Серый волк. Бегство Адольфа Гитлера - Джерард Уильямс

В день оккупации вишистской Франции последнее наступление 6-й немецкой армии на руины Сталинграда захлебнулось в лютом холоде второй для вермахта русской зимы. На другом конце непомерно растянутых линий снабжения иссякали боеприпасы и все самое необходимое. Спустя неделю, 19 ноября генерал армии Жуков отдал приказ о начале операции «Уран» – крупном наступлении к северу и югу от Сталинграда. К 22 ноября 6-я армия была окружена. То ли из бравады, то ли просто по невежеству, рейхсмаршал Герман Геринг пообещал Гитлеру, что его люфтваффе смогут снабжать оказавшиеся в ловушке войска по воздуху. Ежедневный минимум поставок, необходимый 6-й армии для выживания, составлял 550 тонн груза, однако самолеты редко доставляли больше 300 тонн. Когда же погода испортилась и температура в середине января упала до –30 °C, поставки сократились до 30 тонн в день. Среди замерзающих немецких солдат, которым ежедневно приходилось довольствоваться несколькими ломтиками хлеба и кусочком конины,[65] вскоре начались эпидемии тифа и дизентерии. Битва продолжалась до 2 февраля, когда последние гитлеровцы, оборонявшиеся в стенах завода «Красный Октябрь», сложили оружие. В ту страшную зиму немецкие войска потеряли 750 тыс. человек, а из 94 тыс. взятых в плен под Сталинградом только 5 тыс. смогли вернуться в Германию.

Оборона, окружение и освобождение Сталинграда достались Красной Армии невероятно тяжелой ценой: 500 тыс. убитых и пропавших без вести и 650 тыс. раненых, не говоря уже о 40 тыс. погибших мирных жителей. Тем не менее, эти чудовищные жертвы принесли Советскому Союзу поистине важнейшую победу.[66] Впервые целая немецкая армия была полностью разгромлена и уничтожена на поле боя. По случаю такого беспрецедентного поворота событий на Восточном фронте берлинское радио три дня подряд транслировало траурную музыку, однако немцам потребовалось гораздо больше времени, чтобы смириться с катастрофой. Авторитет Красной Армии резко возрос как в СССР, так и в странах Запада. Сталин также стал еще более крупной фигурой, он наслаждался славной победой в городе с его именем, и его постоянные требования к Западным союзникам открыть второй фронт в Европе, чтобы облегчить советскому народу бремя войны, стали звучать еще настойчивее.

В январе 1943 г. все лидеры великих держав получили приглашения на конференцию в Касабланке, городе на побережье Марокко. Сталин отказался, поскольку Сталинградская битва в это время была в самом разгаре. Между 14 и 24 января президент Рузвельт и премьер-министр Черчилль вместе с Объединенным комитетом начальников штабов США и Великобритании собрались в отеле Anfa, чтобы обсудить стратегию дальнейшего ведения войны на Западе и в Тихоокеанском регионе. Черчилль настаивал, чтобы наивысшим приоритетом стали боевые действия в Европе, и его точка зрения взяла верх. Необходимо было выделить дополнительные ресурсы, чтобы не проиграть Битву за Атлантику, ведь от успешного отражения атак немецких подлодок зависели само выживание Великобритании и возможность США развернуть в Европе свои войска. Несмотря на требования Сталина, катастрофический исход битвы за Дьепп в августе 1942 года стал решающим аргументом в пользу того, что осуществить высадку крупных сил на материковом побережье Северо-Западной Европы в 1943 году будет невозможно. Вместо этого, после долгожданной победы в Северной Африке, Союзники решили вторгнуться сначала на остров Сицилия, а затем и в материковую Италию.

Чтобы успокоить Сталина, Западные союзники приняли «Касабланкскую директиву», в которой содержались четкие указания для ВВС США и Британии относительно начала стратегических бомбардировок Германии. Целевая установка совместной программы бомбардировок была следующей: «поэтапное разрушение и дезорганизация германской военной, промышленной и экономической системы и подрыв морального духа немцев до такой степени, когда их способность к вооруженному сопротивлению будет безвозвратно утрачена». В качестве приоритетных целей были обозначены заводы по строительству подводных лодок и их действующие базы, затем – объекты немецкой авиационной промышленности, транспортная система и, наконец, все нефтеперерабатывающие предприятия. ВВС США оставались верными своей тактике прицельного бомбометания по одиночным целям в светлое время суток, тогда как Королевские ВВС Британии отдавали предпочтение ночным «ковровым» бомбардировкам. Эта совместная операция «Прямой наводкой» (англ. Pointblank)[67] обрекала Германию на беспрецедентные по масштабам круглосуточные воздушные бомбардировки, а немецкий народ – на самое жестокое испытание его стойкости.

Впрочем, по одному вопросу, затронутому на конференции в Касабланке, так и не было достигнуто полное согласие. Президент Рузвельт испытывал неизменное глубокое отвращение к представителям немецкого военного сословия, презрительно называя их «фонами», и не допускал возможности каких бы то ни было сделок с правительством Германии, кроме безоговорочной капитуляции. Ни Черчилль, ни начальники штабов не были довольны такой стратегией, однако Рузвельт оставался непреклонным, и здесь его точка зрения взяла верх, точно так же как мнение Черчилля по вопросу будущей итальянской кампании. Приводя в пример неумолимую решимость генерала Улисса Гранта, прозванного в годы Гражданской войны в США «Грант Безоговорочная Капитуляция»,[68] Рузвельт требовал полной и окончательной победы над Германией. Такого перемирия, каким закончилась предыдущая мировая война – с немецкой армией, остававшейся на французской земле, – не должно было повториться, ведь его результатом в межвоенные годы стала всеобщая иллюзия того, что немецкая армия осталась непобедимой на поле боя и что лишь хитрые политиканы вынудили Германию сдаться.

Возражения против политики безоговорочной капитуляции выдвигали, в числе прочих, начальник Штаба армии США генерал Джордж Маршалл и его командующий экспедиционными силами генерал Эйзенхауэр. Они считали, что это неизбежно приведет к яростному сопротивлению немецких войск на поле боя. По общему мнению разведчиков, такая доктрина полностью исключила бы возможность диалога с движением сопротивления внутри Германии и тем более оказание ему поддержки. Ведь его лидеры поймут, что даже смерть Гитлера не спасет их страну от унижения и полного разорения. Аллен Даллес писал об этом: «Внутреннюю революцию в Германии мы считали невозможной, поэтому продолжали воевать и разрушать».[69] Кроме Сталина, единственными лидерами, чьим интересам отвечало это решение, были сами нацистские иерархи.