Изгнанник вечности, полная версия - Сергей Гомонов

— Что хозяин, что его пес!

— Это псица… — не сводя с нее глаз, пробормотал тот, как во сне.

Девчонка безразлично махнула рукой:

— Пустяки, это неважно! Главное, что вас с нею — обоих — можно показывать за деньги на площадях.

— Вот как?

Нат понял, что друг хозяина не услышал ее слов, да они ничего и не значили. Она и потом частенько любила подколоть собеседника внезапной шуточкой.

Сетен смотрел на незваную гостью, словно та была безумно красива. Что-то застило ему глаза, что-то очень сильное и бесповоротное, потому что волк видел и неподвижность ее лица, сравнимую лишь с покойницким окоченением, и неприязненность взора, и искажение черт, и сутулость, и худобу. Ее громадные угольно-черные глаза блестели, вытаращенные, точно она была в постоянном ужасе или же попросту страдала от какой-то опасной болезни. Густые черные брови почти сходились над тонким длинным и хрящеватым носом, который нелепо торчал крючком. Да и в целом было в ней что-то неженственное, грубое, настырное.

Вскоре все они узнали, что зовут ее Ормоной и что живет она в западной части Эйсетти со старой теткой, без родителей, о судьбе которых она избегала говорить и тогда, и впредь. Только Нат знал из ее мыслей, что мать Ормоны когда-то была провидицей, но после рождения дочери отчего-то утратила память и никого не узнавала: каждый день для нее начинался с того, что ей рассказывали обо всем, в том числе и о ней самой. Это так походило на нынешних Падших, которые не ведали своих прошлых воплощений!

В интернат, как всех остальных в ее возрасте, девочку отчего-то не отправили, она так и осталась жить с теткой — Ормонины мысли о матери странным образом путались: провидица вроде и была, а вроде ее и не было. И Нату казалось это странным.

Тессетен и волки проводили новую знакомую почти до самого ее дома — быстро темнело, а в темное время по городу любят шастать нехорошие люди, которых прежде на Оритане не водилось.

— Ты знаешь самого Паскома? — удивилась она, когда Сетен упомянул имя хозяйского Учителя. — Ну надо же! А я его лишь помню…

— Ты Помнящая?

— Не стоит бросаться громкими словами, — как рассудительная взрослая женщина, промолвила пятнадцатилетняя девчонка. — Я просто помню… кое-что. И… ты ведь тоже из Падших, да?

— Таких на Оритане сейчас абсолютное большинство, — усмехнулся молодой человек, похлопав по шее прибежавшую к нему Бэалиа, а вот Нат шел рядом с ними, как приклеенный, и слушал, слушал, слушал. — Кто не стал Падшим, тот успел Взойти еще полтысячелетия назад. Но моего имени, как и многих, нет на скрижалях Храма…

— Это тебе Паском сказал?

— Да.

— Но Паском не стал Падшим, а он здесь.

— Он здесь из-за Ала.

Она странно посмотрела на него, словно вглядываясь внутрь, сквозь телесную оболочку:

— Угу, из-за Ала… Тетка говорила, что по рассказам наших соседей я родилась при помощи Паскома, но после он ни разу не приходил в наш дом. А я хотела бы его увидеть, поговорить.

— Если он захочет, я познакомлю вас.

Лицо Ормоны покривила легкая улыбочка:

— Какие у вас высокие отношения! А что, он так строг и неприступен?

— Нет-нет, он просто очень занят, я сам редко вижу его.

— Он по-прежнему ходит в своем пингвинском черном камзоле с поднятым воротником и выглядит так, будто проглотил длинный шест? — она собрала пальцы в щепотку и сделала ими движение от носа вперед, будто дорисовывая воображаемый клюв.

Тессетен не выдержал и рассмеялся. Она так точно передала главные черты образа Учителя Ала, что Паском сразу же возник перед его мысленным взором.

Может быть, настроение друга хозяина передалось и Нату, но когда Сетен и его новая знакомая прощались, та уже не показалась волку такой некрасивой. У нее ожило лицо, нос стал изящнее, спина прямее, а взгляд — мягче.

— Мы еще встретимся? — спросил он, явно боясь отказа: хоть Тессетен и пользовался некоторым вниманием девушек, то было больше интересом к его характеру и необычному строю мысли, воспитанному в процессе ежечасной борьбы за выживание. Однако Нат хорошо знал, что эти девушки не вызывали у хозяйского друга и тени тех чувств, которые так легко, походя, одним своим появлением разбудила эта странная девица, а оттого их отповедь не огорчила бы Сетена настолько, насколько могла бы огорчить отповедь Ормоны.

— Знаешь, если бы я не хотела, чтобы мы встретились еще, ты не прошел бы со мной и половины пути. А вот мой дом. Но вот войдешь ли ты в него, я обещать не могу.

Она была очень уверенной в себе и прямолинейной. Казалось, она понравилась другу хозяина тем, что совершенно не хотела нравиться ни ему, ни кому бы то ни было еще.

Тессетен посуровел и ушел в себя на все время возвращения домой и остаток вечера, пока Ал не вернулся после учебы и не забрал своего пса. Конечно же, его думами теперь завладела эта девчонка, и он проходит таким до следующего свидания. Он не хочет ее потерять, но мысль о том, что их отношения могут не сложиться, подтачивает его. Словом, налицо была юношеская трепетная и столь же смешная для окружающих, сколь драматичная для главного персонажа, влюбленность. Однако знал об этом лишь волк, другие ни о чем не подозревали: Сетен умел скрывать всё, кроме гнева.

— Созидатели рождаются, чтобы сделать этот мир прекраснее, а людей — лучше, — однажды услышал Натаути слова кулаптра Паскома, и они отчего-то запомнились ему, этому странному северному волку, понимавшему человеческую речь.

В настоящее, крепкое чувство эта влюбленность переросла очень быстро. Было еще немало встреч Тессетена с той девушкой, и вот однажды Нат просто не узнал Ормону. Прелестное юное создание стояло перед ними, улыбаясь. А для Тессетена она была все той же, он и при первой встрече видел ее такой.

В ней поменялось все — даже голос и запах, а изменить запах нарочно не может никто, кроме самой Природы. Но это случилось, и Нат видел перед собой неразгаданную тайну. Шерсть так и поднялась дыбом у него на затылке от соприкосновения с чем-то, от чего бегут даже льстивые кошки. Сначала ему захотелось выть, рычать и гнать хозяйского друга прочь от нее. Однако Бэалиа тоже любила Ормону, словно бы та завладела сердцем Тессетена через сердце его собаки. Нат остался в одиночестве и смирился, видя, как все люди очаровываются новой Ормоной — красавицей, каких редко видит белый свет. А вскоре волк понял, что она — такая же, как он сам. Только с другим знаком. И даже Сетен воспрянул духом и перестал сомневаться, когда она вдруг ответила ему пылкой взаимностью и согласилась стать женой. Это было минувшим летом, незадолго до празднования Теснауто[9]…