Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт

Хлеба!

В начале сентября 1915 года, незадолго до выхода из печати «Облака», в жизни Маяковского произошло еще одно важное событие: его призвали в армию. Волна патриотизма, поднявшаяся в августе 1914 года, увлекла и писателей, в том числе Маяковского. По словам Бунина, в день, когда началась война, он забрался на памятник генералу Скобелеву и читал оттуда патриотические стихи, а Владислав Ходасевич рассказывал, как Маяковский призывал исполненную ненависти толпу громить немецкие магазины в Москве. Но когда он вызвался добровольцем на фронт, ему отказали по причине политической неблагонадежности. Свои патриотические чувства он удовлетворял сочинением стихов, агитплакатов и агитлубков. Эльза вспоминала, как он шагал по комнате, бормоча стихи, пока она играла на рояле, а Ида Хвас рассказывала о том, что они ходили по Москве, собирая деньги для раненых солдат.

Для Маяковского война была не просто полем боя, но и эстетическим вызовом — и шансом. Кроме военных стихотворений, в течение нескольких недель осенью 1914 года он написал порядка десяти статей и в них воспевал войну как чистилище, из которого должен родиться новый человек. «Война не бессмысленное убийство, а поэма об освобожденной и возвеличенной душе, — писал он. — Изменилась человечья основа России. Родились мощные люди будущего. Вырисовываются силачи будетляне». «Сейчас в мир приходит абсолютно новый цикл идей», и то, что раньше считалось поэзией, «надо в военное время запрещать, как шантан и продажу спиртных напитков». Война показала, что «силачи будетляне», они же футуристы, правы: старый язык непригоден для описания новой реальности. Иллюзия думать, что для того, чтобы войти в историю в качестве современного поэта, достаточно найти рифму к таким словам, как «пулемет» или «пушка». «Для поэта важно не что, а как», — объяснял Маяковский, добавляя характерную формулировку: «Слово — самоцель».

Неясно, повлиял ли горячий патриотизм Маяковского на отношение властей к его политической благонадежности, но осенью 1915 года его призвали в армию. Благодаря своим новым друзьям он устроился в ту же автомобильную роту, где служил Осип; по некоторым сведениям, ему помог Горький, но можно предположить, что к этому приложил руку и писарь Игнатьев. Поскольку у Маяковского было художественное образование, он получил работу чертежника. Средств, как и прежде, не хватало, и деньги на зимнюю одежду и форму ему пришлось просить у матери.

Несмотря на то что служба накладывала некоторые ограничения, Маяковский смог остаться в «Пале-Рояль» и общаться с Лили, Осипом и другими друзьями почти так же, как и раньше. На протяжении осени они с Осипом собирали материал для футуристического альманаха «Взял», который вышел в декабре. Название отсылает к фразе из альманаха: «Футуризм взял Россию мертвой хваткой». «Володя давно уже жаждал что-нибудь назвать этим именем: сына или собаку, — вспоминала Лили, — назвал журнал». Кроме Маяковского в альманахе принимали участие Пастернак, Хлебников и Виктор Шкловский — молодой студент Петроградского университета, переполненный новаторскими идеями о литературе. Во «Взял» также состоялся дебют Осипа как критика. В статье «Хлеба!» он окрестил современную русскую поэзию — которой еще недавно поклонялся! — приторными пирожными («снежные буше Блока», «вкуснейшие эклеры Бальмонта»), к тому же выпеченными за границей. Теперь все иначе!

Радуйтесь, кричите громче: у нас опять есть хлеб! Не доверяйте прислуге, пойдите сами, встаньте в очередь и купите книгу Маяковского «Облако в штанах». Бережней разрезайте страницы, чтобы как голодный не теряет ни одной крошки, вы ни одной буквы не потеряли бы из этой книги-хлеба.

Если же вы так отравлены, что лекарство здоровой пищи вам помочь не может, умрите, — умрите от своей сахарной болезни.

Флейта

«Облако» посвящалось Лили, однако не она вдохновила Маяковского на создание этой поэмы. Отныне же единственной героиней поэзии Маяковского станет она. Осенью 1915 года Маяковский работает над новой поэмой, «Флейта-позвоночник», «Писалась „Флейта“ медленно, каждое стихотворение сопровождалось торжественным чтением вслух, — вспоминает Лили, — сначала стихотворение читал ось мне, потом мне и Осе и наконец всем остальным». Именно в умении слушать заключался один из самых выраженных талантов Лили — она обладала изысканным поэтическим слухом и была очень щедрой ко всем творчески одаренным людям. Книга вышла в феврале 1916 года под издательской маркой ОМБ и с напечатанным посвящением «Лиле Юриевне Б.».

О том, как Маяковский боготворил Лили, свидетельствуют произведения этих лет: «Флейта-позвоночник», «Лиличка!» и стихотворение под непоэтическим названием «Ко всему». Общим для этих вещей являются резкие перепады от эйфории до глубочайшего отчаяния, от радости, которую дарует любовь, до горя, неизбежного при безответных чувствах. Без Лили, пишет он в стихотворении «Лиличка!», нет «ни моря, ни солнца», и только «звон» ее «любимого имени» может подарить ему радость. В «Флейте-позвоночнике» он воспевает «накрашенную, рыжую», кладет «Сахарой горящую щеку» к ее ногам и дарит ей корону, в которой «слова радугой судорог»:

Быть царем назначено мне —твое личикона солнечном золоте моих монет велю народу:вычекань!А там,где тундрой мир вылинял,где с северным ветром ведет река торги, —на цепь нацарапаю имя Лилинои цепь сцелую во мраке каторги.

Но поэт богохульствовал, кричал, что Бога нет, и любимая женщина на самом деле окажется карой Господней, ибо она замужем и не любит его:

Сегодня, только вошел к вам,почувствовал —в доме неладно.Ты что-то таила в шелковом платье,и ширился в воздухе запах ладана.Рада?Холодное«очень».Смятеньем разбита разума ограда.Я в отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.

Послушай,все равноне спрячешь трупа.Страшное слово на голову лавь!Все равнотвой каждый мускулкак в рупортрубит:умерла, умерла, умерла!Нет,ответь.Не лги!

Финал — торжественно патетичен:

Сердце обокравшая,всего его лишив,вымучившая душу в бреду мою,прими мой дар, дорогая,больше я, может быть, ничего не придумаю.

Хотя нельзя уподоблять поэтическую реальность жизненной, нет сомнений, что эти строки в высшей степени автобиографичны: именно так Маяковский воспринимал отношения с Лили. «Любовь, ревность, дружба были в Маяковском гиперболически сильны, но он не любил разговоров об этом, — писала она. — Он всегда, непрерывно сочинял стихи, и в них нерастраченно вошли его переживания».

В поэме «Флейта-позвоночник» Маяковский писал:

«Быть царем назначено мне — / твое личико / на солнечном золоте моих монет / велю народу: / вычекань!» Сам он «вычеканил» Лили в рисунке 1916 г.; тогда же сделана фотография (справа[4]).

А что Лили? Как она относилась к эмоциональным порывам Маяковского? Завершив «Флейту-позвоночник», Маяковский пригласил ее в квартирку на Надеждинской. На деньги от игорного выигрыша и газетного гонорара купил ростбиф у Елисеева, миндальные пирожные от Гурмэ, три фунта пьяной вишни и шоколад у Краффта, цветы у Эйлера. Почистил туфли и надел самый красивый галстук. Когда после читки Лили сказала, что он ей нравится, Маяковский взорвался: «Нравится? И только? Почему не любишь?» Лили ответила, что, конечно, любит его — но в глубине души думала: «Люблю Осю».

Описание заимствовано из воспоминаний, в которых Лили говорит о себе в третьем лице. Текст обладает чертами беллетристики, но основан на ее дневниках и весьма правдоподобен. Далее Лили описывает, что, провожая ее домой, Маяковский был таким мрачным и подавленным, что Осип спросил, в чем дело.

Маяковский всхлипнул, почти вскрикнул и со всего роста бросился на диван. Его огромное тело лежало на полу, а лицом он зарылся в подушки и обхватил руками голову. Он рыдал. Лиля растерянно нагнулась над ним. — Володя, брось, не плачь. Ты устал от таких стихов. Писал день и ночь. — Ося побежал на кухню за водой. Он присел на диван и попытался силой приподнять Володину голову. Володя поднял лицо, залитое слезами, и прижался к Осиным коленям. Сквозь всхлипывающий вой выкрикнул — «Лиля меня не любит!» — вырвался, выскочил и убежал в кухню. Он стонал и плакал там так громко, что Лиля и Ося забились в спальне в самый дальний угол.

Первые годы общей жизни Лили и Маяковского оказались, таким образом, сложными для обоих. Маяковский «короновал» Лили в своих стихах, но чрезмерность его чувств утомляла и раздражала ее. Ухаживания были такими настойчивыми, что она воспринимала их как «нападение»: «Два с половиной года у меня не было спокойной минуты». Когда Маяковский написал еще одну поэму о любовных муках, «Дон Жуан», терпение Лили лопнуло: «Я не знала о том, что она пишется. Володя неожиданно прочел мне ее на ходу, на улице, наизусть, всю. Я рассердилась, что опять про любовь — как не надоело! Володя вырвал рукопись из кармана, разорвал в клочья и пустил по Жуковской улице по ветру».