Ночевала тучка золотая... - Агния Кузнецова (Маркова)

– Об этом поговорим, когда ты станешь взрослее. – И со вздохом добавила: – А челка тебе не идет…

Мама, замученная делами, умела уделять ласковое внимание каждому своему воспитаннику. Маленьких она таскала на руках, сажала на колени, целовала, гладила… Старшим была задушевным другом. Когда воспитанники ее становились взрослыми и покидали детский дом, они начинали понимать, что значила в их жизни эта необыкновенная женщина, сумевшая возвратить им детство, спасти их души от тоскливой и озлобленной сиротской надломленности.

Актерские способности проявились у Люси рано.

Однажды летом детей привели в городской сад. В центре его на столбе висел большой громкоговоритель, из него по саду разносилась танцевальная музыка.

И вдруг маленькая Люся отделилась от подружек, вышла на асфальтовую площадку и начала танцевать.

Она стащила с головы белую панамку, зажала ее в руке, попеременно поднимала то одну, то другую ножку, взмахивала руками, улыбалась, бегала на носочках, подбоченивалась – и все это в такт музыке, увлеченно, самозабвенно.

Люди, сидевшие на скамейках и гулявшие в тенистых аллеях, стали собираться вокруг ребенка. А Люся, никого не замечая, танцевала в кольце изумленных зрителей до тех пор, пока не кончилась музыка и не раздались дружные, напугавшие ее аплодисменты. Она огляделась и заплакала.

С первого класса Люся начала танцевать на утренниках в школе и в детдоме. Потом она пела на городских олимпиадах. А когда была в седьмом классе, записалась в школьный драматический кружок и поняла, что это ее призвание.

В жизни каждого человека бывают значительные дни, которым суждено остаться в памяти навсегда. Таким днем был для Люси выпускной вечер в школе. Эту школу она окончила год назад, поступила в педагогический институт, но по старой памяти руководила там драматическим кружком.

После торжественной части шел спектакль, в котором играла Люся.

Со сцены она увидела, как в зале, чуть-чуть опоздав, появились мама и какой-то незнакомый мужчина. Они вместе сели в последнем ряду.

После спектакля школьники сдвинули скамьи к стенам зала, и начались танцы.

Люся сняла вазелином грим, надела свое скромное выходное платье и вышла в зал.

Люся заметила, что мама взволнована. Но так бывало всегда, когда Люся играла в спектаклях.

– Люся… Вот познакомься… Это Владимир Павлович…

Фамилию Люся уже не слушала. Она узнала его! Это был известный кинорежиссер.

Люся смутилась до слез, покраснела.

«И он видел меня на сцене!» – с ужасом подумала она. Ей захотелось провалиться сквозь землю.

– Я оставлю вас, – торопливо сказала мама.

Люся заметила, что она тоже смущена, и подумала: «Стыдится моего выступления. Зачем же этот знаменитый человек здесь, на школьном выпускном вечере?»

А он словно подслушал ее мысли. И сказал:

– Я учился в этой школе, Люся. Давным-давно, больше пятидесяти лет назад. – Он помолчал и добавил с грустным волнением: – У нас тоже был выпускной вечер. Вот в этом самом зале. И я танцевал со своей одноклассницей. Ее звали Наташей. Моя первая, незабываемая любовь.

Люся вдруг перестала волноваться. Знаменитый режиссер сразу стал в один ряд со всеми людьми.

– Ну, я пойду, – сказала мама. Она пожала руку Владимиру Павловичу, поцеловала Люсю и, как-то многозначительно взглянув на нее, ушла.

– Давайте, Люся, сядем, поговорим, – предложил Владимир Павлович. – Пойдемте в мой класс, вот этот – направо.

Они вошли в класс, заставленный партами. Он был плохо освещен. Мимо открытой двери проносились танцующие пары.

– Я сидел вот здесь, – сказал он, с трудом усаживаясь за парту. – Парта, конечно, была другая. Но стояла здесь же, у окна. И окно то же… – Он дотронулся пальцем до стекла, до подоконника, заставленного цветами. – Цветов не было… Очень грустно, Люся, по-хорошему грустно…

Он замолчал. А она неподвижно стояла посреди класса, боясь нарушить его воспоминания.

– Да вы садитесь, – вдруг спохватился он. – Садитесь. Нам есть о чем поговорить.

Люся взяла стул, стоящий около учительского столика, придвинула его к парте, за которой сидел Владимир Павлович, и села, недоумевая, о чем собирается он говорить с ней.

– Наталья Николаевна сказала мне, что вы учитесь в педагогическом институте. Вы довольны своей будущей профессией? Вы мечтали о ней?

Она помолчала и сказала с волнением:

– Нет. Мечты мои остались мечтами. Им не суждено осуществиться. У меня не было другого выхода… Я…

– Да вы не волнуйтесь, – сказал Владимир Павлович. – Впрочем, я и сам-то волнуюсь. Такой уж сегодня вечер… Так вот, Люся, я хочу внести решительную поправку в ваши планы, переменить вашу путевку в жизнь. Я видел сегодня вас в школьном спектакле, и мне кажется, что ваша судьба – театр… Вы можете стать актрисой. И должны. Я в этом убежден. Вы верите мне? – Он улыбнулся какой-то неожиданной улыбкой, по-детски, от души. – Предлагаю вам послезавтра отправиться вместе со мной в Москву.

Люся растерянно поднялась со стула, толком не понимая, о чем говорит он. Схватилась руками за пылающие щеки, затем прикрыла ладонями глаза… Все получилось так неожиданно, что она не могла в это поверить. И не могла ничего ответить ему.

Он первым нарушил молчание:

– Ну, решено? – И протянул Люсе руку.

– Решено… – шепотом ответила Люся.

– Вы успокойтесь. А я отправлюсь в мир прошлого… Хочу кое-что вспомнить, восстановить в памяти. Обязательно успокойтесь, потому что впереди у нас с вами еще один разговор. И он тоже заставит вас волноваться…

И оба они погрузились в свои мысли.

…Он вспоминал себя девятиклассником. Был он секретарем комсомольской организации школы. Любил литературу, историю, а с точными науками жил не в ладу.

В полутемном классе, за учительским столиком, словно переступив рубежи времени, возникла Анастасия Ивановна – преподавательница литературы. Это она научила его любить книги. Он вспомнил об одной литературной дискуссии… Он делал доклад о Достоевском. На перемене к нему подошла Наташа из соседнего девятого класса и тихо спросила: «Правда, я похожа на Неточку Незванову?» – «Да…» – ответил он. И погиб…

Сейчас в глубине класса перед ним возник тот некогда любимый образ…

Наташа смотрела на него чистыми синими-синими глазами и улыбалась значительно и победоносно. «Знаю, – говорила ее улыбка, – и радость, и боль я дала тебе на всю жизнь. Никогда меня не забудешь».

– И действительно не забыл, – сказал он вслух удивленной Люсе и смутился.

А Люся так и не пришла в себя. Все тот же нестройный вихрь мыслей захлестывал ее. Вихрь мыслей и пугливой радости.

– Люся, – сказал Владимир Павлович. – А ведь на протяжении всей вашей жизни я за вами слежу…

Так вот кто он – этот таинственный незнакомец, интересующийся Люсиной судьбой!

Люсе вспомнилось, как года три назад подружка из детского дома случайно подслушала телефонный разговор мамы: она сообщила кому-то о Люсе. Но почему же, почему его интересовала судьба девчонки из детского дома?

– Слушайте, Люся, грустную и романтическую историю…

Как-то однажды я приехал в родной город. В честь моего приезда у брата собрались гости. Я пришел с опозданием, прямо из театра.

Была осень. По-сибирски холодная. Падал снег вперемешку с дождем. К ночи лужи подернулись легким ледком.

Я вошел в полутемный холодный подъезд и стал было подниматься по лестнице, но вдруг вздрогнул. Мне показалось, что кто-то прячется в темном углу лестничной площадки. Я пригляделся и увидел совсем молодую девушку со свертком в руках.

«Вы что?» – невольно спросил я ее.

«Так… Греюсь», – сказала она.

Я усмехнулся:

«Греетесь в холодном подъезде?»

И стал подниматься вверх.

Меня ждали. Вся компания была в сборе. Мои земляки встретили меня шумной радостью. Мы сели за стол. Брат произнес цветистый тост за мое здоровье, и мы подняли рюмки. Но в это мгновение в дверях комнаты появилась перепуганная домашняя работница. Она держала в пеленке крошечную девочку, посиневшую от плача и холода.

«Подбросили… В одной простынке лежала… на каменном полу».

«Зачем он мне это рассказывает? – думала Люся. – Зачем?»

– А ребенок заливался плачем, – продолжал Владимир Павлович. – Мы все страшно разволновались, растерялись и вначале не знали, что делать. Потом завернули девочку в одеяло. Накормить было нечем. Ей, вероятно, не было еще и месяца. Долго совещались, что предпринять, и сошлись на таком решении: отнести девочку в Дом ребенка.

Люся побледнела и встала. Она все поняла.

– Мы сами дали ей имя: Людмила Бояркина. Сперва за ребенком, то есть за вами, следили все мои приятели, которые жили здесь. А после они разъехались кто куда и, может быть, забыли о вас…

А мне запомнился этот случай. И, приезжая сюда, а иногда даже из Москвы я справлялся о Люсе Бояркиной. То есть о вас…

– А та… моя мать… на лестнице… Какая она? Вы не помните?