Прошлое и будущее - Шарль Азнавур

Чего не стоит делать, чтобы заработать на кусок хлеба

Обосновавшись в Париже, немцы захотели всей той показной роскоши, которой издавна славилась наша столица: «Gross Pariss[15], музик, шампань, симпатичные матмазель». Мало — помалу кабаре стали открываться для посетителей. Меня пригласили в клуб «Жокей» на Монпарнасе, куда я добирался на роликовых коньках. Ночью возвращался на улицу Наварен все на том же средстве передвижения, тогда еще достаточно редком. Поначалу немецкие патрули, проверявшие наличие ausweis[16] у тех, кто болтался на улице, останавливали меня. Но потом стали узнавать звук роликов и, зная, что мои документы в порядке, оставили в покое.

В то время у меня был носовой полип, который доставлял большие хлопоты и мог оказаться роковым для моего здоровья. Не раз приходилось являться в комендатуры разных провинциальных городков с удостоверением о крещении, выданным парижской Армянской церковью. И еще чаще надо было подтверждать свою благонадежность, ведь мы говорим о благонадежности! Я выходил оттуда свободным, но какое это было унижение!

Меня, наконец, приняли в труппу, которая показывала ревю с участием симпатичных юных дам, и мы отбыли в турне по Франции. В этой программе я, как обычно, исполнял скетчи, танцы апачей и пел. Партнершей моей была ведущая артистка труппы Сандра Дольза. Там я познакомился с очаровательной танцовщицей Кристианой, и в первый же вечер в целях экономии — бог мой, хороший предлог! — мы поселились с ней в одном гостиничном номере. Для поездки в турне, которое сулило неплохие деньги, надо было приодеться. Родители, не раздумывая, продали мебель. Увы, через несколько дней маленький чемоданчик, в котором обычно умещался весь мой багаж, превратился в самый настоящий чемодан, и я вдруг обнаружил, что у меня прелюбопытный гардероб, состоящий из вещей, купленных в соседнем магазине подержанной одежды.

Как только закончилось это турне, я примкнул к театральной труппе под руководством Жана Дасте. Аида играла у них на пианино, потому что в программе были еще и народные песни. После нескольких репетиций я вновь разъезжал по дорогам Франции, на этот раз со спектаклями «Надоеды» Мольера и «Арлекин — чародей» Жака Копо. Я появлялся на сцене в костюме Арлекина, вися на лонже — здравствуй, Тарзан! — и прекрасно справлялся с тем, что касается эстрадной части спектакля.

Лулугасте

Теперь даже не могу сказать, где и при каких обстоятельствах познакомился с Джеком Джимом. Это было в годы оккупации. Помню только, что он работал в концертном зале «Олимпия» капельдинером и искал композитора, который смог бы положить его тексты на музыку. Я взялся за дело и написал очень ритмичную мелодию, мы с Джеком дали песне название «На колокольне живут совы». Кроме самого названия, не могу припомнить ни одного слова и ни единой ноты из той забытой песенки нашей молодости. Гордый своим первым творением, я каждый вечер исполнял его в кабаре «Жокей», несмотря на полнейшее равнодушие зрителей, более того, даже решился преодолеть свою застенчивость и, надев роликовые коньки, съездить показать ее какому‑нибудь музыкальному издателю. Поскольку уж я решил добиться известности, то подумал, что лучше сразу встретиться с тем, кто нынче в моде. Выбор пал на композитора Лулу Гасте, многие вещи которого пользовались большим успехом. Он принял меня очень любезно, совершенно не удивившись своеобразному наряду, в котором, кстати, я обычно пел в кабаре — черным брюкам, хлопчатобумажному спортивному свитеру того же цвета и сандалиям, которые тогда называли «босоножками». Более приличной одежды у меня не было, но это был стиль богемы Сен — Жермен‑де — Пре, к которой я пока что не имел никакого отношения. Лулу усадил меня за пианино, сам устроился рядом и знаком показал, что можно начинать. В качестве вступления я взял три единственных аккорда, которые знал, — до минор, фа минор и соль мажор, а затем без всякого перехода принялся терзать пианино, выкрикивая слова и, чтобы лучше передать ритм песни, стучал в такт ногами, словно решил во что бы то ни стало проломить пол. Большая часть аккордов звучала фальшиво. Как бы то ни было, меня уже понесло, и чем дольше я пел, чем дольше играл, чем усерднее стучал ногами, тем больше ускорялся темп. С песней, которая должна была длиться около трех минут тридцати секунд, справился за две минуты пятнадцать. После этого, несмотря на удивленное, я бы даже сказал ошеломленное выражение лица Лулу и долгое молчание, последовавшее за моим исполнением, предложил показать другую, такую же ритмичную песню, написанную вместе с Джеком Джимом, под названием «Свинг Деда Мороза». Лулу, продолжая вежливо улыбаться, похвалил меня, но сообщил, что его издательство не интересуется песнями такого рода, и любезно проводил до дверей. Спустя годы, остепенившись и уже имея небольшой опыт сочинительства, я снова повстречал Лулу Гасте, который к тому времени женился на Лине Рено. Она‑то и рассказала мне финал истории, известной всем их друзьям. Оказывается, после моего ухода жилец снизу прибежал узнать, что за катастрофа случилась у Лулу, потому что под моими сокрушительными ударами на них чуть не упала хрустальная люстра, а на обеденный стол посыпались куски штукатурки. С тех пор мои аккорды стали звучать намного лучше, да и сам я стал разумней, во всяком случае, хотелось бы в это верить!

Рош и Азнавур

Однажды вечером 1942 года Аида, посещавшая Клуб шансона, куда артистическая молодежь приходила для того, чтобы испытать свои возможности перед небольшой аудиторией, вернулась в сопровождении молодого человека. Когда я открыл дверь, она шепнула: «Скажи, что это твой друг, его зовут Жан — Луи Марке». В тот вечер, не успев уйти домой до комендантского часа, он остался у нас ночевать. Тогда ни у кого не было желания появляться на улице после полуночи. Если ночью партизаны совершали диверсию, немцы тут же забирали из комиссариатов полиции полсотни людей, задержанных за нарушение режима, и расстреливали их в назидание остальным. Жан — Луи быстро стал другом дома. Я тоже начал посещать Клуб, одним из многочисленных создателей которого был Жан — Луи. Там я познакомился с Пьером Сака, Лоуренсом Ренером и Пьером Рошем. В среде молодых артистов Клуб начинал пользоваться успехом. Из маленького зала в IX округе он переехал в красивый дом на улице Понтье, поближе к Елисейским полям, в просторное помещение на последнем этаже. Все мы с большим рвением занялись уборкой, обустройством сцены, кухни и рабочих классов, где Запи Макс должен был проводить уроки чечетки, Джейн Пьерли — уроки пения и AM. Жюльен — драматического мастерства.