Охотник. Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

Интересно, сколько времени он путешествовал по сознанию пациентки? ТАМ время не существует. Может, прошла одна секунда, а может, часы или даже дни. Безвременье. В нем возможно все.

– Я… я не знаю, что надеть… – потерянным голосом сказала женщина и запахнула махровый халат, обхватив себя руками, будто мерзла. – Тут ничего нет для меня. Вот, только халат нашла. И рубаха была… А где он сам, Виталик?

«Хотелось бы знать, где этот чертов Виталик!» – подумалось Сергару, но вслух он ничего не сказал, промолчал. И правда, куда тот подевался?

– И как мне жить дальше? – вдруг спросила пациентка, и Сергар усмехнулся уголком рта:

– Счастливо, как же еще?

– Ты не понимаешь! – с ноткой раздражения констатировала бывшая старушка. – Я на пенсии, живу в обычном доме, в двухкомнатной квартире, меня все соседи знают. Представь, я прихожу домой такая… хмм… ну… вот такая! (Она провела руками по бедрам и вздохнула.) И что решат соседи? Что какая-то воровка убила старушку и пришла поживиться ее добром! И как тебе это?

– Никак, – отрезал Сергар. – Не о том думаешь. Иногда я вообще не понимаю людей! Ты получила второй шанс, жизнь заново. Молодость, здоровье – такого здоровья, возможно, у тебя не было вообще никогда в жизни! И ты говоришь о своей жалкой пенсии?! О своей поганой квартире? О каких-то там соседях, которые примут тебя за воровку? Ты вообще в своем уме?! Ты знаешь, сколько людей отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте?! Начать все сначала, стать молодой, красивой? Сбросить пятьдесят лет жизни?

Они помолчали, и женщина, как-то виновато улыбнувшись, дрогнувшим голосом сказала:

– Ты прав… дура я. Совсем дура. Мозги перекосило от всего происходящего, и не сообразила. Правда, что мне в тех документах? Что мне в этой проклятой квартире? Жизнь с начала – это ли не счастье?! С моими знаниями, с моим опытом… Впрочем, на кой черт мне этот опыт?! Вот я – доктор наук, биолог, врач-эпидемиолог, а чего добилась? Квартиру дали? Так не мне, мужу, военному! Не мне! Всю жизнь возилась в трупах лабораторных крыс, в кишках покойников, людей спасала, и что получила? Пенсию в пятнадцать тысяч – и то спасибо! Персональная пенсия! У других меньше! А сын вот бросил научную деятельность, занялся политикой, бизнесом, этим грязным делом – и сам видишь, что получилось! Такое государство развалили, такое государство! Негодяи!

Ее голос осекся, она бессильно махнула рукой, уселась в другое кресло, возле окна. Помолчала и, видя, что Сергар никак не комментирует ее слова, усмехнулась:

– Думаешь, чего я так разбушевалась, да? Обидно, понимаешь… меня воспитали патриоткой. Родители воевали, мать снайпершей была, отец всю войну прошел – вот скажи им, что родины, за которую они бились с фашистами, больше нет. Развалилась на несколько стран, большая часть из которых просто ненавидят Россию – что бы они сказали, мои старики? Да они плюнули бы в глаза негодяю, который сказал такую подлую гадость! Они руки бы ему скрутили и отвели куда надо, чтобы не смущал умы честных граждан! Что натворили, ну что натворили, а?! Вот сын мой – откуда у него такое богатство? С дружками своими институтскими нахапали, наворовали, у народа из кармана забрали! А разве я этому его учила? Разве я так хотела?! Я видела его профессором, академиком, возможно даже нобелевским лауреатом! Человеком, которым можно гордиться! А теперь что? Вижу в новостях его фамилию и каждый раз жду известия, что его ведут под белы рученьки прямо к судье! Чтобы ответил за свои преступления! Что, ЭТО нормально?

– Не знаю, – сухо сказал Сергар, воспользовавшись паузой перед очередным монологом возмущенной дамы. Он прекрасно понимал, что происходит, потому и помалкивал – пусть выговорится. Словесный понос – нередкая реакция на такое глубокое лечение. Все реагируют по-разному, зависит от пациента. Кто-то пытается наброситься на лекаря и тут же заняться с ним сексом, кто-то плачет, кто-то истерически смеется, не в силах остановиться. Ну и у некоторых случается словесный понос, когда они выдают все, что накопилось у них в мозгу, рассказывая такие вещи, которые и близкому-то человеку рассказать не совсем удобно.

Конец ознакомительного фрагмента.