Страсти по Лейбовицу - Уолтер Миллер

Брат Френсис закрыл двери и, дрожа всем телом, оказался в середине помещения. Аббат Аркос вертел в руках гроздь сцепленных между собой штучек, которые были в старом ящике для инструментов.

— Наверное, так оно и должно быть, — сказал аббат Аркос. — Досточтимый настоятель просит оказать ему честь своим посещением. Особенно после того, как ты был отмечен Провидением и обрел такую известность, а? — и он мягко усмехнулся.

— Хе-хе, — издал осторожный смешок брат Френсис. — О, н-нет, милорд.

— Ты никому еще не рассказывал, какая удача выпала тебе прошлой ночью? Что Провидение избрало именно тебя, чтобы преподнести миру вот ЭТО, — он брезгливым жестом указал на то, что валялось на столе, — этот МУСОРНЫЙ ящик. Я не сомневаюсь, что предыдущий владелец называл его именно так.

Послушник неуверенно переступил с ноги на ногу и попытался выдавить из себя улыбку.

— Тебе семнадцать лет, но ты полный идиот, не так ли?

— Вы совершенно правы, милорд аббат.

— Чем можно извинить твое отношение к религии?

— Мне нет прощения.

— Что? Ах, вот как? Значит, ты считаешь, что недостоин служить ордену?

— О нет! — выдохнул послушник.

— Но тебе нет прощения?

— Нет мне прощения.

— Ты, юный кретин, я хочу, чтобы ты объяснил мне причину своих поступков. Если ты понимаешь, что виноват, то значит, ты готов признать, что никого не встречал в пустыне, что ты просто споткнулся об этот МУСОРНЫЙ ящик, нашел его сам по себе, и, следовательно, все, что я слышал от других, — всего лишь болезненный бред?

— О нет, Дом Аркос!

— Что значит «нет»?

— Я не могу отрицать то, что видел собственными глазами, досточтимый отец.

— Значит, ты в самом деле встретил ангела… или святого… или, может быть, он еще не был святым? — который и направил твой взор?

— Я никогда не говорил, что…

— Значит, так ты каешься за то, что нарушил обет? Значит, это… это, назовем его существом, — говорило с тобой, и ты обрел голос, и написало на камне свои инициалы, и сказало тебе, где ты должен искать, и когда заглянул туда, то нашел вот это? А?

— Да, Дом Аркос.

— Ты понимаешь, что впадаешь в грех омерзительного тщеславия?

— Мое омерзительное тщеславие недостойно вашего прощения, милорд и учитель.

— Считать себя такой величиной, которая недостойна принять прощение, — значит впадать в еще более тяжкий грех тщеславия, — прорычал властитель аббатства.

— Милорд, я не более чем червь ползающий.

— Хорошо. От тебя требуется только одно — отказаться от своих бредней о встрече с пилигримом. Никто, кроме тебя, его не видел, и ты должен понять это. Я понимаю, он постарался внушить тебе, что направляется в эту сторону, так? Он даже сказал, что собирается передохнуть в аббатстве? И он расспрашивал об аббатстве? Да?

Так куда же он исчез, если он вообще существовал? Мимо аббатства никто не проходил. Никто из братьев, бодрствовавших на сторожевой башне, не видел никого, похожего на твоего пилигрима. А? Ну теперь-то ты признаешь, что тебе все это привиделось?

— Не будь двух отметин на камне, которые он… тогда, наверно, я бы мог…

Аббат закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Да, отметины видны… чуть-чуть, — признал он. — Но ты мог их и сам сделать.

— Нет, милорд.

— Готов ты признать, что старик тебе привиделся?

— Нет, милорд.

— Отлично. Ты знаешь, что теперь тебя ждет?

— Да, досточтимый отец.

— Так приготовься.

Трепеща всем телом, послушник поднял рясу и склонился над лавкой. Аббат выдернул из ящика стола гибкий гикоревый прут, попробовал на ладони его упругость и нанес Френсису резкий точный удар по ягодицам.

— Deo gratias[10], — послушно отозвался брат Френсис, издав сдавленный крик.

— Готов ты отказаться от своих слов, сын мой?

— Досточтимый отец, я не могу отрицать…

— Р-Р-РАЗ!

— Deo gratias!

— Р-Р-РАЗ!

— Deo gratias!

Это простое, но выразительное моление он вознес не менее десяти раз, каждый раз благодаря небо, что таким суровым образом он получает урок добродетели. После десятого раза аббат остановился. Брат Френсис сполз с лавки и, переминаясь, поклонился. Из-под плотно сжатых век у него текли слезы.

— Дорогой мой брат Френсис, — сказал аббат Аркос, — уверен ли ты, что видел старика?

— Уверен, — всхлипнул он, сдерживаясь изо всех сил.

Аббат Аркос оценивающе посмотрел на юношу, затем обошел вокруг стола и, хмыкнув, сел. Некоторое время он молча изучал клочок пергамента с буквами.

— Как ты думаешь, кто бы это мог быть? — рассеянно пробормотал аббат Аркос.

Брат Френсис открыл глаза, застилаемые пеленой слез.

— Что ж, ты убедил меня, мальчик, и я тебе не завидую. Тем хуже для тебя.

Френсис промолчал, вознеся про себя тихую молитву, чтобы необходимость убеждать в чем-либо своего суверена возникала не так часто. Повинуясь раздраженному жесту аббата, он привел в порядок свое одеяние.

— Можешь сесть, — сказал аббат, и в его голосе появились добродушные, если не любезные нотки.

Френсис подошел к указанному ему креслу, наклонился, собираясь сесть, но, моргнув, снова приподнялся.

— Если досточтимому отцу аббату все равно…

— Хорошо, можешь стоять. Я долго не задержу тебя. Можешь возвращаться к завершению своего обета, — он помолчал, заметив, как озарилось лицо послушника. — Только не радуйся! — фыркнул он. — На то место ты не вернешься. Тебе предстоит разделить отшельничество с братом Альфредом, и не думай приближаться к развалинам. Более того, я повелеваю тебе ни с кем не беседовать на эту тему, исключая, впрочем, твоего исповедника и меня. Бог знает, сколько неприятностей ты успел уже причинить. Знаешь ли, чему ты положил начало?

Брат Френсис покачал головой.

— Вчера было воскресенье, досточтимый отец, и мне никто не говорил, что я должен молчать, так что во время отдыха я только отвечал на вопросы братьев. Я думаю…

— Ну что ж, твои братья смогут состряпать весьма остроумные объяснения твоим рассказам. Знаешь ли ты, что тебе встретился самолично святой Лейбовиц?

Мгновенная бледность залила лицо брата Френсиса, но он снова отрицательно покачал головой.

— О нет, милорд аббат. Я уверен, что этого не могло быть, благословенный мученик не сделал бы такого.

— Не сделал бы чего?

— Он не стал бы никого преследовать, не стал бы пытаться ударить его посохом с гвоздем на конце.

Стараясь скрыть непроизвольную усмешку, аббат вытер пот. Он сделал вид, что задумался.

— Об этом я и не знал. Так, значит, это он тебя преследовал, не так ли? Думаю, так оно и было. Ты и об этом рассказывал своим друзьям-послушникам? Не так ли, а? Видишь ли, они-то не могут исключить такую возможность, что ты в самом деле встретился со святым. Я сомневаюсь, что найдется так уж много людей, на которых святой не мог бы замахнуться посохом, — он остановился, не в силах удержаться от смеха, увидев выражение лица послушника. — Ладно, сынок, но все же, что ты думаешь о том, кто бы это мог быть?