Знаменитые случаи из практики психоанализа - Гарольд Гринвальд

Эрна была единственным ребенком, и поэтому ее фантазии часто занимало появление братьев и сестер. Эти фантазии заслуживают особого внимания, поскольку, как показывают мои наблюдения, они имеют общее значение. Судя по ним и таким же фантазиям у других детей, находящихся в подобной ситуации, единственный ребенок, видимо, в большей степени, чем другие дети, страдает от тревоги в связи с братом или сестрой, чьего появления он постоянно ждет, и от чувства вины, которое он переживает по отношению к ним из-за бессознательных импульсов агрессии против их воображаемого существования внутри материнского тела, поскольку у него нет возможности развить к ним положительное отношение в реальности. Это часто усложняет социальную адаптацию единственного ребенка. Долгое время Эрна испытывала приступы раздражения и тревоги в начале и конце аналитического сеанса со мной, и это было отчасти вызвано ее встречей с ребенком, который приходил ко мне на лечение непосредственно до или после нее и который замещал для нее ее брата или сестру, чьего появления она все время ожидала[16]. С другой стороны, хотя она плохо ладила с другими детьми, временами она все же испытывала сильную потребность в их обществе. Редкое желание иметь брата или сестру определялось, как я поняла, несколькими мотивами. (1) Братья и сестры, появления которых она хотела, обозначали ее собственных детей. Это желание, однако, было вскоре искажено серьезным чувством вины, потому что это означало бы, что она украла ребенка у своей матери. (2) Их существование как будто убеждало ее, что проявления враждебности в ее фантазиях к детям, находящимся, по ее мнению, внутри ее матери, не повредили ни им, ни матери, и что, следовательно, ее собственные внутренности остались нетронутыми. (3) Они могли бы предоставить ей сексуальное удовлетворение, которого она была лишена своими отцом и матерью; и, самое важное, (4) они могли бы быть ее союзниками не только в сексуальных занятиях, но и в борьбе против ее ужасных родителей. Вместе с ними она могла бы покончить с матерью и захватить пенис отца[17].

Но на смену этим фантазиям Эрны вскоре пришли чувства ненависти к воображаемым братьям и сестрам — поскольку они были, в конце концов, всего лишь заместителями ее отца и матери — и вины из-за тех деструктивных поступков против родителей, которые связывали их с ней в ее фантазиях. И после этого она обычно впадала в депрессию.

Эти фантазии были отчасти причиной того, что Эрна не могла установить хорошие отношения с другими детьми. Она избегала их, потому что идентифицировала их со своими воображаемыми братьями и сестрами, так что, с одной стороны, она рассматривала их как соучастников своих враждебных действий против родителей, а с другой — боялась их как врагов из-за собственных агрессивных импульсов, направленных против этих братьев и сестер.

Случай с Эрной проливает свет на другой фактор, имеющий, по моему мнению, всеобщее значение. В первой главе я обращала внимание на своеобразное отношение детей к реальности. Я указывала, что неудачную адаптацию к действительности можно с помощью игры распознать у довольно маленьких детей и что необходимо даже самых маленьких из них в ходе анализа постепенно приводить в полное соприкосновение с действительностью. С Эрной, даже после длительного периода анализа, мне не удалось собрать подробной информации о ее реальной жизни. Большую часть материала я получила благодаря ее экстравагантным садистским импульсам против ее матери, но я никогда не слышала от нее ни малейшей жалобы или упрека по отношению к ее реальной матери и того, что она на самом деле делала. Хотя Эрна приближалась к пониманию, что ее фантазии были направлены против ее собственной матери — становилось все яснее, что она подражает своей матери в преувеличенной и завистливой манере, все же было сложно установить связь между ее фантазиями и действительностью. Все мои попытки более вовлечь в анализ ее действительную жизнь оставались безрезультатными до тех пор, пока я не добилась определенного успеха в анализе глубинных мотивов ее желания отгородиться от действительности. Отношение Эрны к действительности оказалось фасадом, причем в гораздо большей степени, чем это позволяло ожидать ее поведение. В действительности, она пыталась любыми средствами сохранить в неприкосновенности мир своих грез и защитить их от действительности[18]. Например, она обычно воображала, что игрушечные экипажи и кучеры находятся в ее распоряжении, что они приезжают по ее команде и делают то, что она пожелает, что игрушечная женщина была ее служанкой и т.п. Даже по ходу этих фантазий она часто впадала в ярость и депрессию. После этого она отправлялась в уборную и там, справляя нужду, продолжала фантазировать в одиночестве. Когда она приходила из уборной, она бросалась на диван и начинала ожесточенно сосать палец, мастурбировать и ковырять в носу. Мне удалось заставить ее рассказывать свои фантазии, сопровождавшие дефекацию, сосание пальца, мастурбацию и ковыряние в носу. С помощью этих физических отправлений и фантазий, связанных с ними, она пыталась произвольно продлить ту ситуацию грезы, в которой она пребывала во время игры. Депрессия, страх и беспокойство, которые охватывали ее во время игры, происходили из-за вторжения реальности в ее фантазии, что разрушало их. Она также вспоминала, какое сильное неудобство ей причиняло чье-нибудь появление возле ее кроватки утром, когда она сосала палец или мастурбировала. Дело не только в том, что она боялась быть захваченной врасплох, но и в том, что хотела убежать от действительности. Псевдология, которая проявилась во время ее анализа и вырастала до фантастических пропорций, служила для воссоздания по ее желанию реальности, для нее невыносимой. Это странное отгораживание от действительности — которое доходило у нее до мегаломании (мании величия [Ред.]), — имело одной из причин, по моему мнению, чрезмерный страх перед родителями, особенно перед матерью. Именно для того, чтобы уменьшить этот страх, Эрна стремилась представлять себя сильной и строгой хозяйкой своей матери, что в свою очередь вело к значительной интенсификации ее садизма.

Фантазии Эрны, в которых она жестоко преследовала свою мать, все более отчетливо обнаруживали свой параноидальный характер. Как я уже говорила, она рассматривала любое действие, направленное на ее воспитание, даже если это касалось незначительных деталей ее одежды, как акт преследования со стороны матери. Не только это, но и все, что бы ее мать ни делала — то, как она вела себя с отцом, ее развлечения и т.д. — воспринимались Эрной как направленное против нее. Более того, она чувствовала, что за ней непрерывно следят. Одной из причин ее чрезмерной фиксации на матери было то, что она вынуждена была все время находиться под присмотром. Анализ показал, что Эрна чувствовала себя виновной в любой болезни матери и ожидала соответствующего наказания за свои собственные агрессивные фантазии. Действие сверхстрогого и жестокого «Сверх-Я» прослеживалось во многих деталях ее игр и фантазий, так как в них постоянно чередовались строгая, репрессивная мать и исполненный ненависти ребенок. Требовался углубленный анализ, чтобы прояснить эти фантазии, соответствовавшие тому, что у взрослых параноиков называется манией. Опыт, приобретенный мной с того времени, когда я впервые описывала этот случай, привел меня к мнению, что странный характер тревоги Эрны, ее фантазий и ее отношения к действительности является типичным в случаях с ярко выраженными чертами параноидальной активности.

В связи с этим я обратила внимание на гомосексуальные склонности Эрны, которые были необычайно сильными уже в раннем детстве. После того, как была проанализирована ее сильная ненависть к отцу, вытекающая из Эдипова комплекса, эти склонности, хотя и в несомненно ослабленном виде, оставались по-прежнему довольно сильными, и на первый взгляд казалось, что вряд ли удастся от них избавиться в дальнейшем. Только после преодоления долгого и упрямого сопротивления в полную силу обозначился истинный характер ее мании преследования, связанной с ее гомосексуальностью. Теперь стремление к анальной любви проявлялось более отчетливо в его позитивной форме, чередуясь с фантазиями преследования. Эрна снова играла в торговку (при этом было очевидно, что она продавала фекалии, так в самом начале она прервала игру, чтобы пойти в уборную). Я была в роли покупателя и должна была отдавать ей и ее товарам предпочтение перед всеми другими лавочниками. Потом она была покупателем и демонстрировала свою любовь ко мне, изображая таким способом отношения анальной любви между нею и ее матерью. Эти анальные фантазии вскоре были прерваны приступом депрессии и ненависти, направлявшимися главным образом против меня, хотя на самом деле они были адресованы ее матери. В связи с этим у Эрны появились фантазии, в которых присутствовала «черно-желтая» муха, в которой она сама узнала кусок фекалий — как оказалось, опасных и ядовитых фекалий. Эта муха, как сказала девочка, вышла из моего ануса, проникла в ее анус и нанесла ей повреждение.