Вы сотворили нас - Клиффорд Саймак

Я сидел, размышляя обо всем этом, и голова раскалывалась, словно под черепной коробкой перекатывался гром. Но я так ни до чего и не додумался – мысли даже не ходили кругами, а метались, как полоумный раскидай. С усилием я заставил себя оторваться от них – и тут же снова услышал журчание, смех и говорок реки, бегущей вниз во всем великолепии своего волшебства.

Нужно было перенести багаж из машины в номер и распаковать его; меня ждали рыбалка и каноэ у причала, а большой окунь таился где-то в тростниках или под плавающими на поверхности листьями водяных лилий. А потом, когда я немного обживусь, меня ждет книга, которую надо еще написать.

А кроме того, вспомнил я, вечером предстоят школьный праздник и благотворительная распродажа корзиночек. И я должен там быть.

7

Стоило мне шагнуть в школьную дверь, как меня сразу же заметила Линда Бейли; похожая на важничающую курицу, она суетливо засеменила мне навстречу. Линда принадлежала к числу тех, кого я помнил, – впрочем, забыть ее было невозможно. Вместе с мужем и целым выводком чумазых детей она жила на соседней ферме, и нескольких дней не могло пройти без того, чтобы она не притащилась к нам по ведущей через поля дороге – занять чашку сахара, кусочек масла или что-нибудь еще, чего у нее постоянно не оказывалось и что она впоследствии неизменно забывала вернуть. В этой крупной, костлявой женщине было что-то лошадиное, и если она и состарилась, то, на мой взгляд, совсем немного.

– Хорас Смит! – протрубила она. – Маленький Хорас Смит! Я узнала бы вас где угодно!

Она успела облапить меня и гулко шлепнула по спине, пока я ошеломленно пытался вспомнить, какие же узы дружбы между нашими семьями оправдывают столь пылкое приветствие.

– Вот вы и вернулись! – пролаяла она. – Вы не могли не вернуться! Если уж Пайлот-Ноб вошел вам в кровь, вы не можете не вернуться. После всех этих мест, где побывали. После всех этих языческих стран. Вы были в Риме, не так ли?

– Я действительно пожил в Риме. Но это не языческая страна.

– Пурпурный ирис, что растет у меня возле свинарника, – объявила она,

– из сада самого Папы. Но на вид он не слишком хорош. Я видывала ирисы и получше – куда получше. Я бы давно уже выкопала и вышвырнула свой ирис, но храню в память о том месте, откуда он ко мне попал. Не у всякого, скажу я вам, растет ирис из сада самого Папы. Не то чтобы я считалась с Папой и со всеми этими глупостями, но все-таки этот ирис – что-то вроде знака отличия, как по-вашему?

– Еще какого, – согласился я.

– Ради всего святого, – она ухватила меня за руку, – пойдемте сядем. У нас найдется о чем поговорить. – Она подтащила меня к ряду стульев, и мы уселись. – Вы говорите, что Рим не языческая страна, но ведь вы и в языческих бывали. Как насчет русских? Вы провели много времени в России?

– Не знаю, – отозвался я. – Некоторые русские продолжают верить в Бога. Это правительство…

– Вот тебе и раз! – воскликнула она. – Вы говорите так, будто вам нравятся русские.

– Некоторые из них.

– Я слышала, что вы побывали в Лоунсэм-Холлоу, а по дороге оттуда проехали сегодня утром мимо фермы Уильямса. Что вас туда занесло?

«Существует ли хоть что-нибудь, чего она не знает, – подумал я, – такое, чего не знает весь Пайлот-Ноб? Любая новость, всякая сплетня, каждое предположение мгновенно облетало общину – куда там племенным барабанам или даже радио!»

– Случайно свернул с дороги, – ответил я, лишь чуть-чуть покривив душой. – Мальчишкой я осенью охотился там на белок.

Линда Бейли подозрительно посмотрела на меня, но не стала больше расспрашивать, почему я оказался в тех местах.

– Может, при свете дня там и все в порядке, – заявила она. – Но ни за какие деньги я не осталась бы там после заката. – Она доверительно наклонилась ко мне, и ее лающий голос перешел в хриплый шепот. – Там логово собачьей своры – если их можно назвать собаками. Они носятся по холмам, лают, воют, а когда они проносятся мимо, вместе с ними прилетает холодный ветер. Такой, что замораживает душу…

– Вы слышали этих собак? – поинтересовался я.

– Слышала их? Много ночей слушала я, как они воют на холмах, но никогда не была к ним так близко, чтобы почувствовать этот ветер. Нетти Кемпбелл рассказывала мне. Вы помните Нетти Кемпбелл?

Я покачал головой.

– Конечно, вы и не можете помнить. До того, как выйти замуж за Кемпбелла, она звалась Нетти Грэхем. Они жили возле Лоунсэм-Холлоу, в самом конце дороги. А теперь их дом пустует. Они бросили его и уехали. Их выжили собаки. Может, вы его видели – их дом, я имею в виду.

Я кивнул, хотя и не слишком уверенно, поскольку дома не видел, а только слышал о нем прошлой ночью от Ловизии Смит.

– Странные дела творятся в этих холмах, – продолжала тем временем Линда Бейли. – Нормальному человеку в такое в жизни не поверить. Все из-за того, сдается, что места там дикие. В других местах все сплошь заселено – ни деревца не осталось, одни поля. А там все еще дикие места. И думаю, всегда такими останутся.

Школьный зал начал понемногу заполняться людьми; я заметил пробиравшегося ко мне Джорджа Дункана и поднялся навстречу ему, протягивая руку.

– Слышал, вы уже устроились, – проговорил он. – Я так и знал, что вам там понравится. Я позвонил Стритеру и попросил позаботиться о вас. А он сказал, что вы отправились на рыбалку. Поймали что-нибудь?

– Несколько окуней. Сперва надо получше познакомиться с рекой, а вот тогда…

– По-моему, они сейчас начнут. Так что позже увидимся. Кстати, здесь немало тех, кто хотел бы поприветствовать вас.

И действительно, вскоре начался концерт. Дети пели песенки под аккомпанемент старой, разбитой и расстроенной фисгармонии, за которой сидела учительница, Кэти Адамс, декламировали стихи, а группа восьмиклассников даже разыграла маленькую пьеску – собственного, как гордо объявила мисс Адамс, сочинения.

Невзирая на неизбежные накладки, все это было очаровательно, и мне вспомнились годы, когда я ходил в школу – в это же самое старое здание – и принимал участие в точно таких же вечерах. Я попытался припомнить имена своих учителей, но лишь к концу программы вспомнил одну из них, мисс Стайн

– странную, угловатую, капризную женщину с пышными рыжими волосами, легко расстраивавшуюся из-за наших вечных проказ. Интересно, где она может быть сейчас и как обошлась с нею жизнь? Я от души надеялся, что лучше, чем обходились с нею в мое время многие ученики…

Линда Бейли потянула меня за руку и громко прошептала:

– Хорошие дети, правда?

Я кивнул.

– И мисс Адамс хорошая учительница, – все так же шепотом продолжала Линда Бейли. – Боюсь, она не задержится здесь надолго. Такая маленькая школа, как у нас, не может рассчитывать на хороших учителей.