Операция "Изольда" - Александр Лидин

Вместо этого мне пришлось заняться всякими суетными делами, так как вечером того же дня состоялась торжественная церемония принятия меня в партию НСДАП и присвоения мне звания унтерштурмфюрера СС, что соответствовало российскому лейтенанту и считалось младшим офицерским званием. В итоге общение с портными, которые должны были подогнать под мою фигуру военную форму, и парикмахерами заняло почти все мое свободное время. Однако мне все же удалось выкроить полчаса, чтобы прогуляться с Катериной по Черному лесу. Мне нужно было поговорить с ней, причем я не хотел, чтобы наш разговор кто-либо слышал. Пока фашисты относились ко мне очень доброжелательно, и это меня устраивало. Изменись их отношение, и наше (мое и Катерины) положение могло перемениться к худшему.

Кстати, Черный лес удивил меня. Судя по названию, я ожидал попасть в настоящий лес, а вместо этого оказался, скорее, в парке, чем в лесу: ухоженные дорожки, скамейки, пусть и некрашеные. Гуляя по «лесу», мы несколько раз натолкнулись на беседки, возле одной из которых была даже устроена кухня. Нет, в моем понимании лес нечто иное, дикое, дремучее. А в этом лесу мне казалось, что из-за каждого ствола за мной следит шпик-агент. Правда, я несколько раз творил заклятия, и никакой слежки за мной определенно не было.

Когда же мы с Катериной отошли от замка на достаточное расстояние для того, чтобы даже сверхчувствительный микрофон не смог поймать наши голоса, я шепотом объявил:

— Катерина, вы в опасности. Скоро мы отправимся на Восток, и как только окажемся на оккупированной части России, вам нужно бежать.

— Удивлена, что именно вы предлагаете мне это. Вы, тот, кто предал…

— Ни слова больше. Я не собираюсь в очередной раз оправдываться перед вами, Катерина… Я собирался поговорить совсем о другом… Скоро мы уедем отсюда. Нас повезут в оккупированную Россию. И в конечной точке нашего путешествия… В общем, вам грозит опасность, и я хочу, чтобы вы бежали, как только представится такая возможность.

— Тогда надо бежать сейчас. Я проберусь во Францию…

— Если вы попробуете это сделать сейчас, вас непременно поймают. Вы же знаете, Франция оккупирована. Нет, бежать вы сможете только с территории России.

— Но…

— Вас тут же сразу вычислят, приставят охрану, и второй раз бежать будет много сложнее. Да и как вы сделаете это, не зная языка…

— Но я сносно говорю по-французски…

— Сможете ли вы сойти за француженку? Сомневаюсь. К тому же, вам понадобятся документы и все такое… А в России сейчас бардак. Там вы с легкостью выдадите себя за беженку.

— И куда же мне бежать?

— Я думаю, куда-нибудь на юг. Крым, Одесса… хотя лучше отправиться подальше, попытаться проскочить линию фронта, затеряться среди беженцев. Сибирь велика. А еще есть и Дальний Восток.

— Но там же дикари и лагеря.

— Лучше быть среди дикарей, чем стать подопытным кроликом нацистов. А может, вам повезет, и вам удастся перебраться в Китай. Манчжурия — далеко не самое худшее место для белого человека. Когда-то в юности я бывал в тех краях…

— Предположим… — после некоторых размышлений согласилась Катерина. — И все же вы должны объяснить, что за опасность мне угрожает.

— Случилось то, чего я больше всего боялся, из-за чего вынужден был убить наших товарищей по несчастью… — и дальше я вкратце пересказал Катерине свой разговор с рейхсфюрером СС. Я не стал пугать ее ужасами нацистских лагерей, которые отчасти напоминали сталинский ГУЛАГ, с той лишь разницей, что немцы не уничтожали свой народ и при массовом уничтожении людей использовали гуманные способы, такие, как газовые камеры, а не мучили людей голодом и пытками, не скармливали «белой воши», как это делали коммунисты. К тому же, нацисты не прикрывали свою деятельность красивыми лозунгами, действовали честнее и откровеннее. Но это лирика. Как бы то ни было, они оккупировали мою Родину, не СССР, а великую Российскую империю, а следовательно, они — враги. Впрочем, точно так же, как коммунисты — безграмотные лжецы, утратившие основы духовности.

Тогда же в Черном лесу я вынужден был уговаривать Катерину бежать к нашим… Хотя и такое решение проблемы мне не особо нравилось. Да, я избавился от полярников, но что скажет начальник Третьего отдела ГУГБ товарищ Шлиман, если вдруг из ниоткуда появится Катерина, погибшая во время землетрясения в Антарктиде? Как это может отразиться на судьбе Василия Кузьмина? Единственная надежда была на Ктулху. Конечно, по большому счету Великому Спящему никакого дела не было до творений Старцев, вышедших из-под контроля и заполонивших всю планету, — то есть к людям, и все же Василий был его любимой игрушкой…

В итоге Катерину я уговорил. Несмотря на то, что она до сих пор считала меня хладнокровным убийцей и негодяем, она согласилась во всем слушаться меня, а это было главное. Теперь самое важное было не упустить нужный момент, а пока можно расслабиться…

Церемония моего посвящения проходила в усыпальнице. Гранитные стены, строгая атмосфера… Пол со стилизованной свастикой. Торжественная музыка. Высшие чины СС в парадных мундирах застыли, словно восковые фигуры. Под бравурный марш в зал вошел Вилигут с жезлом из слоновой кости, увенчанным голубой лентой, на которой красовались руны. Вознеся жезл к потолку зала, он произнес десять заповедей, переделанных на свой манер. После чего рейхсфюрер наградил меня кольцом с изображением черепа и рунами, подтверждавшими величие и незыблемость ордена.

А потом рейхсфюрер СС произнес торжественную речь:

— Лишь один принцип должен, безусловно, существовать для члена СС: честными, порядочными, верными мы должны быть по отношению к представителям нашей расы и ни к кому другому… Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха. Мы возьмем от других наций ту кровь нашего типа, которую они смогут нам дать… Мы никогда не будем жестокими и бесчеловечными, поскольку в этом нет необходимости. Мы, немцы, являемся единственными на свете людьми, которые прилично относятся к животным, поэтому мы будем прилично относиться к этим людям — животным, но мы совершим преступление против своей собственной расы, если будем о них заботиться и прививать им идеалы с тем, чтобы нашим сыновьям и внукам было еще труднее с ними справиться.

Когда ко мне придет кто-нибудь из вас и скажет: «Я не могу рыть противотанковый ров силами детей или женщин. Это — бесчеловечно, они от этого умирают», — я вынужден буду ответить: «Ты являешься убийцей по отношению к своей собственной расе, так как если противотанковый ров не будет вырыт, погибнут немецкие солдаты, а они — сыновья немецких матерей. Они — наша кровь»… Это как раз то, что я хотел внушить СС и, как я полагаю, внушил в качестве одного из самых священных законов будущего: предметом нашей заботы и наших обязанностей является наш народ и наша раса, о них мы должны заботиться и думать, во имя них мы должны работать и бороться и ни для чего другого…