Короткий брак - Линн Грэхем

— Люси не относилась бы так к твоему ребенку, если бы не считала, что я — его отец, — заметил Ник.

И он опять прав, стиснув зубы, подумала Пенни. Если бы Алан появился на свет в результате внебрачной связи, Люси очень огорчилась бы. И не поверила бы так охотно в сказку об их примирении.

— Как ты заставила ее поверить в эту удобную ложь, пусть останется на твоей совести, — продолжил Ник. — Но позволь сразу же предупредить тебя: хотя я отлично понимаю, какое по трясение ожидает Люси, когда ты скажешь правду, я не позволю этой лжи хотя бы на время поселиться в моем доме. Я не намерен притворяться, будто Алан — мой сын.

И он с грацией хищника вылез из машины и зашагал к подъезду. С большим запозданием до Пенни дошло, что глупо было ставить гордость превыше того, что являлось неоспоримым фактом. Чем скорее она скажет Нику правду об Алане, тем лучше.

Пенни взошла на борт личного самолета Блейна с испуганно вцепившимся в нее Аланом в одной руке и сумкой с детскими вещами — в другой. Развевающаяся голубая юбка льнула к ногам, короткая белая блузка прилипла к вспотевшему телу. После гонки по зданию аэропорта она чувствовала себя окончательно вымотанной. Ник вышел, чтобы встретить ее. Облаченный в строгий темно-синий костюм, оживляемый шелковым галстуком с геометрическим узором, он выглядел невероятно привлекательно. Холодок пробежал вдоль ее позвоночника.

— Ты хотя бы понимаешь, сколько нам пришлось тебя ждать?

— Прости, — прошептала Пенни.

У нее выдался трудный денек. Без предварительных приготовлений собрать и упаковать вещи для себя и ребенка, привести в порядок и закрыть особняк в Гринич виллидж — нешуточное дело. Едва вернувшись домой, она позвонила Джонни. Он приехал, когда Пенни все еще в растерянности слонялась по комнатам, не зная, с чего начать сборы. Его потрясло известие о том, что она летит в Хьюстон с Ником. Когда Пенни попыталась объяснить, в какую тяжелую финансовую ситуацию попала Люси Тревис, Джонни ушел, хлопнув дверью. Теперь она сама недоумевала, как надеялась сохранить хоть какие-то отношения с Джонни, когда Ник украл у нее свободу и три месяца жизни…

Увидев Пенни на трапе самолета, Ник испытал смешанное чувство облегчения и раздражения. Пунктуальный до невозможности, он всегда возмущался ее необязательностью. Пенни могла выйти из комнаты, пообещав вернуться через пять минут, и не вернуться вообще. Она была очень несобранной. Но когда прошел час после назначенного времени вылета, а она не появилась, Ника охватила тревога. Он спрашивал себя, не передумала ли Пенни и не сбежала ли, наподобие своей матери?

— Тебе не кажется, что ты мог бы мне помочь? — спросила Пенни, вдруг почувствовав, что боль в руках стала невыносимой, и указала подбородком на Алана.

— За что здесь можно взяться? — озадаченно спросил Ник.

— Просто подхвати, когда я его отпущу.

Взяв Алана внезапно одеревеневшими руками, Ник держал своего сына на весу, словно неразорвавшийся снаряд. Поначалу обрадованный этой переменой, Алан вскоре уловил неуверенность взрослого и издал тревожный вопль. В ответ на это Ник как можно дальше отставил от себя руки. Малыш захныкал и забрыкался в испуге, что его могут уронить.

— Ради Бога, держи крепче! — воскликнула Пенни, с облегчением разминая затекшие мышцы.

— Ни разу в жизни не брал ребенка на руки, — сообщил Ник.

— Что ж, самое время учиться. Дети очень чувствительны к прикосновениям и любят ощущать себя в безопасности.

Пенни заметила, с какой неохотой Ник приблизил сына к себе, и ей захотелось ударить его.

— Почему это он так обмяк? — упавшим голосом спросил Ник.

— Потому что он в меланхолическом настроении, — сказала Пенни, глядя на Алана, пристроившего голову на плече у отца и буквально повисшего на нем, как это делают обычно очень усталые дети.

— У него такие маленькие косточки — как у птицы, — сказал Ник. — Я боюсь навредить ему.

В просторном, роскошно убранном салоне было всего шесть пассажирских мест. Ник наклонился, чтобы Пенни сняла с его плеча Алана и устроила малыша в уже приготовленном детском сиденье.

— В хвостовой части есть колыбелька, — сообщил он.

Через минуту взревели мощные моторы, самолет стал выруливать на взлетную полосу. Ник уже сидел в дальнем конце салона с открытой папкой в руках. Пенни подавила невеселый смешок. А она-то собиралась сказать ему во время полета, что Алан — его родная плоть и кровь! Впрочем, какая разница, если он узнает об этом через несколько часов? — подумала измученная молодая женщина. Отдохнув и успокоившись, я буду чувствовать себя увереннее.

Как только набрали высоту, подошла стюардесса и проводила Пенни в маленький салон в хвосте самолета. Устроив Алана в колыбельке, она решила прилечь на стоявшую рядом кровать и отдохнуть. Минуть через десять дверь осторожно открыли.

— Тебе нужно поесть, — сказал Ник.

Успевшая задремать Пенни вскинула голову, рыжие волосы упали на одну щеку. Свет из полуоткрытой двери падал на полоску атласной кожи на животе, приоткрытом задравшейся блузкой. Длинная, прекрасной формы нога была почти полностью обнажена. — Ты похожа на цыганку, — пробормотал Ник.

При звуках глубокого, прекрасно модулированного голоса предательское тепло разлилось по ее телу. — Дикая… необузданная… — хрипло выдохнул он. Ее вдруг охватило такое желание, что стало трудно дышать. На долю секунды в воображении ожили страстная настойчивость его губ, тяжесть мускулистого тела. Пенни охватила слабость — она словно плавилась в огне этих видений, груди напряглись, и под блузкой обозначились до боли чувствительные соски. Но затем, почти столь же внезапно, она вспомнила, как повел себя Ник после ночи любви.

Пенни подняла с подушки огненную голову, синие глаза теперь горели негодованием — негодованием на себя.

— Дикая… но не тебе меня приручить. Этого не будет никогда! — с вызовом проговорила она.

Ник окинул ее пристальным взглядом. — Это уже похоже на торг.

— Что бы ни случилось, ты всегда остаешься дельцом, — съязвила Пенни.

— Ситуация изменилась…

— Разве? — Пенни снова уронила голову на подушку, ее полные мягкие губы слегка надулись, изображая сомнение. — Я так не думаю. Ты просто стремишься к тому, чего не можешь получить. Но уволь от этих игр меня. Это слишком дорого стоило бы тебе.

— Сколько?

— Твоя беда в том, что ты все измеряешь в деньгах, — устало вздохнула Пенни. — Да и в любом случае, — бросив на него многозначительный взгляд из-под ресниц, промурлыкала она, словно маленькая кошечка, выпустившая коготки, — меня нельзя назвать ни высокой, ни блондинкой, ни изысканной. Так что у нас, наверное, не будет проблем, не так ли?