Писатель: Назад в СССР 2 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Следующая моя песня называется «Песенка плагиатора, или Посещение Музы». Ну, вы знаете, что плагиаторы — это люди, которые присваивают себе чужие произведения. Это те же самые воры, только, значит, по другому называются. И вот был даже такой случай, однажды в журнале «Октябрь» поэт Василий Журавлев взял, да напечатал стихи, а они, оказалось, принадлежали Анне Ахматовой. Его спрашивают: «Вась, ты зачем это сделал такую хо… нехорошую вещь?» А он говорит… говорит: «А я, — говорит, — даже не знаю, они как-то сами просочились!» Ну и, значит, просочились-просочились, а потом говорит: «А потом, в конце концов, подумаешь, какое дело! Пусть она моих хоть два возьмёт, мне не жалко!» Вот так… у них такие…

Концерт покатился дальше. Владимир Семенович чередовал песни комментариями и едкими замечаниями. Народ в зале то смеялся, то аплодировал. И я вместе со всеми. И в то же время в моей голове шла незримая писательская работа. Я уже решил, что героем моего главного романа будет человек, который по какому-то капризу природы живет много лет и почти не стареет. Родился он еще в конце XIX века, помнит Первую Мировую войну и Октябрьскую революцию, участвует в Гражданской и в Великой Отечественной войнах. Ему приходится начать со временем гримироваться под старика, благо среди множества его профессий есть и актерская.

Зная, что такое история, не понаслышке, он ищет способы предупредить своих современников о том, что впереди их ждут серьезные испытания. И чего только не перепробовал — писал фантастические романы, стихи, философские эссе, выступал с лекциями, но кроме неприятностей ничего не добился. И вот однажды на него выходит капитан госбезопасности, который знает о необыкновенном даре долгожительства главного героя и решает использовать его в целях спасения Советского Союза. Капитан тоже видит признаки разложения социалистического строя и намечает ключевые моменты, в которые, по его мнению, следует вмешаться. В частности — спасти талантливого поэта, кумира миллионов.

Слова, складывающиеся в строчки, так и замельтешили у меня перед глазами. Мне захотелось, чтобы концерт поскорее подошел к концу. И вот Высоцкий объявил, что споет последнюю на сегодня песню. И тут зрители принялись выкрикивать свое пожелания. Кто-то хотел услышать «Если друг оказался вдруг…», кто-то «Здесь лапы у елей дрожат на весу…», кто-то — «Как все мы веселы бываем и угрюмы…». Владимир Семенович постучал по подбородку пальцем, выбирая, а потом, пристукнув ладонью по гитаре, согласился спеть все три песни. И только тогда откланялся. Вернее — пытался. Потому что зрители бросились к сцене с цветами и фотографиями и просто блокнотами — для автографов.

Тетки из первого ряда, которые весь концерт просидели с кислыми минами, пытались выбраться из зала, но у них не получилось. И они вертелись в людском водовороте, громко возмущаясь и призывая милицию. Надя тоже хотела получить у барда автограф, но к нему было не пробиться. На глаза кузины навернулись слезы. Я был близок к тому, чтобы начать оттаскивать от артиста наиболее ретивых поклонников, чтобы пробить дорогу родственнице, но вдруг, откуда ни возьмись, опять появился Лиепиньш, снова переодевшийся в джинсы и кожаный пиджак.

— Можно минуточку внимания? — спросил он.

— Разумеется, я весь в вашем распоряжении, — я кивнул.

— Вы сейчас никуда не торопитесь? Никаких планов на вечер нет?

— Ну, у меня есть некоторые творческие планы, — пожал я плечами, но, оглянувшись на Надю, которая буквально запрыгала от предвкушения, все же спросил: — А что, есть какие-то предложения?

— Есть, — мой собеседник добродушно улыбнулся.

— Внимательно слушаю.

— Вы приглашены на дружеский ужин с Владимиром Семеновичем в ресторан гостиницы «Рига». Начало через полчаса, не опаздывайте!

— Передайте поэту мое согласие, — ответил я, хотя немало удивился, отчего вдруг подоспело такое предложение.

Помощник лучерзарно улыбнулся:

— Вы приглашены не один, а с этой милой дамой…

Глава 7

Вон оно что, а я еще думал, с чего бы вдруг такое предложение. Высоцкий видел меня мельком пару раз и уже наверняка забыл. Сложно представить, сколько народа за этот день успело с ним поздороваться, высказать пожелания и прочие любезности. А тут оказывается, сам Роберт не прочь воспользоваться шикарной возможностью познакомиться с кузиной поближе. Ну, я точно не стану вставлять ему палки в колеса — пусть дерзает. У меня же, благодаря этому взаимному интересу Нади и Роберта, теперь наклевывается отличный вечер.

По итогу мы обусловились, что обязательно придем, и пошли в гардероб, там оделись и вышли на воздух. Все-таки в переполненном актовом зале Института электроники стояла изрядная духота. Топор можно было вешать. Рижские таксисты уже смекнули, что в скромном научном учреждении сегодня столпотворение, и потому поймать тачку оказалось нетрудно. Через пятнадцать минут мы были уже в гостинице. Можно было успеть еще заскочить к себе в номера. Кузине — поправить макияж, которым она в силу своего возраста еще не слишком злоупотребляла, а мне записать — пришедшие на ум строчки. Хорошо, что я захватил с собой авторучку и стопку бумаги.

«Небо на западе перечеркивала жирная полоса густого дыма, — начал выводить я. — Похоже, шальной снаряд угодил в одиноко стоящую на запасных путях нефтяную цистерну, а чей именно, поди разбери. Ни коня, низкорослого жеребца каурой масти с редкой гривой и густым хвостом, которым он лениво отмахивался от слепней, ни всадника, молодого светловолосого красноармейца, в выбеленной зноем, мокрой от пота гимнастерке, — это не интересовало. Красноармеец наклонялся с седла, срывал ржаные колоски, растирал между пальцами, сдувал труху и бросал в рот жесткие пахучие зерна, а жеребец, чуя воду, косился в сторону близкой балки и нетерпеливо переступал короткими ногами с мохнатыми бабками. Было чертовски соблазнительно, чуть тронув поводья, пустить его шагом, осторожно, боком, сползти на дно оврага и напиться из ледяного ручья, но командир, словно почуяв, коротко и яростно глянул через плечо, и тут же хрипло пропела труба. И эскадрон неровным строем двинулся навстречу такой же изломанной линии белых…»

Давно я уже не писал с таким удовольствием, и поэтому, когда кузина постучала в дверь, с сожалением отложил перо. Если бы не приглашение самого Высоцкого, я бы лучше остался в номере. Другое дело, что отпускать Наденьку одну в незнакомую компанию — тоже нехорошо, так родственники не поступают. Так что сменил рубашку, повязал другой галстук и вышел из номера. В первое мгновение мне показалось, что какая-то девушка ошиблась номером, и лишь присмотревшись, понял, что родственница за считанные минуты умудрилась преобразиться. Неужто все это ради лысоватого рижского мэнээса?

Я взял ее под руку, и мы спустились к ресторану. На стеклянной двери красовалась табличка: «ЗАКРЫТО НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ». На входе стоял Лиепиньш, он кивнул гостиничному швейцару, который, похоже, выполнял сейчас обязанности охранника, чтобы тот нас пропустил. На столиках в ресторанном зале уютно светились зеленые лампы. Стекла панорамных окон были покрыты тонкой колеблющейся пленкой воды. На улице пошел дождь. Участников товарищеского ужина оказалось довольно много, хотя большая часть светильников была погашена, но на эстраде играла музыка и в центре топтались пары танцующих.

Столы были уже накрыты, поэтому мы с кузиной просто сели на свободные места. Я с любопытством оглядел других участников ужина. Судя по разнообразию и некоторой небрежности в одежде — здесь собралась творческая интеллигенция. Видать, в основном, местного происхождения, так как сквозь негромкую музыку пробивалась мелодичная латышская речь. Самого виновника торжества еще не было. Наверное, он отдыхал после концерта. Потому и его «импресарио» не спешил появляться в зале, а всё маячил у дверей. Он должен был встретить актера и поэта у входа. И вот это произошло. В ресторан стремительно ворвался Владимир Семенович. Музыка сразу оборвалась, и все присутствующие зааплодировали.