И один в тайге воин - Трофимов Ерофей

– Господь с тобой, Настюша. Сама видишь, работы по горло.

– Вижу. Потому и молчу, – вздохнула в ответ девушка. – Спаси тебя Христос, Мишенька.

– Это за что же, милая? – удивился парень.

– За голову твою и за руки золотые. Ведь с твоими придумками казакам любое нападение отбить куда как проще будет. Слышала я, как они промеж себя про твои мортиры говорили. Атаман за твоё здоровье в церкви молебен заказал. Он, почитай, восемь лет генерал-губернатору письма слал, чтобы нам хоть пару пушек каких прислали, а оттуда только обещания. А теперь у сотни свои орудия будут. То-то хунхузы обрадуются, – злорадно закончила она.

– А бабы что говорят? – поинтересовался Мишка, припомнив давешний разговор с атаманом.

– Да ну их, балаболки глупые, – фыркнула Настя.

– Что, опять про вожжи лепят? – не удержавшись, поддел жену Мишка.

– Да пусть болтают, – отмахнулась девушка, одним гибким движением проскальзывая у него под рукой и оказываясь спереди.

– Неужто и вправду бы стерпела, кабы я ради их языков за вожжи взялся? – не сумел не спросить парень, которого этот вопрос действительно интересовал.

– А хоть бы и так, – с вызовом ответила Настя, глядя ему в глаза. – От тебя всё вынесу.

– Не дури, Настёна, – качнул Мишка головой, прижимая её к себе. – Сказал же, просто так и пальцем не трону.

– Да хоть вожжами, хоть кнутом, Мишенька. От тебя всё стерплю, – истово ответила девушка, обнимая его за шею. – Ты себе цены не знаешь. Я ведь думала, что так всю жизнь во вдовьем платке и прохожу. А ты взял и женился. А теперь у меня ещё и сынок от тебя. И пусть попробует кто рот открыть. Я теперь не порченная. Я теперь мужняя жена, и муж у меня не абы кто, а первый следопыт на весь перегон, да ещё и оружейник первейший.

– Уймись, Настёна. Не рви сердце, – принялся успокаивать её Мишка, ласково целуя. – Было, да прошло. Как Гриша, спит? Хныкал вроде.

– Зубы режутся, вот и хнычет, – отмахнулась Настя, счастливо улыбаясь.

– Не рановато? – усомнился Мишка.

– А ты ему в ротик загляни, – рассмеялась девушка. – Все дёсны припухли, и в рот всё подряд тянет. Да ещё и за грудь кусает так, что аж больно.

«Или я дурак, или дети тут быстрее растут, – подумал Мишка, отвечая на её поцелуи. – Мальчишке всего три месяца, а уже зубы. Ладно, в этом случае лучше помолчать. За умного сойду».

– Тятя Миша, а ты когда мне серёжки сделаешь? – послышался вопрос, и на пороге комнаты возникла Танюшка.

– Сделаю, дочка. Вот как раз с винтовками закончил, так что на очереди серёжки тебе, – рассмеялся Мишка, подхватывая девчушку на руки.

– А не рановато ей, Мишенька? – усомнилась Настя. – Это ж нужно будет ушки проколоть.

– И что? Она девочка сильная. Потерпит. Правда, дочка? – с улыбкой спросил парень.

– Потерплю, – решительно кивнул ребёнок. – У тебя серёжки есть, – повернулась она к Насте. – У бабы Глаши тоже есть. Вы ушки кололи и терпели. И я потерплю.

– Вот и умница, – рассмеялся Мишка, щекоча её. – А хочешь, я тебе сам их проколю? – неожиданно предложил он.

– Мишенька, твоё ли это дело? – всполошилась Настя. – Бабки повитухи всё сделают.

– Угу, знаю я ваших бабок. Руки перед делом помыть и то забывают. Нет уж. Сами справимся. Верно? – снова спросил он Танюшку, слегка её подкидывая.

– Верно, – хохоча, легко согласилась девочка.

– Ну, тогда слезайте и тихонечко в уголке посидите, – велел парень, опуская дочку на пол и усаживаясь за стол.

Для изготовления украшений своему бабьему царству он давно уже приготовил моточек золотой проволоки. Регулярно бывая в кузнице, он попросил Елисея сделать ему ювелирный сплав. Две части золота и одну часть серебра. Чистое золото слишком мягкий металл, и застёжки на украшениях из него очень быстро приходят в негодность. А при добавлении серебра сплав становится гораздо прочнее.

Разложив на столе всё нужное для работы, Мишка задумчиво посмотрел на дочку и принялся рисовать. Делать просто кольца было скучно. Накидав пару эскизов, он поднял лист перед собой и, переводя взгляд с дочки на рисунки и обратно, принялся выбирать подходящий. Настя, сидевшая рядом с девочкой, смотрела на мужа со смесью уважения и восхищения. Заметив её взгляд, Мишка смущённо улыбнулся и, чуть пожав плечами, принялся работать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Растянув проволоку, он прикрутил к столу струбциной дощечку с вбитыми в неё тонкими гвоздиками, на которых и стал вывязывать узор. Несколько плавных, осторожных движений, и небольшое полукольцо, состоящее из винтовых прожилок, обрело первые очертания. Самое сложное было в том, чтобы вывести узор так, чтобы оба конца оказались с разных сторон украшения. Выгнув короткий конец на задней стороне петелькой, Мишка согнул дугу из второго конца и, завернув самый кончик, обрезал проволоку. Примерно полтора часа работы, и серёжка готова.

– Как вам? – спросил он, демонстрируя девчонкам свою работу.

– Ох, Миша, это ж красота какая! – ахнула Настя.

– А тебе как, егоза? Нравится? – с улыбкой спросил Мишка у дочери.

– Это правда мне, тятя? – еле слышно спросила Танюшка, распахнув глазища во всю ширь.

– Уж точно не мне, – рассмеялся парень. – Так что скажешь? Делать вторую?

– Делай, – зажмурившись, словно чего-то испугавшись, решительно кивнула Танюшка.

Подмигнув жене, парень вернулся к работе. Теперь, когда технология была отработана, дело пошло быстрее. Закончив вторую серёжку, Мишка осторожно прокатал пару на плите для дроби и, положив их на ладонь, поднёс Танюшке.

– Вот, дочка. Эти серёжки ты и будешь носить. Нравится?

– Очень, – тихо ответила девочка, завороженно глядя на украшение.

– Вот и слава богу, – улыбнулся Мишка и, подхватив её на руки, скомандовал: – Пошли. Сейчас всё и закончим. Настя, неси там из чулана первач.

Подскочив, девушка вихрем унеслась на кухню и, погремев там чем-то, вынесла в общую комнату четверть чистейшего первача, который Мишка использовал в медицинских целях, благо в нём было не меньше семидесяти градусов. Во всяком случае, горел он ярко и вспыхивал сразу. Взяв кусочек чистой холстины, парень тщательно протёр руки и, плеснув первача в блюдце, бросил в него серьги.

Другой тряпицей он протёр ребёнку ушки и, достав из шкатулки иглу, которой сшивал кожу, затеплил свечу. Прокалив иглу, он тщательно протёр её всё тем же первачом и, повернувшись к дочке, спросил:

– Ну что, Танюшка, готова малость потерпеть? Это не сильно больно. Я всё быстро сделаю.

– Делай, тятя, – подумав, решительно кивнула девочка и повернула головку, подставляя ему ушко.

Чмокнув её в макушку, Мишка пальцами потёр ей мочку, чтобы слегка уменьшить чувствительность, и одним быстрым движением пробил её насквозь. Вытащив иглу, он бросил её в блюдце с первачом и, подхватив серёжку, вставил её в прокол. Застегнув украшение, Мишка отступил и, заглянув дочке в лицо, спросил:

– Вторую будем колоть, или как?

– Коли, тятя. Ты не больно делаешь, – улыбнулась Танюшка сквозь слёзы.

– Мой характер, – рассмеялся парень, целуя её в нос, и снова взялся за иглу.

– Мне и вправду не больно. Страшно только, – призналась девочка.

– Не бойся, милая. Уж я тебе лишней боли точно не хочу, – поспешил успокоить её Мишка, массируя вторую мочку.

Операция повторилась, и спустя пару минут игла тихо звякнула о блюдце. Подхватив дочку на руки, Мишка поднёс её к зеркалу и, ткнув пальцем в отражение, сказал:

– Любуйся, красавишна. Ты теперь у меня совсем взрослая. Свои серёжки имеешь.

Забыв про боль и страхи, Танюшка принялась вертеть головой перед зеркалом, рассматривая себя во всех ракурсах. Глядя на неё, Мишка не мог сдержать улыбки. Встав рядом с ним, Настя положила голову ему на плечо и, пряча улыбку, еле слышно прошептала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Сказал бы кто, не поверила. Говорю же, руки у тебя золотые.

– Вы чем тут заняты? – спросила Глафира, влетая в дом. – Чего это вы хором к зеркалу прилипли?

– А сама посмотри, – улыбнулся в ответ Мишка, ставя перед ней Танюшку.