Я вас поглажу мягкой лапой - Олег Северюхин

Пышечка

Поезд.Ночь.Лунная дорожкаВ коридоре.У окнаСтоит она.Одна.Сигарета в зубах.90х60х100.На высоких каблуках.Курите?Нет.Но целуюсь,Да!Всегда и везде.Смело.СмелостьБерет города,Идите сюда.Нет,Лучше ты ко мне.Что ж,И это по мне.На губахВкус табака.Пепельница.Ничего.Слюбится,Стерпится.Вы знаете,Как ходят сейчас поезда?Да-да,Да-да-да,Да-да-да-да-…Да-да,Да!!!

Утро.Прощание.Деловое.Обмен визитками.Поклонами.Сигарета в рот.На каблуках поворот.Расступись народ!90х60х100Идет!

В рукеВизитка.Три строчки:ЖДУ!90х60х100.167 36 70.И ниток клубок,Не заблудилсяЧтоб.

Сима

Вот идет красотка Сима,За окном, как на экране,Жизнь её промчалась мимо,Как мелодия в рекламе.

Пролетела в детстве СимаМимо детской колыбели,Проскочила тоже мимо,Где песочек и качели.

И возлюбленный у СимыС преогромнейшим букетомШёл к любимой как-то мимо,Тоже парень был с приветом.

Подарил часы он Симе,Стрелки шли куда попало,И куда хотела Сима,То везде и опоздала.

То она поедет в Харьков,А приедет аж в Одессу,В жизни множество зигзагов,Их не вешают по весу.

На себя все смотрит Сима,За стеклом, как на экране,Чья-то жизнь промчалась мимо,Люди, словно марсиане.

Он суши не ел

Он суши не ел,Не любил харакири,Упрямо писал иероглиф «четыре».

Он был самураемСвященного Солнца,Но был не похож на простого японца.

Какие-то гены сыграли с ним шутку,Ему снился ночью тонувший «Титаник»,Он чистил сушеную длинную рыбкуИ капал по капельке «Балтики» краник.

Он суши не ел – 1

Он суши не ел,Колотил в барабаны,Хотел достучаться до ласковой мамы.

Он знал, что в ЯпонииМного японцев,Но в Африке более жаркое солнце.

Прислал его папа, чтоб стать самураемИ племя хазбоев учить «бусидо»,Чтоб Африка стала сакуровым раемИ люди смеялись не «после», а «до».

Он суши не ел – 2

Он суши не ел,Не подцепит их хаси,Неловкие пальцы у плотника Васи.

Попал он по пьянкеВ «Ниппон-ресторан»,Хотел удивить его внучек Иван.

Я рыбу сырую лишь в армии жрал,Был повар-вредитель из пленных японцев,Потом батальон наш ночами не спал,Все славил страну Восходящего Солнца.

Он суши не ел – 3

Он суши не ел,Не писался сонетИ было ему лишь четырнадцать лет.

Он пил «Актимель»,Десять банок за день,Сбежала от бедного мальчика тень.

И все же он суши кусочек поел,И сразу увидел гору Фудзияму,От рюмки сакэ он совсем окоселИ тихо упал в придорожную яму.

Выстрел из кувшина

Мне с утра сегодняВосемнадцать лет,Я купил на СходнеСтарый пистолет.Пистолет заряженПулею одной,Не пойдем в овражекПострелять с тобой.Пистолет в кувшинеНа столе стоит,Вот он, матершинник,Преотвратный тип.Он мой злобный критик,Он же и палач,И всегда сердитый,Плачь ему не плачь.И не пьет он бражку,И не пьет вино,Кушает он кашкуИ уже давно.Он стоит в прихожей,Ждет стихи мои,Вижу я по роже,Что плохи они.Я пишу по пьяниТолько для друзей,Уши мои вянут,Стопочку налей.Я всегда за бедныхПечку затоплю,Завтра на обеднюСкинусь по рублю.Дверцу я открою,Кину туда стих,Ветер уж не воет,Что-то быстро стих.Я не стал поэтом,Не убрал рутину,Только в мире этомВижу паутину.Я в той паутинеМуха-цокотуха,Словно на картине,Кто бы мене слухал.Мне бы человекомГолову сложить,Или же со смехомВодку снова пить.Вдруг раздался выстрел,Что-то потекло,То ли мое сердце,То ль в окне стекло.

Я аз воздам тебе

Считай, что ты меня прогнала,Порвала нить, сожгла мосты,За то, что мне все время малоВ тебе душевной красоты.

Ты словно дикая пантераИдешь за мною по следам,То с бандерильей, как тореро,Гоняешь милых местных дам.

То, словно римский гладиатор,Меня зовешь на смертный бой,А я всего лишь императорИ не справляюсь я с тобой.

Умерь себя и стань царицей,Садись сюда, вот рядом трон,И все, кто знает, удивитсяТому, что мирно мы живем.

Я не хочу быть командиром,Собой командовать не дам,Иди ко мне, в ночных мундирахТебе всегда я аз воздам.

Я в мир смотрю, валяясь на диване

Я в мир смотрю, валяясь на диване,Не рвусь схватить чего-то про запас,Коллега мой сидел всего лишь в ваннеИ «эврикой» весь мир тогда потряс.

Мне не нужны из золота тарелки,Пусть простенький фарфор, но с синевой,Я не люблю под модное подделкиИ дом мой маленький, но свой.

Я как свеча горю в своем шандале,Могу мерцать, могу зажечь пожар,Могу кружиться в вальсе в залеИ по натуре я – гусар.

В любом колодце добрый дух

В любом колодце добрый дух,Общеньем долго обделенный,Становится с годами очень глух,Как и вода – чуть-чуть соленой.

В пустыне скука, как песок,То как бархан или как буря,Но каждый новый голосокХозяин встретит, балагуря.

И чтоб прохожий ни кричал,Колодец чуть его изменит,И только глупость сгорячаУ края встанет на колени.

Европа

От Урала на запад – Европа,Проживает там умный народ,Раза три до Москвы он к нам топал,Возвращался ногами вперед.

Ох, обиделась эта Европа,Что какой-то русак от сохиВсю Европу пешочком протопалИ везде русский флаг водрузил.

Приглашали и мы европейцев,Мол, царя у нас нет в голове,Относились мы к ним компанейски,Обрусели они в первый век.

Из Европы пришли коммунисты,Красный флаг и кровавый террор,«Марсельезу» играли горнисты,Поднимая над жертвой топор.

Вот пришла и в Россию свобода,Демократия вышла за край,Вы пугаетесь нашего сброда,Но у вас эмигрантам не рай.

Вам холодной войны не хватает,Без войны вы никто и ничто,Вас когда-то спасли в теплом маеИ не будем спасать ни за что.

Гимн графоманов

Графоманов не садят на грядкахИ не делают их в постелях,Они пишут что-то в тетрадках,У портретов стоят в галереях.

Все сверяют свое фотоС полотном Ильи Глазунова,Может тот, непонятный кто-тоЭто он, не сказавший слова

О капризах природушки русской,О курильских огромных крабах,О квартире чего-то узкойИ о наших отличных бабах.

Пусть завидуют с Запада маны,Что у нас, где ни плюнь, там Пушкин,И на каждом углу графоманы,Что клепают стихи, как сушки.

Мы найдем вам любую рифмуДаже к слову такому – «чесать»,Если курим, то только «Приму»И поем мы про Родину-мать,

Что зовет нас со всеми на подвигИ к штыку приравняет перо,И в колонны построит нас по два,И командовать будет Пьерро.

А известнее всех Буратино,Деревянный пацан, хулиган,Он не гонит для лохов картинуИ не носит в кармане наган.

Графоманы сродни Глазуновым,Пишут то, что не видно Богам,И для них все является новым,И все падает к вашим ногам.

Журавль танцует в поле тихо

Журавль танцует в поле тихо,Не слышен шум его шаговИ только дева-журавлихаЧитает танец про любовь.

Поет душа в любовном вальсеО рае с милым в шалашеИ о кольце на правом пальце,И о квартире в камыше.

Он обещает быть стеною,Любовником и мужем на века,Ну, как не сдаться ей герою,Не стать женою мужика?

А он воспитан джентльменом,В крови манеры, этикет,В любовных играх просто демон,Других таких на свете нет.

Конечно, он не идеален,Как каждый в мире человек,Их не печатают в журнале,Не обвиняют в колдовстве.

Журавль танцует в поле тихо,Не слышен шум его шаговИ только дева-журавлихаЧитает танец про любовь.

Старый клен

Сидел в тени под старым кленом,Вокруг текло времен теченье,Узнали о войне с НаполеономИ запись шла здесь в ополчение.

Себя писали местные крестьяне,Для них Россия потом их полита,И восхищались томные дворяне,Собрала сто рублей элита.

А на плацу уездной гауптвахтыВ строю стояли новобранцы,У офицера голос хрипловатый:Враги – французы-вольтерьянцы.

А вечером под кленами гулянье,Оркестр брандвахты дул мазурку,Мне клен отдал воспоминанья,Как дед рассказывает внуку.

Деревья наши словно книги,На их страницах пишут души,Они по жизни драматургиИх пьесы сердцем нужно слушать.

Не вымерло ханское племя