Картинки дипломатической жизни. Воспоминания сотрудника миссии Российской империи в Вашингтоне, Брюсселе и Лондоне - Петр Сергеевич Боткин

– Скорей, скорей, – кричат мне.

– А где мои вещи?

– Не беспокойтесь, все в вашей каюте, спешите.

Пожимают руки, хлопают по плечу, обнимают, кругом смеются, толкают, незнакомые заговаривают:

– Сейчас снимают трап, бегите, довольно вам прощаться, лучше возвращайтесь назад поскорее…

Только что я вошел на палубу, пароход медленно, чуть заметно стал отодвигаться от пристани. С берега раздались пронзительные крики и возгласы провожающих:

– Прощайте, до свидания, счастливого пути, не забудьте… поклонитесь… вспомните…

Гостеприимный народ американцы. Я вошел в мою каюту: цветы, коробки конфет, корзины с фруктами, книги на дорогу, иллюстрированные журналы… чего тут не было, точно я какая актриса или танцовщица.

Что ни говорите, ни в одной стране так не провожают друзей. Что я им? Чужой молодой человек, случайно попавший в их среду, а они со мною как с родным обращаются. В скольких домах за короткое время пребывания в Америке я себя чувствовал, как дома? Ну, в какой стране Европы возможно что-либо подобное… Конечно, всюду находятся друзья и всюду, после некоторого пребывания и совместной жизни, устанавливаются интимные отношения с некоторыми лицами, но нигде это не происходит так легко, так просто, с таким доверчивым радушием, как в Америке.

Каюта мне досталась хорошая, большая, с ванной и окнами, выходящими на главную палубу. Рядом со мной, за стеной, раздавался женский смех и болтовня. Я слышал где-то этот голос… наверное, знакомые.

Выходя из каюты, когда позвонили к завтраку, я столкнулся нос к носу с моей соседкой – маленькая, прехорошенькая, элегантная американочка, сзади нее шел высокий, худой старик – ее отец. Американка мне поклонилась, подарив очаровательной улыбкой, старик приподнял шляпу, взглянув на меня рыбьими глазами.

«Кто такие? – подумал я. – Ее я знаю, это несомненно, но где я ее видел?.. Не припомню».

Вечером, перед тем как лечь спать, я вышел на палубу прогуляться и подышать свежим морским воздухом. Я стоял, облокотившись, у борта и любовался отражением луны в пучине морской, когда кто-то осторожно дотронулся до меня.

– Мистер Боткин, а ведь вы меня не узнали?..

И прежде, нежели обернулся, я уже знал, кто говорит со мною.

– Ангел смерти, – пробормотал я. – Конечно, я тотчас же узнал вас по вашему дивному голосу.

Прелестная, как распустившаяся роза, словно фея из волшебной сказки, стояла передо мною бывшая сиделка из госпиталя Святого Луки. Она была в белом бальном платье с ниткой жемчуга на безукоризненной шее и крупными бриллиантами в маленьких миниатюрных ушах.

– Ах, пожалуйста, милый мистер Боткин, – заговорила она, – не называйте меня ангелом смерти. Это было и прошло. Я больше не ангел и о смерти и слышать не хочу. Я жажду жизни, я люблю жизнь и наслаждаюсь жизнью…

Мы разговорились. Оказалось, что старик, которого я принял за отца, на самом деле ее муж, Томас Гудсон, известный богач Томас Гудсон, керосиновый вице-король.

Как она вышла замуж – история простая, и она мне ее рассказала в двух словах. Гудсона привезли в госпиталь для серьезной операции, как раз в тот день, когда скончался русский князь. Сильвию – я так буду звать жену Томаса Гудсона – приставили ходить за больным. Когда Гудсон выписался, он взял с собой Сильвию, которая была ему нужна для врачебного ухода, а когда Гудсон окончательно выздоровел, Сильвия осталась в доме миллиардера, то есть Гудсон упросил ее остаться навсегда. Она вышла за него замуж всего 10 дней тому назад, и вот они плывут в Европу… свадебное путешествие. Она никогда не была еще в Европе. Ей хочется видеть Лондон, Париж, Версаль и многое другое…

– Мой муж меня обожает, – добавила Сильвия, – он бесконечно счастлив, я… довольна, и всем от нашего брака будет только хорошо. Ну вот, теперь вы все знаете. Забудьте ангела смерти и будем друзьями…

Она протянула мне свою миловидную руку с дорогими кольцами на холеных пальцах.

– Видите, я вас не забыла… до сих пор смеюсь, вспоминая: ждали русского консула к умирающему, думали, войдет серьезный господин почтенных лет, и вдруг дверь отворяется, и в пятом часу утра вваливается молодой человек во фраке и белом жилете, прямо с бала, весь увешанный бантиками, бутоньерками и разными котильонными безделушками… Такой это был контраст с атмосферой смерти в палате, такой диссонанс… вы себе представить не можете… Вошла жизнь, и ушла смерть…

– Я тоже вас не забыл… не мог забыть вашего голоса, в нем было столько неземной прелести, когда вы читали молитву… Пораженный, я тогда и не думал о неуместности моего костюма… Я хотел знать, кто вы, а мне ответили: «Мы ее называем „ангелом смерти“» – так я вашего настоящего имени и не узнал. А скажите, если это не нескромно с моей стороны, почему вас прозвали в госпитале ангелом смерти?

– Ах, пустяки… Просто я навострилась, служа в госпитале, по внешнему виду больного определять его судьбу – выживет или не выживет и как скоро выздоровеет или умрет. Я угадывала довольно верно, и сиделки сделали мне репутацию какой-то ясновидящей, так что даже доктора полушутя-полусерьезно перед трудной операцией справлялись у меня и спрашивали, что я думаю о пациенте? Конечно, в госпиталях, где приходится иметь дело с больными и зачастую с тяжело больными, я больше давала смертных приговоров, нежели выздоровлений… оттого меня и прозвали ангелом смерти.

– Но вы на самом деле ясновидящая…

– О, нет… Это слишком громкое слово. Я не знаю, как это выразить: я верю в предрассудки и преисполнена предчувствий. Если к этому прибавить известную наблюдательность, выходит, что можно более или менее верно загадывать вперед то или другое происшествие и сообразно с ним поступать в жизни… Вот и все…

– Как «вот и все»? – воскликнул я. – Да ведь это очень много, – знать вперед, что с вами может случиться! Это громадный дар Божий, который может оберечь вас от неверного шага и лихого глаза… это настоящая благодать, искра Божия, которая не многим дана…

– Не преувеличивайте, милый мистер Боткин, ничего тут нет особенного, и потом, я ведь не непогрешима, я тоже могу ошибиться. Уверяю вас, что я не колдунья какая… От одной этой мысли мне жутко становится.

Я заметил, что этот разговор не был приятен Сильвии, и мы с легкостью перескочили на другие темы.

Болтали долго и непринужденно. Стемнело, спряталась луна, палуба опустела.

– Пора расходиться, – сказала Сильвия, – поздно. Ну не странно ли это: вижу вас второй раз в жизни, а мы точно старые друзья… А кстати: что вы сделали с вашим таинственным соотечественником. Мне помнится, его отправили в крематорий, а потом?

– Потом я получил его пепел.

– А потом?..

– Потом я взялся похоронить его останки на родине.

Лицо Сильвии сделалось вдруг сосредоточенно озабоченным.

– Что вы хотите этим сказать – вы