющими эликсирами. И я вам не прислуга, посторонних детей выхаживать. Мое дело – доставить куда надо кого попросят.