«Ярость богов» - Елена Чалова

– Рубин? – протянула Мири. Мысли ее заметались вспугнутыми птицами. – О каком рубине идет речь?

– Он известен как рубин графа Дракулы, хотя есть более древнее название – «Ярость богов». – Павел кивнул, и Семен Исаевич тут же пододвинул к девушке альбом, лежащий на низком столике. Мири не двинулась с места, все ее силы направлены были на то, чтобы совладать с собой, не дать изумлению и страху, вихрем крутившимися в душе, быть прочитанными окружающими людьми. Что-то слишком часто последнее время попадались ей на глаза крупицы сведений, связанных именно с этим камнем, а теперь, теперь ей предлагается провести его экспертизу! Девушка сидела как истукан, стараясь привести мысли и чувства в относительный порядок, и тогда Павел Генрихович сам открыл нужную страницу, заложенную ножом для разрезания бумаги (слоновая кость, Индия, оправлен в золото, украшен аметистами и топазами, – механически отметила Мири). Дорогущий альбом отпечатан был в Италии на плотной бумаге высшего качества, а современные методы печати позволили воспроизвести мельчайшие оттенки цветовой палитры художника и все детали работы. Репродукция картины явила взорам собравшихся правителя Валахии Влада Цепеша (известного также как граф Дракула) во всей красе: изможденное лицо нездорового желтоватого оттенка, тяжелый взгляд, пышный костюм и тюрбан. И как украшение тюрбана – большой темно-красный камень.

– У этого рубина нет такой известности, как у алмаза «Хоуп» или у Кулиннана, – продолжал Павел Генрихович, неприязненно взглянув на портрет. – Возможно, потому, что о камне долгое время ничего не было известно… вы представляете хотя бы, о чем идет речь? – резко спросил он.

– Да, конечно, – устало отозвалась Мири, не в силах отвести глаз от лица графа. – Его описание есть в некоторых источниках, турецких, например. И дед мне рассказывал… Но я всегда думала, что это сказка…

– Ваш дед?

– Он был ювелиром в Вене, во время войны помогал своему дяде и… и вроде бы видел этот рубин у одного богатого австрийского промышленника.

– Что именно он говорил? – быстро спросил Семен Исаевич, обменявшись значительным взглядом с хозяином.

Но Мири уже пришла в себя и лишь пожала плечами:

– Да ничего конкретного. Большой камень, редкий дефект, который не портит его… промышленник вроде бы хотел его продать, но неизвестно, продал ли. Я была совсем ребенком и, если честно, мало что помню.

– Ну хорошо, – Павел Генрихович решил вернуться к делам насущным. – Так вы согласны на эту работу?

– Да, – не раздумывая, выпалила девушка. – Возможно, это единственный шанс увидеть камень, а такие редкости попадаются раз в жизни. Конечно, я поеду.

– Вот и славно! – воскликнул Семен Исаевич, потирая лапки. – И не думайте, что вам будет скучно в этой поездке. Нет-нет, ни в коем разе. Знакомьтесь, Мириам, дорогуша: Николай и Рустем – ваши сопровождающие лица.

Мири разглядывала мужчин, с которыми ей предстояло ехать на аукцион. Секретаря ей сегодня уже представили, да и прежде она видела его сто раз, но ни разу лично не общалась. Он всегда тенью следовал за Павлом Генриховичем; спокойный, с приветливой, но неяркой улыбкой, светло-русыми волосами, и приятным, но каким-то незапоминающимся лицом. Хотя, может, это ей так казалось. Павел Генрихович как человек представительный и, несомненно, харизматичный (хоть и деспот), неизбежно привлекал внимание к своей особе. Высокий, широкий в плечах, но несколько обросший излишней плотью, он был решителен в словах, жестах, движениях. Любил быть барином и проявлять власть. На его фоне терялись многие. Однако теперь, разглядев секретаря получше, Мири решила, что он, пожалуй, симпатичный. Правильные черты лица, серые глаза смотрят спокойно и уверенно, хорошей формы руки. Да и костюм на нем отлично сидит, что является немаловажным показателем стильности мужчины.

Потом она перевела взгляд на второго фигуранта. Этот был вызывающе хорош собой. Просто картинка с рекламного плаката. Стройный, узкобедрый, смуглый, гладко зачесанные назад волосы, агатовые глаза, аристократический, с легкой горбинкой нос. Рустем носил черные джинсы, белую сорочку без воротника и твидовый пиджак, который казался чуть мешковатым… но это лишь для того, чтобы скрыть наплечную кобуру.

– Итак, это ваши сопровождающие лица, – не без насмешки продолжал Павел Генрихович. – Будете путешествовать почти как принцесса: с секретарем и охранником. Впрочем, это только туда. Обратно уж как-нибудь сами.

– То есть я не буду сопровождать камень в Москву? – переспросила Мири.

– В Москву? – Ювелир даже вздрогнул. – Никто и не собирался привозить его в Москву! Наш родной город полон… малопредсказуемых и не слишком законопослушных личностей. А потому камень нужно оценить, то есть не оценить даже, а удостоверить его подлинность, и оплатить. На этом ваша миссия заканчивается. Сотрудники аукционного дома доставят его в сейф швейцарского банка. Вопросы есть?

– Да нет, я как-то…

– Вот и хорошо, – он ее уже не слушал. Просто отдавал распоряжения:

– Рейс сегодня в десять вечера из Шереметьево. Электронные билеты на вас заказаны. Рустем заедет за вами в семь.

– Я лучше сама доберусь.

– Не лучше.

Но тут Мири уперлась. Он ее достал, этот тип. Деньги он за экспертизу пообещал заплатить, конечно, хорошие, да и на камень она не отказалась бы взглянуть, но не продаваться же ради этого!

– Я остановилась не дома, а у друга, – медленно и раздельно повторила Мири. – И до аэропорта доберусь сама.

Павел Генрихович оттопырил нижнюю губу, и желваки на щеках дрогнули. Рустем остался внешне спокоен, но и Семен Исаевич и Николай невольно подобрались: в гневе Павел бывал страшен.

Но тот, видно, решил не тратить пыл на мелкую нахалку, потому что вдруг не стал ничего возражать, а лишь пожал плечами и буркнул:

– Как угодно. До свидания.

Мири, сухо попрощавшись и внутренне кипя, вышла из комнаты. Семен бросился за ней, всплескивая руками и норовя как-то сгладить, примирить и добиться всеобщего счастья и сотрудничества. Николай испарился совершенно незаметно.

Когда за ними сомкнулись тяжелые деревянные двери, Павел Генрихович перевел взгляд на Рустема и сухо сказал:

– Пусть за ней присматривают. С настоящего момента.

Рустем кивнул и выскользнул из кабинета.

Павел вернулся к столу, сел и тупо уставился на разложенные перед ним бумаги. Почему-то глухо ухало сердце. Надо же так разозлиться из-за этой пигалицы. Впрочем, дело не в ней, дело в камне. И не в камне даже, а в том, что он вдруг оказался втянутым в нечто опасное и неприятное.

Если бы у Павла Генриховича был герб, то девизом на нем начертали бы слова «Осторожность и осмотрительность». Его возраст вплотную приблизился к неприятно круглой цифре 50, но он подошел к этому юбилею с небольшими потерями и весьма существенными активами. Окончив Плехановский институт и получив диплом товароведа, Павел Генрихович всю жизнь так умел провести торговую операцию и свести дебет с кредитом, что его активы демонстрировали неуклонный рост.

Осторожность и предусмотрительность помогали ему жить в ладу с нормами права и законодательства не только Российской Федерации, где он вел основные дела. Все совершенно законно было в Бельгии, где Павел Генрихович прикупил по случаю неплохую квартиру, а также на Мальдивских островах, где он был совладельцем туристического комплекса, и тем более в Испании, где частенько отдыхал на собственной вилле. Партнерам порой казалось, что осторожность Павла Генриховича несколько гипертрофирована, а ежели мы опять потревожим старика Фрейда, то без труда найдем воспоминания и те психологические травмы прошлого, которые обеспечили ювелира таким устойчивым отвращением к рискованным предприятиям и авантюрам.

Дело в том, что папа Павла Генриховича (которого в те времена звали просто Паша) был директором ювелирного магазина. В советское время должность эта была весьма выгодной, но и опасной. Паша имел все блага, какие только можно было получить в советское время: одежда из «Березки»[4], отдых на Юге или в Прибалтике. Дом – полная чаша. Папа подвозил его к школе на «Волге».

А потом под папу начали копать. Как обычно, завелся ОБХСС[5], который нашел у какого-то деляги партию непробированного золота. Посыпались проверки, доносы и новые проверки. Возбуждались уголовные дела. Кого-то сажали и отстраняли от дел.

В доме Пашиных родителей поселился страх. Испуганная тишина и запах сердечных капель. Отец похудел и постарел, мать все время собирала и разбирала сумку, которую приготовила на случай ареста. Там были белье, носки, чай, сигареты (хотя отец не курил).

Липкий страх, переполнявший души родителей, пробирал мальчика до костей. Он только что поступил в институт, и мысль о том, что если отца посадят, он мгновенно превратится в изгоя, не давала покоя. Павел чуть не завалил сессию, плохо спал по ночам, начал курить.