Охотница - Сьюзен Кэррол

— Смейтесь надо мной, если желаете, хозяин, но...

— Хватит с меня! На этот раз вы займетесь тем, за что я плачу вам, то есть моей дочерью.

Старуха скривила рот. С оскорбленным сопением она ретировалась, правда все-таки высказалась напоследок.

— Вы еще пожалеете, хозяин, — бросила она Мартину через плечо, обнимая Мег и подталкивая девочку к выходу из театра. — Помяните мои слова. Это ирландское отродье принесет нам одни только неприятности.

Мартин только промычал что-то в ответ и, постаравшись переложить Катриону удобнее, последовал за своими домочадцами. Женщина была достаточно миниатюрной, но с ее безжизненно обвисшим телом оказалось неловко балансировать. Он устроил ее в своих руках как в люльке, уложил голову на плечо, и ее волосы, как языки пламени, рассыпались по рукаву его дублета. Ирландка казалась совсем маленькой и очень хрупкой в его руках, но Мартина это не одурачило. Даже лишившись чувств, эта женщина, будь она неладна, сохраняла на лице сердитое выражение.

Одни только неприятности. Мартин нахмурился. Разве сам он не ощутил этого с той самой первой минуты, когда его взгляд упал на Катриону О'Хэнлон?

* * *

Катриона изо всех сил попыталась открыть глаза, но ее веки слишком отяжелели, словно их удерживали крошечные якоря.

Кэт застонала, отворачиваясь от слепящего света. Она зажмурила глаза, пряча лицо глубже в мягкую глубину подушки.

— Мадемуазель О'Хэнлон? Катриона? — Тихий мурлыкающий голос, зовущий ее, ласково манил к себе, как и рука, которая осторожно касалась ее волос, убирая их со лба.

Но даже такое легкое прикосновение заставило ее встрепенуться от боли. Кэт застонала снова. Ее голова... кто-то разрубил ее топором. Нет. Они пронзили клинком ее череп. Она дотронулась дрожащей рукой до лба, страшась почувствовать, как мозги сочатся из головы. Пальцы уперлись в непонятный плотный комок. Мозг? Нет, какая-то ткань, но, прежде чем она успела продолжить свое исследование, теплая мозолистая рука поймала ее запястье и отвела руку назад.

— Прошу вас. Позвольте мне, — прозвучал грудной голос.

Позволить? Но что? Она почувствовала, как повязку сняли и заменили другой, мокрой и холодной. Она задрожала, мурашки пробежали по всему телу. Но холод сделал свое дело, он унял боль настолько, что она отважилась открыть глаза.

Мир вокруг по-прежнему оставался слишком ярким, льющим на нее потоки огненной лавы. Перед глазами все расплывалось, и она ожесточенно заморгала. Ослепляющий свет превратился всего только в обыкновенную свечу, мерцающую на столике-треноге, огненная лава всего-навсего в занавеси над кроватью из темно-красного дамаска.

Изумившись, Кэт в смятении стала осматривать незнакомую комнату. Где... она? Какая-то дьявольщина! Что случилось с нею?

С превеликим трудом она попыталась приподняться, но только тяжело задышала. В голове запульсировала кровь, она пошатнулась, комната зашаталась вслед за ней и, покачиваясь, поплыла вокруг.

Ласковые руки нежно опустили ее обратно на полушки.

— Осторожно, моя милая. Вы поправитесь, но будет лучше, если вы не станете торопить события. Вот, выпейте это.

Он приподнял ее голову, прижимая чашу к ее губам. Она попыталась повиноваться ему, хотя язык казался толстым и неуправляемым. Она сделала первый глоток, жидкость оказалась густой и сладковато-горькой. Но во рту так все пересохло, что она пила жадно, и питье орошало ее высушенное горло, посылая живительную влагу по всему ее телу.

Кэт взмахнула ресницами и попыталась сфокусировать зрение на мужчине, присевшем на краю кровати и нагнувшимся к ней. Хоть этот человек был ей знаком. Она знала это смуглое красивое лицо, эту аккуратно подстриженную бородку, это тонкое лезвие носа, эти живые зеленые глаза.

Она вытянула руку и с любопытством дотронулась до его щеки.

— Сэр... сэр Роланд? — прохрипела она. — Это вы спасли меня от ведьмы?

— Увы, нет, ma chere[5]. — Он поймал ее руку, перевернул, и легонько поцеловал ее в ладонь. — Боюсь, что я принимал вас за ведьму. Мои самые искренние извинения, сударыня.

Кэт нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл его слов, пытаясь вспомнить. От усилия ее голова снова стала раскалываться на части, но она упорствовала, пока события того дня не нахлынули на нее. Саутуорк, причал, переполненный рынок, театр «Корона». Затаив дыхание, смотрит она пьесу и затем... затем сражается за свою жизнь в партере театра. Этот мужчина, который сейчас поцеловал ее руку, оказался тем самым мерзавцем, который пытался проткнуть ее шпагой. Не благородный сэр Роланд, нет, а Мартин Ле Луп.

Кэт выдернула у Мартина руку и скорчилась от боли. От боли в голове и от той, что исходила от ранки пониже лопаток. Оттуда, куда Мегаэра нанесла удар страшным «лезвием ведьмы», посылая смертельный яд в ее кровь. По крайней мере, Кэт тогда решила, что смертельный.

Кэт пробежала рукой по лицу, проверяя, нет ли у нее признаков лихорадки. Нет. Она прижала пальцы к шее, пульс был наполненным и ровным.

— Я... Я не умерла, — изумилась она.

— Нет, — хмыкнул он. — С чего бы это? Вы подумали, что проснулись в раю?

— Ну нет. Едва ли, коли и вы здесь. — Ее ладонь все еще покалывало там, где он поцеловал ее. Она потерла ее о простыню и на всякий случай прижала к телу. — А где это точнее — здесь? — настойчиво спросила она.

— La Mai son des Anges[6].

— Дом ангелов? — Кэт впилась в него взглядом. — Моя голова слишком уж болит для очередных глупых шуток, Ле Луп. Поэтому, если вы не возражаете...

— Здесь, в Лондоне, меня зовут Маркус Вулф, мадемуазель, и я был бы вам признателен, если бы вы не забывали об этом. — Он нахмурился, как если бы вспомнил о чем-то. Когда он заговорил снова, у него совсем пропали следы французских интонаций. — И я вовсе не шучу. Все дома в Лондоне имеют свои названия, а конкретно этот называется «Ангелом». Под крышей моего дома вы в полной безопасности. А в моей спальне и в моей кровати вы можете спокойно поправляться.

Его дом? Она напрягла зрение и снова оглядела комнату, сфокусировавшись на отдельных предметах, оценивая обстановку. Мартин Ле Луп жил на удивление хорошо для простого актера. Стены комнаты украшали гобелены, на вид такие же дорогие, как и богатый полог кровати. Резная дубовая кровать была роскошна, с толстым пуховым матрацем в тиковом чехле, а простыни... никогда раньше Кэт не доводилось лежать на таких прекрасных простынях. Ткань мягко ласкала ее голую кожу. Голую кожу? Кэт вздрогнула, затем украдкой осторожно заглянула под одеяло. И обмерла, поняв, что на ней не было и намека на какую-нибудь одежду. Мало того, что она уютно устроилась в спальне Мартина Ле Лупа, так она еще и лежала в его постели абсолютно голой.