Школа обмана - Борис Пугачев

Залитые дождем улицы Москвы были, как и вчера, спокойны, магазины и палатки в основном не работали. Увидев выходящую из дверей большого универсама на Петровско-Разумовской старушку, Родик остановил машину, зашел, купил черного и белого хлеба, пару пакетов молока. Продавцы в непривычно пустом торговом зале были вялые и настороженные, в обсуждение событий не вступали, а только молча отпускали немногочисленный товар… Удивляло отсутствие гаишников, обычно дежуривших на пересечении с Нижней Масловкой. «Наверное, и милиция не знает, что делать, — подумал Родик. — Не удивлюсь, если милицейские начальники все на бюллетене. Я бы на их месте так и поступил».

В офисе все было по-прежнему. Григорий Михайлович сидел в прокуренном кабинете, словно и не выходил из него со вчерашнего дня.

— Что нового? — больше для того, чтобы начать разговор, спросил Родик.

— Ничего…

— А танки тебя не смущают?

— Смущают…

— Это твое правление устроило.

— Ошибаешься…

— А Крючков?

— Я тебе уже сто раз говорил, что к этому ведомству не имею отношения.

— Ладно. Это я так, от нервов и от беспомощности. Хочется что-то предпринять, а что — не знаю. Бешусь и начинаю себя презирать.

— Подожди… Надо уметь держать паузу. Не так все плохо, как кажется.

— Ты что-то знаешь?

— Нет, но распределение сил быстро изменяется. Думаю, что момент для настоящего переворота упущен. Они должны были сегодня ночью захватить ключевые точки, но все, судя по сообщениям, осталось по-прежнему. Даже средства массовой информации работают сами по себе. Промедление для них смертельно. Время играет на Ельцина.

— А что, Ельцин лучше? Он же демагог, позер.

— Для нас лучше, чем он, ничего и никого нет. Он будет строить для себя капитализм, поэтому только его сейчас поддержат Запад и США. Думаю, что бездействие правительства связано с работой Запада. Они их как-то блокировали. По-другому объяснить их нерешительность трудно — присягу и исполнение приказа в армии никто не отменял. Значит, приказов нет.

— Не знаю… Не знаю… Может быть, ты и прав. Я не политик, и вообще что-то в последнее время плохо соображаю, но Ельцин мне очень не нравится. Он весь фальшивый, да еще и пьяница в плохом смысле этого слова.

— А что, у этого слова есть хороший смысл?

— Конечно… Вот Юрка, например. Кстати, где его черти носят? Дома телефон молчит…

— Не знаю… Твой кадр. Его эмоциональность может завести куда угодно.

— Остальные не появлялись?

— Пока нет… Рано… Кстати, банки работают. Во всяком случае, наш. Деньги выдают.

— Я знаю. У меня, правда, никаких банковских потребностей нет. Да и денег на счете кот наплакал. Что будем делать с поездкой в Танзанию?

— Подожди день-два. Сдать билеты все равно не удастся — они апексные. Мне вчера Шабаан звонил. Я ему сказал, что все остается в силе. Рифат заезжал, сообщил, что его радио временно не вещает, а в танзанийском посольстве все выжидают.

— Нет ничего хуже, чем ждать в состоянии неизвестности. Внутри как-то противно, и уверенность в себе теряешь. Это как в последнюю ночь перед защитой диссертации…

— Доброе утро, — поприветствовал, входя в кабинет, Михаил Абрамович.

— Ничего себе «доброе», — сыронизировал Родик. — Танки по Москве разъезжают…

— Согласен — совсем не доброе, — бесцветным голосом отозвался Михаил Абрамович. — Ужас какой-то… Я еще письменный прибор, который вы мне подарили, случайно портфелем задел…

— Разбил, что ли? — перебил Родик. — Все одно к одному. Плохая примета.

— Не разбил, но портфель тяжелый, и боковинки визитницы отвалились. Думаю, что Юра сможет починить…

— Талисманная часть. Логично, если верить в чертовщину. Юре, если появится, не говори об этом. Он и так, вероятно, в дикой панике, — посоветовал Родик. — Если переворот удастся, то письменный прибор тебе больше не понадобится. Хотя, может быть, ты захочешь утопиться, положив его в штаны. А можешь…

— Кончай юродствовать. Не то настроение, — прервал Родика Айзинский. — Предлагаю разбежаться до вечера. Думаю, никто больше не появится.

— Разумно… Я поеду домой, — отозвался Родик. — В поле за ветром не угоняешься.

Дома он завалился на Наташкин диван, прихватив давно валяющийся детектив, но чтение не получалось. Он читал слова, но уследить за сюжетом не мог, постоянно возвращался к началу главы, старался сосредоточиться и вскоре бросил эту затею. Положил раскрытую книгу листами на грудь и, прикрыв глаза, принялся следить в окно за тем, как тяжелые бело-синие облака несутся по небу. Наконец Родик медленно перевел взгляд на комнату и стал изучать трещины в потолочном русте. Мысль переключилась на необходимость проведения ремонта. Вопрос «Что делать?» перестал его волновать. Захотелось отвлечься и развеяться. Телевизор своими балетными изысками его не вдохновлял. «Поставить мультики», — лениво подумал он, остановив взгляд на видеомагнитофоне.

— Наташа! — позвал он.

Где-то на кухне раздавалось звяканье, но на его призыв никто не отозвался.

— Наташа! Наташа! — повторно крикнул Родик.

— Что, папчик? — послышалось наконец в ответ.

— Иди сюда. Мультики посмотрим.

— Мультики надоели, — деланно плаксиво сказала Наташа, входя в комнату.

— А что ты предлагаешь?

— Давай с камнями повозимся.

— Можно. Неси альбомы.

Это занятие отвлекло Родика. Обед же в домашней обстановке навеял приятные мысли о том, что главное в жизни у него, вероятно, есть, и отнять это он никому не позволит. После еды Родик все же поставил какой-то видеофильм и, развалившись в своем любимом кресле, бездумно наблюдал, как американские супермены колотят друг друга, не оставляя на лицах синяков. К концу фильма он задремал. Разбудил его телефонный звонок — первый за весь день. Звонил Юра.

— Ты куда пропал? — спросил Родик, не ответив на приветствие. — Утром собирались в офисе.

— Я не пропал. Сижу дома. Телефон отключил.

— Зачем?

— Так понадежнее. Пусть думают, что меня нет.

— Ты рехнулся…

— Это ты легкомысленный. По радио передают, что стреляют уже около американского посольства.

— Я не слышал. Да и не слушаю. Бессмысленно. Чему быть, того не миновать.

— Говорят, что есть жертвы.

— Это все сплетни. Полагаю, официальную информацию пока никто не дает.

— «Голоса» всегда дают объективную информацию. Они утверждают, что создано мощное сопротивление демократических сил. Что провели социологический опрос, и всего несколько процентов населения поддерживают путч. Значит, будет война. Запад опасается за свои инвестиции.

Поэтому они выступят против Комитета. Ты, кстати, знаешь, что его называют ГКЧП? Почти ЧК. Точно начнется гражданская война…

— Слушай, не паникуй. Все равно мы ничего не можем сделать. Гриша в данном случае совершенно прав. Я не уверен насчет войны. И даже не уверен, что при перемене власти что-то изменится для нас. Куда им деваться? Они же реально мыслящие люди, государственники. Конечно, гайки подзакрутят, но для принципиального разворота нет экономических возможностей. Думаю, что аналитики КГБ уже все рассчитали. Там работают специалисты. Наверняка они и с капиталистами о чем-то договорились, без международных кредитов что-либо начинать бессмысленно. Государственная казна пуста, мы бедны, как «конторские крысы». Не спонтанно же это все. Успокойся и расслабься…

— Меня пугает, что податься некуда. На твоем Урале, похоже, то же самое… А насчет бедности… Именно она доводит до революции и погромов.

— Ленин учил, что революция экспоненциально ослабевает от центра к периферии. Поэтому если реализуется твое карканье, то послезавтра поедем отдыхать на Урал. На всякий случай собирай вещи. О финансах не беспокойся — у меня есть. Гриша тоже какую-то наличку в банке взял, я не стал уточнять. А если там будет, как в Москве, то у нас Таджикистан в запасе имеется. Оттуда можно уехать за границу. Живы будем — не помрем.

— Умеешь ты успокоить… Царскую семью как раз на Урале расстреляли. Мне не звони. Я сам буду связываться.

— А если что-то срочное? Ты лучше не отключай телефон, а просто не подходи к нему без условного сигнала. Я тебе сделаю три звонка, потом положу трубку и перезвоню. Договорились?

— Договорились.

— Повторяю: не паникуй. Своим привет передавай.

Родик вышел на лоджию. Дождь продолжался. Москва с высоты пятнадцатого этажа, пропадая в туманной дымке, не радовала глаз. Стены домов с водяными подтеками, мокрые, разноцветные и разноформенные крыши создавали ощущение беспорядка. Во дворе, старательно обходя лужи, с собакой на поводке двигалась бесформенная фигура в плаще с капюшоном. Собака дергала поводок, фигура совершала резкие шаги, стараясь попасть под кроны тронутых осенней желтизной деревьев. Больше никого не было, и даже просматриваемая в просвете домов улица пустовала.