Отто фон Штиглиц (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– Командую. Мужики, распределите сектора и приготовьтесь. Акимушкин, ты из своей пушки сначала по бензохранилищу врежь, а потом по самолётам начинай. Отряд, дистанция двести метров. Огонь.

Восемь пулемётов. Это много. Пусть это не крупнокалиберные «Браунинги», но это восемь пулемётов по тысячи пуль в сумме точно в минуту выбрасывают, даже с учётом перезарядки.

Акимушкин попал, жахнуло так, что часть палаток от колышков оторвалась и завалилась. Пулемёты хлестали по палаткам. Но Брехт заметил, что несколько лётчиков бегут не в ту степь, а к своим аппаратам, а седом и пяток механников.

– Перенести огонь по самолётом! – Крикнул Брехт, уяснив, что Акимушкин не успеет со всеми разделаться. Пока зарядит пушчоку кургузую, пока выстрелит, да ещё, вон, промазал один уже раз. Всё же совершенно незнакомая конструкция и ствол короткий, то есть снаряд не точно прямо летит, какая-то траектория у него есть. Вот и промазал.

– Не надо, я сам, сейчас приноровлюсь, – не отвлекаясь, проревел Сашка.

– Ну, чуть поможем. «Не горюй у немца это не последний самолёт».

Самолёты были заправлены не все и потому горели плохо. Да даже вообще не горели, но лётчики, увидев, что стреляют по их машинам, геройствовать бросили и пустились наутёк.

– Огонь по живой силе! – увидев это бегство, дал команду Иван Яковлевич.

– Ух ты, стреляют! – Светлов пригнул голову полковника. Вовремя. От камней, за которыми они прятались отлетели рикошетом с визгом пули.

– Где, уничтожить надо!? – Иван Яковлевич высунул нос из-за камня. Ничего не видно. Горит бензин, горят некоторые самолёты, солдатики мечутся.

Фьють. Опять пуля отрикошетила.

– Да, где же он?

– Вижу, сейчас сниму, – бывший хорунжий припал к окуляру прицела.

Бах. Бах. Еле слышно стреляет карабин «Маузер» на фоне стрёкота восьми пулемётов. Вот бабахи «Виккерса» слышны отчётливо.

Фьють. Не попал, значит, Светлов.

– Снайпер, опытный! – Хорунжий вставил новую обойму. – Ничего, сейчас покажем ему превосходство немецкого оружия.

– Так у него тоже немецкое, – Вот ведь какая дурь в голову под пулями лезет.

Бах. Бах. Бах.

– Готов. Сволочь! Афанасьева убил или ранил. «Максим» молчит. Я туда. Смотри, вон за той палаткой народ собирается. Не к добру. Держи карабин! – Светлов сунул Брехту «Маузер» и, перекатившись влево, по-пластунски пополз к замолчавшему пулемёту.

Иван Яковлевич, отложил бинокль и взял винтовку. Посмотрел на указанную старшим лейтенантов палатку. Вона чё, там раненому офицеру просто помощь оказывают.

Бах, Бах. Все пять пуль отправил по импровизированному госпиталю.

– Отбой! Прекратить стрелять! Акимушкин, твою налево, да угомонись. Сашка.

– Тащ полковник, до тридцати дайте догнать! – и взгляд как у кота из Шрека.

– Догони.

– Спасибо, тащ полковник, – и опять палить начал. Коллекционер, блин.

Событие двадцать первое

– Иван Яковлевич и что ни одного пленного не взяли? – комдив отложил ручку, которой в ускоренном режиме пытался поспеть за калейдоскопом событий доставшимся диверсантам при выполнении простого вроде приказа прибыть в Мадрид.

Нет, пленных брали. Не много, но брали, но тащить их с собой дело хлопотное и ненужное, всё, что нужно было, у них уже узнали, потому отпускали. Скорее всего, в Ад. Куда фашист может попасть? А если индусы правы, вот Брехт же попал в Штелле? Если индусы правы, то прав и Высоцкий. «И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь».

– Никак нет, Григорий Михайлович, пленных не брали. Бои.

– Понятно. Чем хоть обзавелись после уничтожения аэродрома? – снова ручку макнул в чернильницу Штерн.

Чем? Ну, медалей несколько взяли с орденами. Железный крест 2-го Класса, Почётный крест мировой войны 1914/1918, который с мечами – для принимавших непосредственное участие в боях. Ещё у пожилого фельдфебеля изъяли Медаль «За заслуги», с кайзером на аверсе. И всё, ещё Гитлер наград не ввёл толком никаких, даже для легиона «Кондор» ещё нет. Ладно, понятно, что Штерн не о медалях спрашивает.

– Досталось семь исправных пулемётов МГ-15. Ещё запчасти к пулемётам и десяток тысяч патронов, сколько на нашу технику влезло. И два «Форда», новенькие. Ещё краска не запылилась. Вот в них патроны и пулемёты и уложили, наши-то машины и так полны до краёв были.

– Ясно. Пулемёты, да ещё с патронами нам пригодятся. Или всё потратили при пересечении линии фронта? – строго так глянул, словно не испанских националистов они отправляли в лучший мир, эту саму линию фронта пересекая, патронами трофейными, а ходили с корзинками, украшенными золотинками всякими, и рождественские подарки выдавали. «Вот вам патрончики немецкие, дорогой Хулио».

– Часть потратили, но и привезли немало всего. Если мои бойцы со мной отбывают, то скажите, кому передать трофеи?

– Отбывают? Ну, полковник, договорились же, что запрос пошлю. Честно говоря, жалко и тебя отправлять и твоих ребят. Это же столько шуму вы наделали! Все остальные наши военспецы тоже геройски воюют, один Старинов Илья Григорьевич чего стоит, но до твоих подвигов им далеко. А про Смушкевича слыхал. Почти год в Испании воевал. С самого начала и вот только летом 1937 года отозвали. Воевал под псевдонимом – Генерал Дуглас. Был старшим военным советником по авиации, руководителем противовоздушной обороны Мадрида. Иногда, несмотря на ромбики в петлицах, лично вылетал на задание. Грамотно организовал систему ПВО Мадрида, резко снизив эффективность бомбардировок города. По возвращению в Москву присвоили воинское звание комкор, минуя звание комдив. За проявленные мужество и героизм при выполнении интернационального долга комкор Яков Владимирович тогда же был удостоен звания Героя Советского Союза. Есть с кого пример брать. Теперь и с тебя будут. Тебя тоже представлю к Герою, но это уже как в наркомате решат, поддержат мое ходатайство или нет. Только по всем делам – настоящий герой.

– Это не я это ребята, – смутился Брехт.

– И ребята у тебя орлы. Так, сбил ты меня Дон Педро. Давай рассказывай, как через линию фронта переправлялись. Вся Испания шумит.

Брехт про Смушкевича читал. Плохо всё. Тоже на Халхин-Голе отметится, будет там вполне успешно авиацией руководить. А потом станет начальником ВВС РККА. Порулит авиацией в «Зимней войне» с Финляндией. Получит вторую золотую звезду Героя Советского Союза. Уже настоящую. До 1 августа 1939 года звание такое было, а медали не было. Вот сразу две звёздочки получит.

А потом? А потом будут арестованы командующий ВВС Московского военного округа Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Пётр Пумпур и начальник Главного управления ПВО РККА Герой Советского Союза генерал-полковник Григорий Штерн, воевавшие вместе со Смушкевичем в Испании. Арестуют за пролёт самолёта немецкого в Москву. Но следователям этого мало покажется и они придумают ДЕЛО. Все эти генералы к тому времени, оказывается, являлись участниками «военной заговорщической организации», по заданиям которой «проводили вражескую работу, направленную на поражение Республиканской Испании». И потом их всех после начала войны вывезут двадцать пять человек высокопоставленных командиров РККА и расстреляют.

Как бы 15 мая 1941 попасть в этот Белосток и взорвать тот немецкий транспортный самолёт. Столько хороших командиров пострадает. Или он не садился в Белостоке? Иван Яковлевич, как не напрягал память, точнее вспомнить не мог. Немецкий военно-транспортный самолёт «Юнкерс-52» (Та самая «Тётушка Ю» или, как называли его сами немцы – «Мауси-флюгцойг» – самолёт с мышиным хвостиком) перелетел по маршруту Кёнигсберг – Белосток – Минск – Смоленск – Москва и приземлился в районе стадиона «Динамо». Всё. Ни кто управлял, ни садились ли они в этих городах. Нет, скорее всего. Значит, в Кёнигсберге нужно взрывать Юнкерс «мышиный хвостик».

В той истории больше всех, наверное, сам Сталин виноват. Сбивать самолёты-нарушители немецкие категорически запрещалось. А их были сотни и сотни. Наркомат иностранных дел СССР подавал официальные протесты Германии, на которые она не реагировала. К тому же, вот тут вина Смушкевича точно есть, наши командиры ПВО не знали, как выглядят самолёты Германии и приняли его за рейсовый самолёт ДС-3.