Нежные кузины - Паскаль Лене

Зато Амели все знала! Она увлекла месье Лакруа, который не переставал охрипшим голосом бормотать непристойности, к кровати, чтобы дать ему прополоскать рот только что появившимся у нее лекарством. А сама она, как заботливая супруга, как хорошая кухарка, пробующая все свои соусы, хотела убедиться, что душистая настойка эвкалипта оказала благотворное воздействие на весь организм пациента. Две процедуры можно было проделать одновременно.

Теперь мигали уже три лампочки с разной яркостью и частотой. Профессор Гнус открыл окно и пристально глядел на вспухшее, воспаленное небо, все чаще озаряемое беззвучными вспышками молнии. Большая капля упала на нос профессору, и он затопал ногами от восторга.

Жюльен с волнением увидел, как зажглась четвертая лампочка; а по навесу над крыльцом уже барабанил дождь. Чудовищная молния с оглушительным грохотом раскроила небо. Оконные стекла задребезжали, когда гром, подскакивая, прокатился по небосклону. Раздался стук ставень, шквальный ветер ворвался в комнату профессора и вихрем закрутил его бумаги. Профессор ликовал. Он хлопал в ладоши. Он прыгал от радости. Скоро будут созданы все условия для проведения грандиозного эксперимента. Снова сверкнула молния, и на его лице появилась ужасающая улыбка. Загорелась пятая лампочка.

Шарль надел шелковую пижаму в зеленую и фиолетовую полоску. Он почистил зубы и вымыл пальцы ног — на всякий случай.

Клер отыскала в одном из сундуков на чердаке свадебную ночную рубашку своей бабушки. Она велела выстирать эту дивную рубашку из тонкого батиста, украшенную затейливой вышивкой, и теперь с умилением смотрелась в зеркало шкафа. Ворот рубашки закрывал шею, манжеты стягивали запястья, видны были только кончики ступней. Рубашка застегивалась спереди на сорок четыре пуговки. Клер сосчитала их и решила, что это будет забавно. Она уже представляла себе трогательное смущение жениха, натолкнувшегося на сорок четыре пуговки. Клер улыбнулась, подумав, что, возможно, стоит пойти ему навстречу и самой расстегнуть две последние пуговки. Она расправила просторное и легкое одеяние, чтобы полюбоваться им в зеркале, и, заметив небольшое отверстие на уровне живота, на секунду задумалась о его назначении.

Клементина решила, что сегодня он не придет. Наверняка он испугается этой страшной бури. Вот уже несколько недель он тайно навещал ее по ночам. В комнату он проникал через окно, которое она оставляла приоткрытым. Как ему удавалось взбираться так высоко? Она не знала о нем ничего, не знала его имени, не видела даже его лица, всегда скрытого полумаской из черного бархата. На нем был длинный черный плащ, и он никогда не снимал сомбреро, даже когда занимался с ней любовью.

Не раз она пыталась заговорить с ним, но он оставался нем. Все, что она знала о нем, — это его пылкие объятия и глаза, сверкавшие диким огнем в прорезях полумаски, так похожие на глаза Дугласа Фербэнкса, незабываемого Зорро, с такой же страстью обнимавшего ее под таинственное, волшебное стрекотание камеры.

Клементина вздрогнула. Среди вспышек молнии и потоков дождя возникла черная тень и осторожно открыла створку окна.

Шарль путался в пуговках ночной рубашки и нервничал. Он даже взмок и боялся, что запах пота, пусть и вызванный законным и понятным нетерпением, скоро заглушит запах одеколона, которым он надушился. Клер, со своей стороны, находила, что все эти прадеды, праотцы, предки, основатели династий были непрактичные люди. Непонятно, как она вообще смогла появиться на свет!

Шарль сразу заметил небольшое отверстие на уровне живота. И даже догадался о его назначении. Но такая идея показалась ему комичной и старомодной. Он мог просто-напросто задрать рубашку на нужную ему высоту. Он подумывал об этом, но такой вариант ему тоже не нравился. Юбки задирают прислугам, но не девушкам из хороших семей! Ему хотелось бы заключить Клер в объятия обнаженной, чтобы они нежно слились воедино, как было позавчера, как подобает современным людям. Но ничего не поделаешь! Иные времена, иные нравы! Рубашка была незыблема. Оставалось воспользоваться отверстием!

С самого детства Аньес очень боялась грозы. При первой вспышке молнии она закрыла ставни, окна, гардины, занавеси. Она потушила в комнате все лампы, так как ей казалось, что свет притягивает молнию, и забралась под одеяло.

Эдуару пришлось раздеваться в темноте, страхи жены казались ему смешными, — поди-ка разбери, что у них там в голове, под локонами и кудряшками! Ему трудно было двигаться вслепую, слегка кружилась голова, он опрокинул стул, и Аньес закричала от ужаса.

Наконец он добрался до кровати и в довольно-таки скверном настроении лег, не сомневаясь, что ночь предстоит тяжелая: он знал, что Аньес будет донимать его дрожью и истериками, пока не кончится гроза.

Аньес прижалась к нему, накрывшись одеялом почти с головой. Он выругался: острый локоть вонзился ему между ребер, а судорожно трясущееся колено угодило между ягодиц. Нет! Сразу ему не заснуть.

— Успокойся, дорогая! — сказал он нежным, отеческим тоном. — Молния сюда не влетит, ручаюсь тебе!

— Ты…Ты уверен? — пролепетала она.

— Ну конечно! — в ярости выдохнул Эдуар.

Нет! Заснуть не получится. Оставалось только считать молнии и беречься локтей и колен трепещущей супруги. Если только не опередить ее и не перейти в наступление самому. Такой выход из положения показался ему наиболее разумным.

А в комнате Гнуса зажглась шестая лампочка, она даже стала мигать, правда, неравномерно и как бы нехотя.

Теперь профессор, сверяясь с хронометром, высчитывал частоту вспышек молнии.

— Еще рано! Рано! — бормотал он. Но ему становилось все труднее владеть собой. Он сгорал от желания опустить рукоятку и перейти к заключительной фазе эксперимента.

Небо за окном мучительно содрогалось, извергая ослепительные молнии с грохотом, возвещающим конец света. А лампочки мигали, хрупкие и трогательные среди этого буйства слепых сил Природы. И Жюльен подумал, что перед ним — зримый образ и печальная суть нашего существования. Что такое Человечество, как не жалкий трепет, единый миг света, ничтожная искорка, слабый крик, замирающий в вечной тиши бесконечных пространств?

И как раз когда Жюльен, дрожа от страха, предавался философским размышлениям, профессор опустил ужасную рукоятку!

Жюльену показалось, что дом раскалывается пополам. На долю секунды слепящий свет стер очертания комнаты, которая превратилась в сплошной огненный шар.

Первое, что увидел Жюльен, выйдя из оцепенения, был целлулоидный воротничок профессора, летавший по комнате. Самого профессора Жюльену обнаружить не удалось. Его не было нигде — ни на полу, усеянном осколками стекла, ни на кровати, которую проломило каминное зеркало, ни под опрокинувшимся шкафом — нигде! Нигде!

Профессор исчез, испарился во время взрыва! Жюльен почувствовал, как ноги у него подкашиваются. Он потерял сознание.

За завтраком, конечно же, говорили о молнии, попавшей в дом, и об огненном шаре, который пронесся по всем комнатам и повсюду вызвал странные явления. Впрочем, многие пострадавшие рассказывали о пережитом крайне сдержанно: по-видимому, это было следствием потрясения.

Профессора нашли утром на крыше. Он бродил там совершенно голый, бормоча что-то нечленораздельное. Пришлось временно устроить его в гостиной, поскольку его комната снова была разворочена. Шарль заикался и в ужасе таращил глаза. По-видимому, после профессора он пострадал больше всех. Доктор примчался чуть свет, чтобы осмотреть ожоги и травмы.

Достойный эскулап не знал, что и думать. На теле Шарля от шеи до пупка виднелись сорок четыре красные отметины круглой формы, расположенные с равными промежутками. У Эдуара наблюдались еще более необычные симптомы. На его коже словно бы отпечатался целый скелет; надо сказать, зрелище это сильно напоминало Туринскую плащаницу.

Добрый доктор долго слушал у обоих пациентов сердце и легкие. Он сделал записи. Он спросил у будущего тестя и у жениха, желают ли они показаться другим врачам и при необходимости сделать рентген. Однако Эдуар и Шарль, не слишком удивленные своими странными стигматами, похоже, что-то утаивали от врача. И решительно отказались от его предложения.

А Клементина не дала себя осмотреть. Но призналась, что пониже спины у нее появились два симметричных ожога в форме буквы Z. Другие женщины пострадали меньше. Клер даже уверяла, будто она ничего не почувствовала, но при этом надела платье с высоким воротом, чтобы скрыть сорок четыре красных пятнышка, тайну которых знали только она и ее жених.